На третьем свидании Эбигейл рассказала ему про свой план уехать из Нью-Йорка и вернуться к родителям, а также о чувстве вины из-за кредитов на учебу в колледже и о том, как тяжело сейчас ее родителям и как она в любом случае устала от большого города. Эбигейл произнесла все это на одном дыхании, но ее голос осекся на слове «беспомощная», и другой голос в ее голове тотчас представил, как Брюс прямо сейчас ищет глазами знак «Выход».

Но, когда она закончила, он сказал:

– Я оплачу твои кредиты на колледж.

– Что?

– Я их оплачу. Какая там у тебя сумма?

– Дело не в ней. Я не позволю, чтобы ты выплачивал мои кредиты на колледж.

– Послушай. Я все время жертвую деньги на благотворительность. В моем возрасте у меня сейчас больше денег, чем я смогу потратить за миллион лет. Ты хороший человек. Думаю, твои родители тоже хорошие люди. Позволь мне закрыть твои кредиты. Ты всегда можешь вернуться домой. Я не пытаюсь заставить тебя остаться в Нью-Йорке.

– Это безумие. Мы даже толком не знаем друг друга.

– Послушай, – сказал Брюс и глубоко втянул носом воздух. Они сидели в дорогом гастропабе в углу зала, между ними стояла тарелка фаршированных трюфелями яиц, и, чтобы быть услышанными, им обоим приходилось говорить чуть громче обычного. – Когда я жил в Кремниевой долине, я постоянно делал презентации, и стандартной практикой моих коллег было репетировать их, точно знать, что вы собираетесь сказать, и придерживаться сценария. Я же поступал с точностью до наоборот. Я приходил на презентации и просто говорил от чистого сердца, описывал свой продукт именно таким, какой он есть. Я никогда не репетировал. Меня никогда не волновало то, как я буду смотреться со стороны. Я просто приходил с полной честностью, и это делало все гораздо проще.

– Какое это имеет отношение к тому, что ты хочешь закрыть мои кредиты?

– Наверное, дело в том, что, когда я сказал тебе, что хочу это сделать, я был не совсем честен. Так вот, я собираюсь быть полностью честным. Я не верю в любовь с первого взгляда, но, когда я увидел тебя в кофейне, произошло что-то очень близкое к этому. Я хотел – нет, мне нужно было – узнать тебя, поэтому я рискнул. И вот мы здесь три свидания спустя, и я точно знаю, что хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь… Нет, дай мне договорить. Такой интересной женщины я еще не встречал. Ты любишь поэзию и фильмы ужасов и одеваешься как домохозяйка пятидесятых годов. Ты намного умнее меня, и я даже не надеюсь тягаться с тобой. И еще ты добрая и бескорыстная. Плюс, я думаю, мы подходим друг другу, и я знаю, что мы сможем выстроить отношения. Я чувствую в каком-то смысле, что теперь ты – цель моей жизни. Я не жду от тебя, что ты будешь испытывать те же чувства. Я, конечно, был бы рад, если б ты разделяла некоторые из них, но я говорю тебе это вовсе не поэтому. Я просто хочу быть откровенен с тобой. Я считаю, что мы должны быть вместе. И думаю, что если ты сейчас скажешь мне, что я пугаю тебя до чертиков и что ты больше никогда не захочешь меня видеть, то я все равно хочу закрыть твои кредиты на учебу, потому что ты хороший человек и тебе не стоит беспокоиться о том, что для меня не составляет большого труда. Считай это платой за то, что ты выслушала эту нудную, бессвязную речь.

– Она не нудная и не бессвязная, – возразила Эбигейл, правда, не решаясь посмотреть ему в глаза.

Должно быть, Брюс это заметил, потому что слегка побледнел.

– Да, я облажался, – сказал он.

– Нет, нет, нет. Ты не облажался. Просто твоя честность…

– Тебе стало неловко.

– Думаю, да.

– Может, нам лучше забыть, что я сказал все то, что сейчас сказал?

– Нет, ни в коем случае. Ты мне тоже нравишься, и я хочу и дальше видеться с тобой. Если честно, у меня нет той уверенности в наших отношениях, которая, похоже, есть у тебя, но, возможно, просто сейчас я нахожусь в подвешенном состоянии. Может, мне стоит оставаться в Нью-Йорке чуть дольше, чем я планировала. Мы будем и дальше видеться, и я обдумаю твое предложение выплатить часть моих студенческих кредитов. Но я не хочу, чтобы ты снова поднимал эту тему, пока я этого не сделаю.

Было видно, что у Брюса камень свалился с души, на щеках снова появился румянец.

– Договорились, – сказал он.

* * *

После этого разговора Эбигейл позволила себе расслабиться с этим новым, странным мужчиной. Несмотря на его успех и богатство, было в нем нечто детское и наивное. Как и она, Брюс любил фильмы ужасов, но не видел ничего из киноработ прошлого века, и Эбигейл познакомила его с шедеврами жанра ужасов 1970-х годов. Она показала ему уголки Нью-Йорка, которые он никогда не открыл бы для себя. Однажды они вместе отправились на выходные в Филадельфию, чтобы посетить ее любимый музей «Мюттер», место, известное своими экспозициями старинных медицинских инструментов и многочисленными черепами и скелетами. Как оказалось, у него тоже имелась склонность к жутким вещам или, по крайней мере, интерес. Ему действительно нравились многие старые фильмы, которые она ему показывала. А еще он признался, что, когда впервые увидел ее в той кофейне, помимо всего прочего, его привлекло к ней то, что она выглядела как женщина из другого времени.

– Во что я была одета? Я не могу вспомнить, – сказала Эбигейл.

И Брюс в мельчайших деталях рассказал ей, что на ней было черное платье с высоким белым воротником, а ее волосы были стянуты лентой в горошек. Эбигейл не стала говорит ему, что обычно она завязывала эту ленту, когда пару дней не мыла голову.

Что ее и впрямь тревожило, так это то, что ей нравилось быть с Брюсом лишь из-за его готовности знакомиться с чем-то новым. Вдруг со временем этого будет недостаточно? Но он тоже открыл для нее новые вещи. Дорогие рестораны. Любовь к коктейлям. Даже сводил ее в оперу – они сходили на постановку «Макбета», – и для Эбигейл это был поистине уникальный опыт приобщения к большому искусству.

Были у Брюса качества, которые она действительно полюбила. Несмотря на весь свой успех, он был ужасно ранимым. В некотором смысле он напоминал ей отца, вечно подвергавшего сомнению свою жизнь, вечно искавшего поддержку и одобрение. Было в нем нечто пассивное, отчего Эбигейл чувствовала себя сильнее в его присутствии. Она не знала, хорошо это или плохо, но такие отношения ее вполне устраивали.

В глубине души она знала: Брюс влюблен в нее сильнее, чем она в него. Но разве не так бывает с каждой парой? В любых отношениях всегда есть тот, кто любит чуть больше, чем другой. И разве не лучше быть тем, кто любит меньше?

Через год после того, как они начали встречаться, они обручились, кредиты на учебу были выплачены, и Брюс уже давил на Эбигейл, чтобы она позволила ему инвестировать в восстановление театра «Боксгроув».

– Ты потеряешь деньги, – сказала она ему.

– Тогда мне спишут налоги. В любом случае я в выигрыше.

– Я даже не знаю, захотят ли мои родители спасать «Боксгроув». Для них это был колоссальный труд. Вероятно, в конечном итоге это и разрушило их брак.

– Спроси их и выясни.

– Может, лучше сделать это после того, как мы поженимся?

Это было в июне, и они назначили дату свадьбы на начало октября.

– Я буду согласен с любым твоим желанием, – сказал ей Брюс. – Если ты хочешь нечто грандиозное, что ж, пусть так и будет. Если хочешь, чтобы мы поженились в мэрии, я не стану возражать. Но наш медовый месяц я хочу спланировать сам.

– Правда? – Эбигейл тут же представила себе грандиозный тур по Европе.

– У меня есть на примете одно место.

– Да?

– Но это все, что я тебе скажу.

– Тебе придется рассказать мне чуть больше. Например, какую одежду мне взять с собой.

– Справедливо. Но помимо этого – ничего.

– Я заинтригована.

– Это изменит твою жизнь, – сказал Брюс, и Эбигейл задалась вопросом, что именно это значит.

Она действительно не знала. Трудно было угадать, что его впечатлит. Она привела его в классическую нью-йоркскую закусочную, и та сразила его наповал. Как оказалось, Брюс ни разу еще не был в закусочной. До того, как разбогатеть, он сидел почти исключительно на корейской еде, которую покупал навынос и ел, пока дома за компом «кодил» программы, а после того, как разбогател, новые друзья познакомили его с элитными ресторанами. В результате Брюс перескочил через рестораны средней руки, дешевые забегаловки и годы скромных заработков. Что касается личных отношений, то он был одновременно невинным и опытным. У него когда-то была девушка, его любовь на первом курсе колледжа – его единственном курсе, как выяснилось, – но она разбила ему сердце, бросив его ради одного из его ранних деловых партнеров. Брюс предпочитал не распространяться о других отношениях, которые у него были с тех пор, и Эбигейл иногда подозревала, что, возможно, он с другими типами из Кремниевой долины ходил к проституткам. (После его первой большой продажи была поездка в Таиланд.) Но в постели он был консервативен, и хотя это было приятно, Эбигейл иногда скучала по сексу с Беном – обычно пьяным, неистовым, полным разговоров. Брюс постоянно смотрел ей в глаза, когда они занимались любовью, и иногда это ее напрягало, но уж таким он был. Он был искренним. И если цена, которую ей предстояло заплатить за жизнь с таким парнем, состояла в капельке сдержанности в постели, то Эбигейл была готова ее заплатить.

Девичник был его идеей. Свой мальчишник Брюс устраивал на Западном побережье – пригласил всех своих друзей на островок в заливе Пьюджет-Саунд. («Этим местом управляет Чип Рэмси. Ты познакомишься с ним – это легендарный чувак».) Прилагательное «легендарный» и словосочетание «изменит твою жизнь» были двумя любимыми выражениями Брюса – недостаток, который она списывала на слишком долгие годы, проведенные на Западном побережье. Эбигейл сказала ему, что в качестве девичника задумала просто провести ночь с подружками в Нью-Йорке, на что Брюс возразил, что им следует уехать на выходные, и, конечно, предложил взять на себя расходы. Она упомянула, что всегда хотела побывать в Северной Калифорнии, и спустя час он нашел в интернете идеальное место, Пайети-Хиллс, виноградник в испанском стиле, с собственным отелем и рестораном. Брюс забронировал и оплатил номера, хотя Эбигейл уговорила его снять на пятерых всего три номера.

– Мы можем поселиться по двое в номере, – сказала она.

Эбигейл была благодарна и одновременно отчасти раздражена тем, что Брюс так увлекся планированием. И была в равной степени раздражена, когда они приехали в Пайети-Хиллс и им сказали, что для них заказан специальный – из семи блюд – ужин в винном погребе, который уже оплачен. Это был щедрый жест и очень трогательный, но не совсем то, что она представляла себе для своего девичника. Эбигейл так и сказала своим подружкам во время ужина.

– Ну не знаю, Эб, – сказала Зои. – Это просто предел мечтаний.

– Наверное, я просто представляла, как все мы буяним в баре наверху…

– Мы можем сделать это после ужина, – сказала Пэм, сестра Зои. – Бар открыт допоздна.

– Ладно. Мне лучше. Просто иногда Брюс… скажем так: слишком внимателен.

– Да уж, полный отстой.

– Знаю, знаю. Я не жалуюсь.

После ужина все они пошли в бар, выпили еще несколько бутылок потрясающего вина и в конце концов высыпали на террасу, где пылал костер, а небо было полно звезд. Эбигейл, которая до этого валилась с ног от усталости, к полуночи обнаружила, что довольно пьяна, а сна, как говорится, ни в одном глазу. Затем время внезапно ускорилось, ее подружки одна за другой исчезли, огонь угасал, и на ней был свитер незнакомца…

Глава 5

– Честно говоря, – сказала Эбигейл, глядя на остаток вина на дне своего бокала, – мне немного жутко от того, как сильно тебя, похоже, волнует моя сексуальная жизнь.

Мужчина вскинул руки.