Инман сперва перетащил на нос свои заплечные мешки, а потом и сам там устроился. Девушка у него за спиной, с силой отталкиваясь веслом, гребла мощно и уверенно, четко держа курс и ложась точно в хвост предыдущего гребка. Ровный плеск весла заглушал даже неумолчное жужжание насекомых.

Затем она опять оттолкнулась веслом и вывела лодку на достаточное расстояние от берега, после чего развернулась, перестала грести и, воткнув весло в воду вертикально, как руль, ловко сменила курс и, пользуясь течением, направила лодку на стремнину. Поскольку луну опять скрыли тучи, речной берег тоже почти перестал быть виден, и они плыли практически вслепую по странному, черному, как внутренности коровы, миру. И вдруг в окутывавшей их со всех сторон тишине на восточном берегу реки раздались чьи-то голоса, отчетливо слышимые над водой. Это мог быть кто угодно. Инман сомневался, чтобы у тех людей, с которыми он сцепился возле магазина, имелось достаточно оснований, чтобы так долго его преследовать.

Но на всякий случай он все же повернулся и шепотом предупредил девушку: «Нам бы лучше ничем себя не обнаруживать», и, как назло, в эту минуту месяц вынырнул из-за облака и засиял в расчистившемся окошке чистого неба. В его ярких голубоватых лучах выбеленный солнцем борт лодки вспыхнул на темной воде словно маяк.

И сразу же послышался такой звук, как если бы кто-то резко и сильно провел ногтями по грубой рубчатой ткани штанов, затем сильный удар и треск выстрела.

Стреляют из «уитворта», подумал Инман.

В борту каноэ ближе к корме почти у ватерлинии образовалось отверстие, в которое так и хлынула коричневая речная вода – струя была как из-под хвоста писающей коровы, и это не могло не вызывать тревоги. Инман разглядел возле той дороги у причала группу мужчин; их было с полдюжины. Они хищно кружили в лунном свете, время от времени стреляя по лодке из револьверов, но этим выстрелам не хватало сил, чтобы преодолеть такое расстояние. А хозяин «уитворта», держа винтовку дулом вверх, уже заталкивал в нее шомполом новый заряд. Единственное объяснение их поведению, какое сумел представить себе Инман, это то, что они решили скоротать вечерок за чем-то вроде «охоты на енота» и немного развлечься; а иначе им бы давно уже следовало вернуться в город.

Девушка-перевозчица моментально разобралась в ситуации и все свои силы бросила на то, чтобы ускорить движение каноэ, направляя его навстречу волнам, чтобы борта поскорее намокли и стали более темными. Инман оторвал от рукава рубашки манжет и пытался заткнуть отверстие, пробитое пулей, но тут в борт впилась вторая пуля, вырвав примерно на уровне ватерлинии кусок дерева размером с ладонь. Река, словно обрадовавшись, ринулась в эту дыру, хотя дно лодки из без того было уже изрядно затоплено.

– Ничего не поделаешь, придется прыгать в воду, – сказала девушка.

Сперва Инман решил, что она хочет попробовать добраться до берега вплавь, и очень сомневался, сумеет ли он проплыть так далеко, будучи не речным, а горным жителем. Но оказалось, что девушка просто предлагает прыгнуть в воду и держаться за каноэ, используя его как прикрытие. Инман завернул свои мешки в промасленную ткань, крепко их перевязал и специально оставил длинные концы на тот случай, чтобы за них ухватиться, если каноэ окончательно пойдет ко дну. Затем они с девушкой дружно прыгнули в воду и позволили реке нести их, то приподнимая над поверхностью, то крутя в водоворотах.

Хотя с берега и казалось, что поверхность реки гладкая как зеркало, движется очень медленно, вряд ли быстрее тины в заиленном затоне, но на самом деле переполненная водой река мчалась со скоростью воды в мельничном лотке. Долбленка, отчасти наполненная водой, низко осела, и теперь над поверхностью торчал лишь ее лопатообразный нос. Инман, хлебнув воды во время прыжка с лодки, теперь без конца отплевывался, пытаясь избавиться от вкуса этой вонючей мерзости, но практически ничего не мог из себя исторгнуть, кроме какой-то белой пены. Более отвратительной воды он в жизни своей не пробовал.

Месяц по-прежнему то выныривал из облаков, то исчезал, и, когда стрелявшему из «уитворта» хватало света, выстрелы неизменно настигали каноэ или же ударяли рядом и, пуская блины по воде, скользили дальше. Инман и девушка пытались, отталкиваясь ногами, развернуть долбленку в сторону западного берега, но лодка, став тяжелой, похоже, обрела не только достойный вес, но и собственный разум и подчиняться их желаниям вовсе не собиралась. Они сдались, и лодка потащила их дальше. Теперь над поверхностью воды виднелись только их лица. Оставалось держаться за лодку и ждать, когда они достигнут излучины реки, что могло сулить некоторые перемены к лучшему.

Оказавшись в реке, Инман понял, что она, пожалуй, даже еще шире, чем выглядела с берега. Местность по обоим берегам была одинаково отвратительной и в неясном лунном свете выглядела поистине зловеще. Ему оставалось лишь надеяться, что это приключение не оставит ни прискорбной отметины на его теле, ни катастрофического сдвига в его душе, настолько пугающим выглядел тот мир, что сейчас его окружал.

Даже здесь, посреди реки, Инман слышал неумолчное жужжание насекомых в ядовитом плюще, ему казалось, что от него самого в данный момент осталась лишь маленькая человеческая голова, едва видневшаяся над грязной поверхностью реки. И эта беззащитная маленькая голова плыла посреди огромного пустого пространства, со всех сторон окруженного темными зарослями ядовитых растений, и перед ней в любую минуту могла возникнуть белая усатая пасть чудовищного сома, поднявшегося со дна реки, чтобы всосать в себя всего Инмана целиком. И тогда вся его жизнь вскоре превратилась бы в отвратительный помет рыбы-великана, упавший на дно этой реки-помойки.

Инман плыл и думал, как хорошо было бы любить мир таким, какой он есть; он всегда испытывал прекрасное чувство завершенности, когда ему все-таки удавалось полюбить этот мир, а вот вызвать к жизни чувство, полностью противоположное любви, было легче легкого. Ненависть и отвращение не требовали особых усилий – достаточно было посмотреть вокруг. Но это же слабость, убеждал он себя, когда настраиваешься на то, чтобы все вокруг непременно сложилось самым благоприятным образом. Хотя в мире действительно имелись такие места – и они были ему известны, – где подобное являлось самым обычным делом. Например, Холодная гора и ручей Камышовый Кот. И вот сейчас основным препятствием на пути к достижению этой заветной цели были какие-то сто ярдов грязной речной воды.

Через некоторое время небо вновь заволокли тучи, так что мимо причала им удалось проплыть почти в темноте. Инман так отчетливо слышал голоса людей, стоявших на причале, как если бы он сам был среди них. Один из них, по всей видимости хозяин «уитворта», сказал: «Был бы сейчас день, так я бы ему уши-то разом отстрелил!»

Несколько долгих минут луна не выглядывала, а когда появилась вновь, Инман осмелился, чуть приподнявшись, выглянуть из-за долбленки. На приличном расстоянии от них у причала виднелись маленькие фигурки преследователей; они махали руками, подпрыгивали на месте от бессильной ярости и неуклонно уменьшались. Интересно, подумал он – теперь он мог думать о многих посторонних вещах, – вот было бы здорово, если бы и многие другие неприятности в жизни могли точно так же по моему желанию начать уменьшаться и уменьшались бы до тех пор, пока совсем не исчезли. Главным свидетельством реальности их существования в настоящий момент был раздававшийся время от времени всплеск пущенной им вслед пули, за которым после короткой паузы следовало эхо выстрела из длинного ружья. Это как молния и гром, думал Инман, развлекаясь тем, что подсчитывал секунды между шлепком пули по воде и слабым эхом выстрела. Он, впрочем, так и не смог вспомнить, как по этим звукам следует определять расстояние. Как не знал и того, годится ли в данном случае подобный принцип подсчета.

Река в конечном итоге принесла их в излучину, так что причал теперь был совсем не виден. Они перебрались на другую сторону каноэ, развернули его и с помощью ног, действуя дружно и вполне эффективно, сумели довольно быстро подогнать лодку к берегу и выбраться на сушу. Одна сторона каноэ была разнесена вдребезги и ремонту не подлежала, так что они оставили лодку качаться в мелкой воде и пешком двинулись вверх по течению.

Когда они добрались до дома, Инман уплатил девушке гораздо больше, чем обещал, в качестве компенсации за старую долбленку, зато она дала ему множество полезных советов насчет того, какие дороги ведут отсюда на запад.

– Несколькими милями выше по течению эта река раздваивается на Хо и Дип. Дип – это ее левый рукав, и тебе лучше некоторое время следовать вдоль нее, потому что она течет в основном с западных гор.

Инман спустился вниз по течению большой реки, добрался до развилки и сделал привал в густом кустарнике, стараясь все время оставаться незаметным. Он так и не решился разжечь костер и сварить себе кукурузную кашу и решил удовольствоваться зеленым яблоком-падалицей, подобранным на дороге, сыром и сухим печеньем, теперь имевшим сильный запах речной воды. Затем он сгреб в кучу сухие ветки и опавшую листву, создав достаточную прокладку, чтобы уберечься от пропитавшей землю влаги, вытянулся на этой куче и проспал целых три часа. Он проснулся, потому что саднили те синяки и царапины, которые он получил во время драки за кузней. К тому же на руках у него вздулись волдыри, вызванные соком ядовитого плюща, избежать прикосновений которого он не смог, пробираясь через те гнусные лесные заросли. Коснувшись шеи, он увидел на пальцах свежую кровь – значит, рана его вновь открылась и начала подтекать; наверняка ей повредила и схватка с теми тремя бездельниками, и слишком затянувшееся вынужденное купание в грязной реке. Инман собрал свои пожитки и двинулся дальше.

Глаголы, обозначающие на редкость утомительные действия

В первое же утро Ада и Руби заключили следующий договор: Руби переезжает в Блэк Коув и начинает учить Аду управлять хозяйством на ферме, но плату за это будет получать очень маленькую. Есть они почти всегда будут вместе, но жить вместе Руби не хотела и решила устроиться в старом охотничьем домике. После первого совместного обеда – куриный суп с клецками – Руби сходила к себе домой, сложила свои вещи на одеяло, завязала концы одеяла узлом, узел закинула на плечо и вернулась в Блэк Коув, ни разу не оглянувшись.

Несколько первых дней Ада и Руби почти не расставались, осуществляя инвентаризацию имущества и составляя список предстоящих дел – как первоочередных, так и менее обязательных. Они вместе ходили по ферме, и Руби внимательно все осматривала, оценивала и говорила почти без передышки. Первым делом, сказала она, надо устроить позднелетний огород. Ада покорно следовала за ней и каждое ее слово записывала в свой дневник, до сих пор содержавший обрывки каких-то стихотворений и ее собственных впечатлений от жизни, а также подробные отчеты о каждом прожитом дне. Теперь же там появились, например, такие записи:

«Немедленно заложить огород на зиму и посеять репу, лук, капусту, латук, зелень.

Семена капусты – наличие?

В ближайшее время залатать щепой крышу амбара; есть ли большой молот и колун?

Купить глиняные горшки для консервирования помидоров и бобов.

Собрать целебные травы и сделать из них глистогонные шарики для лошади».

И так далее, и так далее. Дел предстояло невероятно много – Руби явно намеревалась добиться полной отдачи от каждого ярда земли.