В Усть-Пыжа мы сделали остановку, потому что Марик срочно захотел в туалет, а гид курить. Пока все занимались своими делами, я подошла к торговой палатке, разглядывая деревянные сувениры, похожие на крохотные идолы, разноцветные камни, кусочки сталактитов. На отдельной полке стояли в ряд разнокалиберные бутылки, наполненные кровью марала. По словам продавца, эта кровь могла вылечить от любой болезни.

– Обязательно примите ванну из крови марала, – сказал он.

«Вряд ли», – ответила я про себя.

Недалеко от палатки я заметила груду камней, сваленных в кучу, из которой торчали ветки, украшенные разноцветными лентами. Я поинтересовалась у Сыгыра, что это такое.

– Дорожный Обоо – место приношения даров духам. Несколько лет назад археологи нашли здесь кости жертвенных людей и животных, а еще стрелы, – буднично проговорил гид, затягиваясь сигаретой.

– Жертвенных людей? – переспросила я, чувствуя, как в горле перехватывает дыхание. Мой обескураженный вид, кажется, смутил его, отчего мужчина немного замялся.

– Это было очень давно и вообще не факт, что правда. Археологи тоже ведь могут ошибаться. – Стараясь разрядить обстановку, он улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Давайте я вам лучше расскажу про Телецкое озеро, мы как раз к нему скоро подъедем, – добавил Сыгыр, сев за руль.

Как только мы тронулись с места, он стал с энтузиазмом рассказывать о «младшем брате Байкала». О том, что озеро очень глубокое и холодное и что оно считается проклятым.

– На его дне мертвецы. Многотысячное войско Чингисхана. Они стоят с открытыми глазами и ждут, когда их ряды пополнятся. И они действительно пополняются, каждый сезон в озере тонут десятки людей, которых потом никто не находит. – Мужчина нахмурился и покачал головой.

– Ерунда все это. Детские страшилки, – усмехнулся парень в красной бейсболке.

«Надеюсь», – подумала я. От этих разговоров, а особенно оттого, что сейчас придется плыть по «проклятому» озеру, мне стало не по себе.

– Так что купаться в нем я бы не советовал, – продолжил гид, – даже до воды лучше не дотрагиваться, чтобы не потревожить онгонов.

– А кто это? – поинтересовалась я.

– Духи предков. Они не любят, когда к ним относятся неуважительно. – Сыгыр строго посмотрел на меня через зеркало заднего вида, будто я намеревалась их тревожить.

Чем ближе мы подъезжали к воде, тем чаще нам попадались прогнившие, перевернутые днищем вверх лодчонки и тем реже встречались люди. У меня создавалось такое ощущение, что мы едем на край света, где кроме нас, тех, кто находился в машине, больше не было никого во всем мире. Только горы, сопки, леса и бесконечное, точно синий хрусталь, небо. Все вокруг поет, цветет, вибрирует, живет своей слаженной жизнью, которая не терпит чужаков, тех, кто тревожит…

Асфальтированная дорога давно закончилась, и мы уже несколько часов как тряслись по разбитой грунтовке. С каждым километром она становилась все хуже (хотя куда еще хуже?). Внедорожник подпрыгнул на очередной кочке, и задремавший парень в красной бейсболке стукнулся головой о стекло, открыл глаза и грязно выругался. Марик тихо хихикнул, а Яна окатила сквернослова злобным взглядом.

Впереди показалось что-то похожее на скелеты динозавров, не переживших суровые времена. Дюжина остовов деревянных лодок и покрытых коррозией катеров, разбросанных по берегу Телецкого озера, нашли свое последнее пристанище.

– Это место, которое духи создали в гневе, – печально проговорил Сыгыр.

– Крутяк! – восторженно отозвался Марик и сделал несколько снимков.

Я тоже достала телефон и сфотографировала застывшие туши лодок. Заброшенная буровая вышка, сваленная ветрами, обломки судов, покрытый ржавчиной баркас, севший на мель, но все еще покачивающийся в воде, – все выглядело удручающе и завораживающе одновременно.

Остановившись у небольшой пристани, Сыгыр заглушил мотор.

2

Яраньше никогда не видела такого огромного озера. Меня всегда восхищала и ужасала водная стихия. Я не боюсь летать на самолете, не боюсь высоты, закрытого пространства, но вот глубина всегда вызывала первобытный страх.

Словно чувствуя его, озеро, как шаловливый ребенок, решило позабавиться с новой игрушкой, вздымая гребни волн. Визгливые озерные чайки кружили над выброшенной на берег рыбой, их теснил крупный баклан. Сыгыр и второй гид-водитель передали нашу группу туристов другому сопровождающему: худому, как трость, парню в камуфляжном костюме и соломенной широкополой шляпе, которая пристегивалась шнурком. Я надела похожую шляпу, туго завязав ее на шее. Солнце, подходившее к зениту, разошлось не на шутку и, кажется, решило спалить все вокруг к чертовой матери.

Поздоровавшись со всеми присутствующими, парень представился Хароном. Ну и имя… Я сразу вспомнила перевозчика душ умерших через реку Стикс в подземное царство мертвых. Скорее всего, родители этого Харона не знали древнегреческую мифологию, раз так назвали сына. Благо моим родителям хватило здравого рассудка дать мне нормальное имя, хотя что оно означает, я не знаю; возможно, у него тоже зловещее происхождение.

Все разом засуетились, забираясь в моторную шлюпку, выглядевшую примерно как затопленный ржавый баркас на берегу. Первыми в лодку запрыгнули пенсионеры (я все больше убеждаюсь, что эти старички что-то себе подмешивают в лекарство), за ними Яна, Марик и подросток в растаманской шапке и с дредами. Глядя на всепоглощающий организм озера, я растерялась, да еще этот багаж и рюкзак, весивший с тонну. Парень в красной бейсболке взял мой тяжеловесный чемодан и сильными жилистыми руками перенес его в шлюпку. Он оказался сильнее, чем выглядел, надеюсь, шлюпка тоже производит обманчивое впечатление.

Когда я на нее посмотрела, меня вдруг охватило тревожное чувство, что нужно отсюда бежать. Хватать свои вещи и уезжать, пока не поздно. Но когда молодой человек подал мне руку, я шагнула в лодку, и перевозчик по имени Харон завел мотор. Пыхтя и плюясь сизым дымом, старая шлюпка устало поскребла по водной глади, окутанной туманной дымкой. Сноп брызг сразу же окатил мою левую руку, и я как можно дальше отодвинулась от края шлюпки. Только бы это старое корыто не затонуло. Я невольно вспомнила рассказы гида про глубину в двести метров и лес мертвецов на дне озера.

На вопрос, имеется ли в лодке спасательный жилет, Харон одарил меня таким взглядом, будто я попросила его показать мне белых медведей. Он несколько минут глядел на меня не отрываясь своими блестящими узкими глазами, выглядывающими из-под широких полей шляпы. Потом он покачал головой, словно сожалея о чем-то, и посмотрел вверх. В небе визжали озерные чайки, их крик напоминал детский плач. Свистя серыми маховыми крыльями, над головой пролетел тонкоклювый кулик. На верхушках волн показалась стайка серебристых рыбок. Минуя гребешки волн и лавируя между ними, они то исчезали, то снова выпрыгивали из воды. Послышался громкий всплеск, и я увидела стаю черных крупных рыб. Они плыли рядом, почти касаясь левого борта шлюпки, как раз там, где я сидела. Все как по команде схватились за телефоны, даже пожилая пара защелкала затвором на профессиональном фотоаппарате. Я же посильнее вцепилась в расшатанный поручень лодки, не имея никакого желания делать лишние движения. Парень, который помог мне подняться на борт, сидел напротив и с любопытством смотрел на косяк рыб. Резкий порыв ветра сорвал с него бейсболку, и она упала в воду, как капля крови.

Кровь. Почему-то это слово пришло мне в голову. Харон, заметивший слетевшую бейсболку, неодобрительно покачал головой, что-то бормоча себе под нос. Весь его вид выказывал неодобрение и толику жалости.

Ветер подхватил и растрепал волнистые золотисто-карамельные волосы парня. Я безотчетно засмотрелась на него, хотя и не сказать, что он был красив. Заметив мой взгляд, парень улыбнулся, и я поспешно отвернулась, демонстрируя чрезвычайный интерес к черным рыбам, сопровождавшим нашу лодку. Чем ближе мы подплывали к берегу, тем сильнее уплотнялся туман. Сейчас он казался молочным, как взбитые сливки. Поселок Чулык маскировался от любопытных глаз и непрошеных гостей, и мне показалось, что на миг весь мир растворился в этой белоснежной тишине.

Волнующее, странное, многоликое предвкушение вдруг накрыло меня, и почему-то стало страшно, аж мороз пробежал по спине, но в то же время сладостное предчувствие чего-то важного и притягательного манило. Когда шлюпка нырнула в марево, стая черных рыб резко развернулась, словно побоявшись пересечь невидимую черту. Мы зашли в небольшую бухту, обрамленную отлогим берегом, и сердце шлюпки перестало стучать. Каменные выступы, покрытые зелеными пятнами растительности, защищали бухту от ветров и сильных волн. Вода молочно-изумрудного цвета, как сливки в зеленой бутылке, шла рябью, и блики от нее слепили глаза.

Харон помог всем вынести багаж на пристань и, когда я уже попрощалась с ним, вдруг обратился ко мне:

– Ты не должна этого делать, – прошептал он, отведя глаза в сторону.

– Простите? – Я недоуменно уставилась в его напряженное лицо.

– Чулык… Он… – Харон затравленно посмотрел в шелестящие зеленые кущи и осекся.

– Что с ним не так? Скажите мне, раз уж начали говорить.

– Каждые три дня я причаливаю сюда примерно в это время. Просто запомни это и еще… – он задержал на мне взгляд, выражающий искреннее сочувствие, – надеюсь, я ошибаюсь и все будет нормально. – Развернулся и торопливо зашагал к своей шлюпке. Через несколько минут старый двигатель натужно загудел – сердце лодки снова ожило.

К пристани подошел сухонький мужчина с бегающими глазами. Он поклонился нашей группе и показал на УАЗ-буханку, припаркованный под сенью крупнолистного дерева. На двери микроавтобуса большими буквами выделялась надпись «Кубай» – название турбазы, на которой мне предстояло прожить десять дней. Вся группа послушно двинулась к УАЗу; пожилая пара дефилировала впереди колонны, фотографируя каждый свой шаг, мужская часть пассажиров шла следом, Яна о чем-то увлеченно разговаривала с сотрудником турбазы, тащившим тележку, под завязку заполненную багажом.

Я же не могла оторвать взгляда от удаляющейся старой шлюпки. Издали она казалась новой и красивой, оставляющей за собой бурлящий белый шлейф. Здесь все выглядело красиво, и я жадно впитывала эту красоту, приближаясь к ней, но боясь дотронуться до нее руками. Казалось, если я это сделаю, она рассыплется.

– Оставайся здесь, – пропел мягкий бриз.

– Оставайся здесь навсегда, – прошелестела взволнованная легким ветерком листва.

– Я согласна, – ответил голос в моей голове, мой собственный голос.

Меня окликнула Яна, выдернув из короткого забвения, и я поспешила к микроавтобусу. Все уже сидели на местах, с недовольными лицами поглядывая в мою сторону. Я их понимаю, сама не люблю, когда опаздывают и заставляют ждать.

В салоне все места оказались заняты, и мне пришлось умоститься рядом с медноволосым парнем, сидевшим впереди рядом с водителем. Дорога, вся в ухабах и рытвинах, заставляла «буханку» трястись и подскакивать, пыль, стоявшая столбом, не оседала, земля была высохшей и покрытой трещинами. Она жаждала влаги, ей не хватало воды. Я почему-то явственно ощутила это, точно сухая почва была моим горлом. Выудив бутылку «Эвиан» из рюкзака, я с разочарованием обнаружила, что в ней не осталось ни капли воды.

Мы ехали по грунтовой проселочной дороге, не вторгаясь в густые заросли леса, колыхавшегося чуть вдали. Все вокруг заполнял воздух и бесконечный простор, из сочной травы тут и там вздымались могучие вечнозеленые деревья, ползучая жимолость с желтыми цветочками обвивала их стволы. Почему-то мне они показались ядовитыми; я думаю, здесь много ядовитых растений и плодов. Густой ковер отдаленного леса, трепещущий как желе при прикосновении, плавно переходил в исполинские, буравящие облака горы. Сизое марево не давало рассмотреть местность внимательно – а может, сам Чулык не желал показываться нам.