Салли быстро на нее глянула, продолжая нанизывать бобовые стручки, помолчала, подумала и заметила:

– А глаза-то у тебя прям побелели! Может, нехорошо тебе?

Ада вроде бы и услышала вопрос Салли, но никак не могла сосредоточиться на смысле произносимых ею слов. Перед глазами у нее по-прежнему стояла та темная фигура, а в ушах звучали бравые звуки псалма: «Отправляясь в странствие по нижнему миру, не буду знать ни тяжкого труда, ни болезней, ни опасностей, ибо прекрасна та страна, куда ныне лежит мой путь…» Ада была уверена, что тот мужчина из ее видения очень для нее важен, однако ей никак не удавалось пристроить к его темному силуэту хоть какое-нибудь знакомое лицо.

– Так ты видела что-нибудь в колодце или нет? – спросила Салли.

– Я не уверена, – сказала Ада.

– Ты глянь, она же вот-вот в обморок упадет, – это Салли сказала уже Эско, и тот сразу попытался приободрить Аду:

– Да ерунда все это! Мало ли что люди болтают. Я сколько раз в колодец смотрел, а ни разу ничего не видел.

– Да-да, – сказала Ада. – Там, собственно, ничего особенного и не было.

Однако память об увиденном не отпускала ее. Лес. Дорога, идущая сквозь него. Поляна. Человек, куда-то движущийся по той дороге. И четкое ощущение необходимости последовать за этим человеком. Или – что тоже возможно – ждать, пока он сам придет.

Часы пробили четыре; звук был таким плоским и требовательным, словно кузнец отбивал молотом на наковальне острие пики.

Ада встала, собираясь уходить, но Салли заставила ее снова сесть и, приложив к ее щеке тыльную сторону ладони, заботливо спросила:

– Жара-то у тебя, случаем, нет? Да нет, вроде ты не горячая. Ты хоть ела сегодня?

– Что-то ела, – сказала Ада.

– Видно, не очень-то много, – заметила Салли. – Идем-ка со мной. Я тебе кое-что с собой дам.

И Ада последовала за ней в дом. Там пахло травами и перцем, нанизанным на нитки и рядами свисавшим с балки вдоль всей продолговатой центральной комнаты, служившей гостиной; этот перец впоследствии должен был значительно улучшить вкус всевозможных разносолов, соусов, маринадов и чатни, готовить которые Салли была мастерица. Очаг, каминная полка, дверные рамы, зеркала были украшены красными лентами, а стойка и перила ведущей наверх лестницы были покрашены в красную и белую полоску, как шест брадобрея.

На кухне Салли вытащила из буфета горшочек черносмородинового варенья. Горлышко было залеплено пчелиным воском. Подавая горшочек Аде, она сказала: «Это очень вкусно, особенно когда от ужина печенье остается». Ада поблагодарила, но упоминать о своих неудачах с выпечкой не стала. Прощаясь на крыльце с Эско и Салли, она попросила их непременно заглянуть к ней, если будут проезжать в своей повозке мимо Блэк Коув. Потом она неторопливо двинулась к дому, неся в руках шаль и горшочек с вареньем.

От фермы Свонгеров Аде нужно было пройти по дороге шагов пятьсот, а потом свернуть на старую тропу, круто уходившую от реки вверх, пересекавшую гребень соседнего холма и ведущую прямиком в Блэк Коув. Сперва тропа привела ее на бывшую вырубку, теперь уже заросшую молодыми дубками, гикори и тополями, затем ближе к перевалу лес вокруг тропы остался нетронутым, и деревья в нем росли просто огромные – много старых елей, тсуг, а также темных бальзаминов. Земля была завалена упавшими стволами в разной стадии гниения. Ада, не останавливаясь, продолжала подъем и вскоре обнаружила, что ритм ее ходьбы совпадает с ритмом молитвы о странствующих, мелодия которой все еще тихонько звучала у нее в ушах. Вдохновляющие слова псалма укрепили ее душу, хоть порой и было страшновато смотреть вперед – все ей казалось, что на тропе может возникнуть та темная мужская фигура, станет отчетливо видимой и двинется ей навстречу.

На вершине холма Ада немного отдохнула, присев на край выступившей из земли скальной породы; отсюда хорошо была видна вся речная долина – и сама река, и дорога, и справа от дороги белым пятнышком на зеленом фоне их часовня.

Повернувшись в другую сторону, Ада посмотрела туда, где за грядами постепенно повышавшихся холмов виднелась Холодная гора, бледно-серая и казавшаяся какой-то очень далекой. Затем она снова глянула в сторону Блэк Коув и убедилась, что на таком расстоянии их дом и поля отнюдь не выглядят неухоженными. Наоборот, они выглядели очень свежими и красивыми. И вокруг них все было ее – ее лес, ее горы, ее холмы, ее реки и ручьи. Впрочем, Ада понимала, что растения здесь растут почти с той же скоростью, что и в джунглях, а потому очень скоро и эти поля, и двор возле дома скроются под шкурой из сорных трав, кустарников и молодых деревьев, и в итоге даже сам дом исчезнет в этих густых зарослях подобно тому, как в сказке колючий кустарник поглотил замок Спящей Красавицы. Все это, конечно, будет нуждаться в ее помощи, если, конечно, она решит здесь остаться. Вот только вряд ли в нынешних условиях ей удастся найти пристойного наемного работника – ведь почти все работоспособные мужчины ушли воевать.

Ада сидела, прикидывая на глаз границы своих земель и как бы мысленно проводя вдоль них линию. Но когда ее взгляд вернулся в исходную точку, обведенный этой вымышленной границей кусок земли показался ей вдруг весьма значительным, этакой изрядной долей земного шара. И хотя для нее по-прежнему оставалось загадкой, как все это оказалось в ее собственности, она с легкостью могла бы перечислить все шаги, сделанные ею на этом пути.

* * *

Они с отцом поселились в этих горах шесть лет назад, надеясь, что это несколько замедлит развитие туберкулеза, медленно пожиравшего легкие Монро. К этому времени у него уже началось кровохарканье, и за день с полдюжины носовых платков оказывались перепачканы кровью. Доктор, лечивший его в Чарльстоне и искренне веровавший в целительные свойства холодного горного воздуха и физических упражнений, порекомендовал Монро известный высокогорный курорт, славившийся отличной кухней и горячими минеральными источниками. Но у Монро не вызвала ни малейшего восторга перспектива поселиться в этом райском местечке среди людей весьма обеспеченных или просто очень богатых, которые занимаются только тем, что обсасывают тему своих бесчисленных недугов. Так что вместо курорта он подыскал церквушку в горах, соответствовавшую его миссионерским представлениям, узнал, что там не хватает священника, и совершенно справедливо рассудил, что полезная религиозная и просветительская деятельность окажет на его организм куда большее терапевтическое воздействие, чем вонючая сернистая вода целебных горячих источников.

Они с Адой сразу же отправились в путь, на поезде добрались до Спартанберга, конечной станции железной дороги, только еще строившейся в северной части их штата. Этот городок, с трудом примостившийся на щеке горы, выглядел суровым и неприветливым. Они прожили там несколько дней, – в жалком строении, носившем гордое название «гостиница», – а потом Монро сумел договориться с погонщиками мулов, которые должны были переправить ящики с их имуществом через Блю-Ридж в городок Холодная Гора. За это время Монро успел купить и повозку, и лошадь, и с покупкой ему, как всегда, повезло. Он случайно наткнулся на человека, как раз наносившего последний слой черного лака на новенький, замечательно отделанный кабриолет. У того же человека нашелся и сильный мерин, серый в яблоках, отлично подходивший к коляске. Естественно, Монро тут же, не торгуясь, купил кабриолет и коня и отсчитал наличные прямо в покрытые желтоватыми мозолями ладони мастера. Так в один миг Монро стал владельцем замечательного экипажа, вполне подходившего уважаемому сельскому проповеднику.

Таким образом прекрасно экипированные отец с дочерью двинулись в путь. Основной их багаж должен был последовать за ними. Сперва они добрались до Бреварда, маленького городка, где даже гостиницы не было, а имелась всего лишь жалкая ночлежка, так что, когда даже толком не рассвело, они снова пустились в путь, и наступающий рассвет обещал, что весеннее утро будет поистине чудесным. Когда они проезжали по городу, Монро сказал, что, если верить обещаниям здешних жителей, к ужину они должны уже добраться до Холодной Горы.

Мерин, похоже, был рад поездке. Ступая на редкость аккуратно, он с такой легкостью тащил повозку и так быстро бежал, что дух порой захватывало, а блестящие спицы двух высоких колес начинали жужжать от набранной скорости.

И в течение всего того ясного утра они все поднимались и поднимались вверх. По обе стороны проезжей дороги стеной стояли кусты и высокие сорные травы, а сама она, извиваясь этакой зеленой змеей, то спускалась в узкую долину, то вновь ползла в гору. Синее небо тоже как-то сильно обузилось, превратившись в неширокую полоску над темными склонами. Им то и дело приходилось заново пересекать Френч-Брод, один из верхних притоков большой реки Френч-Крик, а однажды они проехали так близко от водопада, что лица им осыпало холодной водяной пылью.

Ада никогда раньше не бывала в горах, разве что в европейских скалистых Альпах, и чувствовала себя несколько неуверенно, не зная, как ей относиться к здешней странной растительной топографии, когда в каждой трещинке или углублении прятался росток какого-нибудь дерева, название которого совершенно не знакомо ей, жительнице песчаной «нижней» страны, где растительность была относительно скудной. А здесь раскидистые кроны дубов, каштанов и лириодендронов, сплетаясь, создавали сплошной листвяной полог, не пропускающий солнечный свет. Ближе к земле плотными рядами стояли азалии и рододендроны, создавая подлесок, плотный, как каменная стена.

Удивление вызывали у Ады и жалкие проезжие дороги, по которым здесь явно ездили нечасто. Какими убогими выглядели они со своими глубокими, пробитыми колесами телег колеями по сравнению с настоящими – широкими, с песчаными обочинами и пунктами по взиманию пошлины – дорогами «нижней» страны! Здешние дороги казались просто тропами, протоптанными скотом. К тому же та дорога, по которой они ехали, с каждым поворотом становилась все уже, и в итоге Ада преисполнилась уверенности, что еще немного, и она совсем исчезнет, и тогда им придется блуждать в этом диком краю, лишенном нормальных путей и вообще людского присутствия, столь же, вероятно, первозданном, как тот, что возник, когда Господь впервые произнес слова «да произрастит земля зелень».

А Монро, напротив, пребывал в отличном расположении духа, особенно если учесть, что еще недавно он стоял на пороге смерти и харкал кровью. Он с такой жадностью смотрел по сторонам, словно суд уже вынес ему смертный приговор, и теперь ему хочется запомнить каждую складку местности, каждый оттенок зелени. Периодически, повергая в изумление коня, он начинал громко декламировать что-нибудь из Вордсворта. А когда они, пройдя очередной поворот, остановились и им открылась туманная перспектива оставшейся позади плоской долины, Монро прокричал:

Нет зрелища пленительней! И в ком
Не дрогнет дух бесчувственно-упрямый
При виде величавой панорамы^[12].

Позже, когда к полудню небо затянули клубящиеся облака, подгоняемые восточным ветром, Монро и Ада остановились в небольшой роще среди черных бальзамических пихт; отсюда дорога выводила их прямиком к Обозному ущелью, а дальше пугающе обрывалась возле ревущего водопада, образованного притоком Пиджин-Ривер. И прямо перед ними теперь оказалась громада Холодной горы, вздымавшейся ввысь более чем на шесть тысяч футов. Вершину горы скрывали темные облака и белые полосы тумана. А между выходом из ущелья и горой простиралась огромная неведомая территория, дикая, изломанная, словно вся сплошь состоявшая из крутых откосов и узких ущелий. Казалось, здесь они оторваны от всего остального мира, и Монро, естественно, вновь обратившись к стихам своего любимого поэта, продекламировал: