Пламя внутри медленно угасает и все снова возвращается на свои места. Настроение, память, легкость.

– Визиты в наш дом.

– Может быть, это потому, что ты всегда приезжаешь после ужина домой, Никит? Или потому что никогда не бываешь дома днем. Я веду эти занятия на протяжении многих месяцев, как сын купил мне синтезатор.

– Я работаю, – отвечает так, словно это ему нужно передо мной защищаться, а не мне после подобного вопроса.

– Но и я тоже.

Мы оба знаем, что я зарабатываю приличные деньги на своих частных занятиях. Особенно если ребенок готовится к какому-то важному конкурсу, которое напрямую связано с его дальнейшей жизнью и художественной деятельностью. Занятий больше, как и заработок.

– Ты меня упрекаешь?

– А есть за что?

– Олеся, – он вздыхает и смотрит так, будто я его утомила.

– Никит, в чем дело?

– Ни в чем, – поднимает плечи и резко выдыхая, опускает их. – Я вернулся домой, а тут какой-то проходной двор.

Качаю головой с усмешкой.

– Застань ты тут массажистку, прогнал бы ее таким же вопросом?

– Ты передергиваешь мои слова, – психует.

– Тогда скажи, чего ты хочешь своим недовольством? Я не понимаю.

– Ничего, – одним словом, просто отрезает любые развития этого разговора.

– Я работаю, Никит. Работаю именно так. Тебя это не устраивает? Мне снять студию и ездить в нее каждый день? Или бросить то, чем я привыкла заниматься? То, что до сих пор делает меня живой, а не… – дыхание перехватывает от тех слов, которые я произнести не могу.

– Я не то имел в виду, Олеся. Неважно, – отмахивается. – Где дети?

– Лена пришла с практики и пошла гулять с подругой после обеда. Сын…

– Мам? – доносится голос Артура, и в следующее мгновение он заглядывает ко мне в кабинет. – О, и ты тут?

Он удивленно смотрит на Никиту, который словно понимает, отчего такое вопросительно выражение у нашего сына. Я же поджимаю губы, дав понять, что это нормально – удивляться его присутствию дома в это время.

– Ты что-то хотел, сынок?

– А… такое дело, – мнется на месте. – Там есть вариант подзаработать. Хотел предупредить, что я задержусь допоздна.

– Нет, – отрезает Никита.

– В смысле? – переспрашивает, нахмурившись, Артур.

– Я сказал, нет. Ты должен быть дома ночью, а не где-то там.

– Я каждую пятницу работаю допоздна, отец.

Никита переводит взгляд на меня, словно пытается понять правда это или нет.

– Ты знала?

– Он работает на протяжении года. Несколько дней в неделю. В пятницу допоздна, если есть такая возможность.

– Работает, – недовольно фыркает муж, протискиваясь между Артуром и дверью, бросая злое: – А должен был учиться весь этот год, который пропустил.

Сердце обволакивает болью. Сын со злостью захлопывает дверь и подходит ко мне.

– Мам…

– Все в порядке.

– Так не должно быть, слышишь?

– Мы сделали все правильно, Артур.

Глава 5

Оставшись сидеть в кабинете в одиночестве, я подъезжаю к окну и смотрю в небо. Лида открыла одну створку, и потому теплый, летний воздух с щебетаньем птиц проникает в него.

Наполняю легкие воздухом до максимума и выдыхаю. Потому что в глазах скапливаются слезы. Я провела в одиночестве много первых месяцев. Особенно вначале.

Только врачи и больше никого. Я отрицала происходящее, что являлось нормой, вроде как. Возможно, была невыносима и потому запретила навещать. Только изредка, когда становилось невмоготу, я насыщалась поддержкой родных. Тогда я хотела верить, что я – это все еще я. Верить, что в следующий раз, когда меня увидят дети, муж, я уже буду в порядке. Но время все шло, и вера медленно угасала, хотя я отчаянно пыталась ее возродить.

Морально это принять действительно сложно. Ты всего лишь хрупкое существо на этой планете. Достаточно отобрать что-то и вот ты уже не тот, кто был вчера. Об этом не задумываешься, пока это «что-то» не заберут у тебя.

Мне кажется, по-настоящему я стала бороться именно в тот день, когда услышала разговор на занятиях с ученицей. Тогда я для себя все решила и иду к своей цели более уверенно, чем когда-либо.

Должна ли я была рассказать Никите все сразу? Должна ли я была рисковать будущей карьерой сына? Он хочет стать юристом. И у него действительно есть к этому талант. Университет, куда он поступил лучший.

И действительно ли я не виновата в той аварии? Ведь это я позволила ему сесть за руль. Прямая трасса. Ровная, недавно отремонтированная дорога. Кто знал, что все так получится?

И есть ли в этой тайне причина того, что мой муж пошел в объятия к другой?

Дверь кабинета позади меня тихо приоткрывается. Интуитивно я знаю кто там. Просто знаю.

Затем медленные шаги приближают его ко мне.

На плечи ложатся крупные ладони, а к макушке прижимаются губы.

– Прости меня, – шепот проносится через все тело будто разряд тока. – Сам не ведаю, что говорю.

Никита отрывается от меня, затем берется за поручни коляски и разворачивает к себе, садясь на корточки у моих ног.

От накатывающих слез ни следа. Мы сталкиваемся взглядами, словно две стихии. Но кто теперь он? А кто я? Помню, как мне казалось, что мы продолжение друг друга, потому что отражаемся в глазах напротив. А напротив, всегда был только он. Теперь в его глазах отражаются не только мои. Теперь я будто смотрю на нее. И это по-настоящему больно.

– Прости, – повторяет, а я поднимаю с колена ладонь и подношу к его лицу, чувствуя, как все мое самообладание летит к черту.

Почему я все еще люблю его? Почему все еще больно от его нелюбви?

А прощение? За что он хочет его получить? За другую? За слова, которыми так часто ранит? Или за все в целом?

Касаясь к его мягким щекам, я провожу по уже отросшей щетине пальцами. Она покалывает. Как всегда. Хотя у него влажные волосы, свежее лицо, которое он решил не брить.

«Так не хочется заниматься этим сейчас», – всплывают его постоянные, немного ленивые слова на вопрос: «Почему сразу не побрился?».

Но вот глаза мужа неожиданно становятся, как прежде. Там нежность, чувства… в них боль.

Куда все это пропало однажды?

Как мы могли исчезнуть так быстро?

Никита прижимается к моей ладони и прикрывает глаза. Мои собственные тоже закрываются, но лишь для того, чтобы почерпнуть сил и сказать следующие слова.

– Я… – хриплый шепот раскрывает пересохшие губы. – Никита, я никогда не смогу тебя простить. Раньше думала что угодно, но… не это, – на последних словах он открывает глаза, вздрогнув, а из моих глаз начинают течь слезы.

Я говорила о предательстве. И давала ему понять, что он сделал мне больно. Возможно, он тоже думал о том, что сделал с нами. Даже нет. Я надеялась на это. Потому что, когда я встану на ноги, рядом со мной будут стоять мои дети, а не он. Он будет по другую сторону верности. Она будто голубая река, которую он окрасил в багровый цвет.

– Олесь, – с сожалеющим лицом, он стирает мои слезы. – Не надо, слышишь? Мы все преодолеем.

На слове «мы» я усмехнулась, и слез стало гораздо больше. Сегодня я почему-то позволила боли пролиться перед ним. Но это в последний раз.

– Ты говоришь «мы», Никит? Но не знаешь, кто это. Посмотри, что с нами стало.

– Да, говорю. Потому что верю в это. Почему ты перестала?

Уворачиваюсь его пальцев, которыми он до сих пор водил по моим скулам.

– Ты поступаешь слишком жестоко. То лед, то пламя.

– Я стараюсь контролировать это. Я просто… наверное, я устал.

– Устал?

– Почему этот тон? – он напрягается и встает, а я запрокидываю голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. – Думаешь, я не устаю? Думаешь оплачивать счета просто? Ты видела вообще чеки с больницы? А дети? Учеба Артура.

– Что? При чем тут финансовая часть?

– А ты думала, о какой усталости вообще идет речь?

– Я работаю вместе с тобой, Никита, независимо от моего положения.

Он смотрит на мои ноги и качает головой, начав ходить туда-сюда.

– Это я тоже знаю. И потому беру больше работы, чтобы все оставалось по-прежнему. Чтобы нам не приходилось экономить и урезать бюджет в чем-то другом. Олеся, – Никита останавливается и снова смотрит в глаза, – я пашу на работе и все мои опоздания к ужину, имеют смысл.

Ну разумеется. Она имеет смысл. Она, наверное, и есть его смысл теперь.

– Я не сомневалась в этом, поверь, – выдаю с горечью в голосе. – Ни разу.

– Что-то по твоему голосу и взгляду, все выглядит иначе.

– Многое в нашей жизни выглядит иначе с некоторых пор.

– Ты права. И я не знаю почему все так.

– Или предпочитаешь делать вид.

– Что с тобой? Где твоя улыбка? Где та женщина, которую я любил все эти годы?

А мне и ответить нечего. Потому что я боюсь того, что возможно она умерла в той аварии. А может, ей просто нужно больше сил, чтобы возродиться вновь.

– Ты перестал ее видеть, возможно, в этом вся проблема, Никита, – хватаюсь за ободки и уезжаю из кабинета. – У меня занятия через двадцать минут, пожалуйста, освободи кабинет, – бросаю напоследок.

Глава 6

Неделя до первого экзамена сына прошла незаметно.

– Буду единственным второгодником, – усмехается он, и я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Люди и в сорок получают образование. Кем их назвать можно?

– Понятия не имею.

– Ты готов, Артур. Поэтому я в тебе не сомневаюсь.

– Да, я вроде как тоже.

– Главное ничего не забудь, хорошо?

– Ни в коем случае.

– Эх, повезло тебе, – дочка бродит с ним рядом и трогает то паспорт брата, то другие документы в папке.

– Чем повезло?

– Выпускник. А меня школа достала, – морщится и плюхается рядом с рюкзаком.

– Ты уже в девятом классе, – подмечаю с улыбкой. – Не заметишь, как он закончится, а потом экзамены.

– Ага, а потом еще два года, – бурчит себе под нос недовольно. – Артур, как это называется в законе?

– Срок, – усмехается сын.

– Или в колледж, а потом в университет, – прерываю их диалог. – К тому же ты пока еще даже не определилась с тем, кем хочешь стать.

– Свободной, – расправляет руки и падает спиной на кровать.

Мы с Артуром переглядываемся и начинаем смеяться.

– Ма, а когда будем вещи в школу покупать? – резко поднимается с искрящимися глазами.

– Не в июне это точно.

– Ну просто мои подруги уже покупают заранее, – словно хитрая лиса ищет обходные пути.

– И к концу лета придется покупать снова, потому что они к концу лета, как это бывает с тобой, быстро вытянутся.

Дует губы и снова ложится на кровать.

– А может, хотя бы джинсы?

– Лен…

– Ну что? Эти старые уже, – дергает ткань своих штанов. – Я бы поехала и купила, пока папа Артура отвозит.

Качаю головой сдаваясь.

– Тогда я тоже не против прокатиться.

– Куда? – они оба спрашивают, а дочь садится ровно.

Только у Артура надежда в глазах, а у дочери сомнения будто.

– С тобой по магазинам.

Лена опускает глаза в телефон и кивает.

Никита заходит в комнату сына и хлопает в ладоши.

– Ну что, студент, машина готова. Все проверил, колоса подкачал, масло тоже, – смотрит на Артура и усмехается. – Ты-то сам готов?

– Конечно, пап.

Артур поднимает небольшой рюкзак и улыбается.

Мое сердце разрывается от любви. Он такой взрослый и самостоятельный. Я не ожидала, что мой ребенок окажется таким. Каждая мать желает, чтобы ее дети росли правильными мужчинами. Что-то в них иногда меняется не в лучшую сторону. Но смотря на своего, я испытываю только гордость и что-то щемящее теплое в груди. Он слишком быстро вырос, а теперь и дочь стремится быстрее оказаться вне досягаемости.

Тяжело оказываться в стороне и быть простым наблюдателем их жизни. А времена, когда они были маленькими и во всем зависели от тебя, как от родителя, кажутся такими далекими.