«Ты держись, у тебя все еще будет хорошо», – сколько раз я слышала эти приторные слова с сожалеющим тоном. Спасибо, хватит уже этих сочувственных взглядов. Когда я обивала пороги Центра по искусственному оплодотворению, то получила их сполна. А потом еще этот статус – разведенка. Для многих женщин он страшнее ядерной войны. После развода некоторые мои замужние подруги посчитали нужным одарить меня своим непрошеным утешением. Покровительственно-сочувствующим голосом, со злорадством в глазах они пели, как сирены, что все у меня еще будет хорошо, главное – не отчаиваться.

«Да я не отчаиваюсь, – отмахивалась я, – наоборот, мне так комфортнее».

«Не нужно нас обманывать, мы же видим, как тебе плохо», – настаивали они.

Я с ними не спорила, теперь у меня нет этих самых подруг.

«Нужно прекратить общение с людьми, из-за которых вы плохо себя чувствуете», – а это слова моего психолога. Я ее явно недооценивала: оказывается, она мне многое дала.

Мой нос уловил съедобные ароматы: наконец-то начали разносить еду. В путешествиях мне всегда хочется есть, к тому же еда кажется какой-то особенно вкусной, даже если это жилистый гуляш и пюре с комочками. Едва я опустила складной столик перед собой, как впередисидящая дама точным взмахом головы закинула свои волосы прямо на него.

Как жаль, что у меня нет с собой ножниц.

– Девушка-а‐а! Лохмы свои уберите! – Моя вездесущая соседка среагировала быстрее меня. И любительница раскидывать длинные волосы немедленно убрала свою шевелюру с моего столика и даже тихонько, еле слышно, извинилась.

– Ну что за люди такие? – продолжала возмущаться Яна, будто девушка нанесла ей личное оскорбление. – Не знают никаких норм приличия. Вы согласны со мной, Инга, что сейчас очень мало воспитанных людей?

Неизвестно, сколько лился бы из нее праведный гнев, но стюардесса подала нам ужин, и наконец-то рот моей соседки оказался занят едой. Курица с рисом и овощами меня разморили, я закрыла шторку иллюминатора и, откинув спинку кресла, проспала почти до самого Горно-Алтайска. Сразу после приземления, когда самолет еще двигался, бабульки с подсиненными волосами, сидевшие впереди, подскочили со своих мест и стали яростно выуживать ручную кладь из багажного отделения. Одна увесистая сумка шмякнулась на голову мужчине, тот начал громко возмущаться, снова заплакал младенец. Стюардессам пришлось успокаивать мужчину, младенца и рассаживать обратно по местам бабушек.

После остановки самолета салон заметно оживился: люди повскакивали со своих мест, хватая багаж, и торопливо ринулись к выходу, будто им дали команду покинуть самолет за минуту. Подавляющее количество пассажиров были туристами, их легко отличить от местных или командировочных по увесистым рюкзакам и тщательно оберегаемой технике, с помощью которой они снимут прекрасные виды Горного Алтая. Перед тем как отправиться в путешествие, я досконально порылась в интернете и многое прочитала про этот край. До сих пор не знаю, почему я выбрала поселок Чулык, такое ощущение, что он сам нашел меня. Сначала мне на глаза попался красочный буклет в моем почтовом ящике, затем я увидела рекламу на компьютере. Еще год назад я бы ни за что не полетела сюда, в глушь, где электричество дают по часам, а про интернет, скорее всего, придется забыть. Но сейчас все было по-другому. Рекламный флаер обещал умиротворяющий ретрит, восстанавливающий душевные силы, энергетические практики, обретение гармонии и прочую дребедень. Честно говоря, я не сильно верю во все это, просто картинка на флаере меня зацепила. Аутентичное, далекое от цивилизации место на берегу Телецкого озера, окруженное цепью Алтайских гор. Я такое видела только в кино.

Длинное чудаковатое животное с круглыми глазками вдоль туловища начало выпускать своих питомцев на волю. Стюардессы в форме цвета спелого апельсина, профессионально ослепительно улыбаясь, желали всем хорошего дня.

Я вынырнула из самолета, и свежий воздух дохну́л мне в лицо, как если бы в душном помещении резко открыли форточку. У меня на миг закружилась голова, и я крепко схватилась за перила трапа. Мой организм, привыкший к пыльному, пропитанному смогом воздуху, был приятно удивлен.

Бело-голубой аэропорт в Горно-Алтайске показался мне маленьким, почти крохотным, особенно в сравнении с Шереметьевом. В зале встречающих я заметила скуластого желтолицего мужчину, державшего над головой табличку с надписью «Кубай»; значит, мне к нему. Моя шумная соседка с сыном, идущие впереди меня, тоже направлялись к мужчине с табличкой. Они поздоровались, обменявшись несколькими фразами, – видимо, он встречает их уже не в первый раз. К нам присоединились еще несколько человек: пожилая пара, все время державшаяся за руки, смуглый подросток с дредами и высокий худощавый парень в красной бейсболке.

После того как все получили багаж, встречающий повел нас на парковку. Там нашу группу из семи человек рассадили по двум рамным внедорожникам с диодными фонарями на крыше и мощными решетками радиаторов. Эти джипы мне напоминали хищных животных.

Наш водитель, он же гид, представившийся Сыгыром, сказал, что отвезет нас на пристань Артыбаш, а оттуда на катере мы доплывем до Чулыка. Мы выехали из аэропорта и сразу стали подниматься по извилистой эстакаде, возвышающейся на несколько метров над землей. Наш внедорожник ехал первым, за нами на короткой дистанции вилял второй автомобиль с туристами. В отличие от Яны, прикрывшей глаза, и Марика, построившего солидный бизнес в своей виртуальной игре, я с жадным интересом смотрела в окно. Столица республики Алтай мне показалась малозаселенной, спокойной. Вдоль залитых солнцем улиц зеленели кустарники, кудрявыми сиреневыми пятнами пестрели гроздья еще не отцветшего маральника, разлапистые кедры, точно городские стражи, устало поглядывали на немногочисленных прохожих. За серыми панельками, словно приглашая ехать дальше, поскорее выбираться из города, призывно выглядывали горные вершины.

Когда мы выехали на Чуйский тракт, у меня перехватило дыхание. Необъятные просторы, кажется, вобрали в себя все оттенки зеленого цвета: от бледно-фисташкового до малахитового. Они трепетали, вибрировали, бились, как сердце в груди. Почему-то именно это слово пришло мне на ум, когда я смотрела на густые леса, блестящие ленты рек, крутые обрывы, горные отроги, похожие на клыки великана.

Горный Алтай и есть сердце Земли.

Все вокруг дышало свободой, величием и какой-то особенной горделивостью. Куда ни кинь взгляд – повсюду бесконечный простор, слияние неба и земли. Невесомые, без конца меняющие форму облака выстраивались в длинный хребет невиданного животного, потом разделялись и вытягивались в незаурядные башни-колпаки и уходили за горизонт. Небо разливалось бледно-лиловым свечением, оно пылало, и от него, как от плещущейся воды, волнами расходились лучи. На миг мне показалось, что предметы вокруг двоятся, бликуют, рассыпаются на пиксели и появляется величественная фата-моргана.

Глядя на «сердце Земли», я почувствовала, как мое сердце наполнилось уверенностью и неожиданной легкостью. Я смотрела в окно, восторгаясь величественными горами, поросшими соснами и кедрами. Желтые маки, фиалки, примулы, ромашки, огромные синие аквилегии, точно пестрые домотканые ковры, стелились по склонам гор и сопкам.

– Урочище Чехмык, – сказал Сыгыр, останавливая машину. Другой внедорожник тоже съехал на обочину. – Прошу на выход, такую красоту нужно получше рассмотреть, – добавил гид и открыл нам дверь.

Я выхожу из машины и вдыхаю сочащийся ароматами земли и трав воздух. Ветер тут же надувает мою футболку, щекочет ребра.

Сколько же здесь воздуха! Можно вечно дышать и не надышаться. А пространства! Бесконечность.

Гид жестикулирует, показывает на горы, рассказывает про знаменитую Белуху и Катунь, протекающую совсем рядом. По его словам, это самая длинная и полноводная река Алтая, чье название переводится как «хозяйка», а Чуйский тракт входит в десятку самых красивых трасс мира. Я ему охотно верю.

До моих ушей доносится шум реки и взбудораженные голоса туристов на рафтах. Катунь – бесстрашный свинцовый поток, точно артерия с мелкими ответвлениями. Она гремит, шумит, угрожающе бурля на порогах. Надувную лодку подбрасывает на камнях, люди визжат, взмахивают веслами, преодолевают порог, радуются. Я радуюсь вместе с ними. Парень в красной бейсболке свистит рафтингистам, они машут ему в ответ.

Еще минуту назад почти безоблачное небо тускнеет, над головой появляются тяжелые темнобрюхие тучи. Свежий ветерок становится вмиг холодным, и не успеваю я подумать, куда же могла положить свою джинсовую куртку, как на землю падают несколько тяжелых капель дождя.

Все как по команде запрыгивают в машину, не желая промокнуть. Все, кроме красной бейсболки, который продолжает смотреть вдаль, точно стараясь впитать в себя этот величественный простор и древнюю мудрость. Его белая футболка уже порядком намокла и прилипла к телу. Ненормальный какой-то, констатировала я, поежившись.

Наконец и он, не выдержав напора дождя, поливавшего землю точно из открытого шланга, сел в машину.

– Переждем ливень и поедем, – устало протянул Сыгыр, и на его плоском скуластом лице проступили морщинки.

Все пассажиры внедорожника напряглись, даже Марик оторвался от своей игры и, нахмурившись, посмотрел в окно. Мне сильно захотелось пить, и я, запустив руку в рюкзак, нащупала пластиковую бутылку. Воды оставалось на один глоток.

– Вот, возьмите. Я даже не открывала. – Яна протянула мне бутылку воды «Эвиан».

Поблагодарив ее, я жадно выпила полбутылки. Мужчина в красной бейсболке, сидевший рядом с Сыгыром, повернул голову, задержав на мне взгляд. Вдруг машину затрясло, снаружи что-то загудело, точно рев работающего двигателя самолета, по стеклам поползли водные дорожки. У меня перехватило дыхание, я едва не вскрикнула.

– Ревущие ветра сегодня особенно разговорчивы, – сказал гид и отхлебнул из бутыли ярко-зеленой жидкости.

Марик, сидевший по правую сторону от меня, выключил планшет и, достав телефон, стал снимать раздухарившуюся бурю на видео.

– Прикол. В школе покажу, – хмыкнул он.

В отличие от него я не была столь оптимистична. Мне вдруг показалось, что я останусь здесь навсегда и уже никогда не выберусь из этого внедорожника. Пройдут годы, прежде чем люди найдут нас, а точнее то, что от нас останется, – пять иссохших скелетов, обглоданных хищниками. Автомобиль резко дернулся, но ветер тут был ни при чем, это Сыгыр нажал на педаль газа. Кружась и завихряясь, буря двинулась в другую сторону, к северу, минуя нас. Мутная пелена еще заслоняла горизонт, но уже можно было разобрать, куда ехать, и мы тронулись с места. Второй внедорожник, силуэт которого едва просматривался в окне, последовал за нами.

Мы съехали с Чуйского тракта и покатили по более узкой дороге, идущей через поселки. Туньжа, Чоя, Ускуч, Верх-Бийск, Тулой – пролетали вывески с названием населенных пунктов, в которых жило двести, а порой и всего пятьдесят человек. Ненадолго скрывшееся за тучами солнце вновь золотило колышущиеся волнами луга, на которых мирно паслись поджарые кони и кудрявые, точно грязная сладкая вата, овцы.

Гид, оказавшийся очень болтливым, всю дорогу травил легенды про снежного человека, обнаруженного на вершине горы Белуха, и алтайских духов.

– Полная чушь, – шепнула мне Яна, скептически цокнув, – никакого снежного человека не существует.

– А алтайские духи? – спросила я.

Она пожала плечами.

– Местные в это верят. Видите, – она показала на деревья с развевающимися на ветру привязанными белыми кусочками ткани, – это Кыйра, священные ленты, для подношения духам. Здесь много разных духов: Тенгри, Этуген, всех и не упомнишь. Главное – не навязывать местным свое мнение по поводу веры, и все будет гуд.