– Как хорошо, когда есть кому напомнить, почему не стоит скучать об утраченных родственных связях, – мама обозначила улыбку. – Чай? Кофе? Тут отличный кофе по-турецки варят. Пирожные тоже ничего. Но Улечке рекомендовала бы воздержаться. Не с её фигурой увлекаться сладким. С прошлого раза ты как будто шире стала. Или мне кажется?

– Кажется, – ответил за Ульяну Мелецкий и в спину подтолкнул. – Садись. Эй, вы там… что у вас тут вкусненького имеется? В прошлый раз у них чизкейк был неплохой, с черникой. Или вот я ещё люблю такие лодочки, которые сверху с шоколадом. Блин, забыл, как они правильно называются… короче, несите там всё, а мы выберем. Слушай, Тараканова, а почему я тебя никогда в ресторан не водил?

– Потому что я не соглашалась.

– Вот зря. И поэтому ты злая такая была. Женщину для доброты кормить надо! – он отодвинул стул. – А ты, Васёк, чего будешь?

– Василий.

– Да понял я. Не время отвлекаться на мелочи, – и Мелецкий протянул руку через стол, а когда матушка, очаровательно улыбнувшись, протянула свою, то целовать её не стал, а сдавил и радостно потряс. – Счастлив познакомиться с будущей тёщей!

Лицо у матушки вытянулось и она посмотрела на демона.

– Не могу пока с уверенностью выразить эмоции, которые я испытываю в данный момент, – сказал тот. – Однако они скорее имеют негативную окраску, что в свою очередь вряд ли можно считать признаком радости.

– Он не рад, – перевёл Мелецкий. – Но демон, что с него взять! Не понимает, что тёща-ведьма – зверь в хозяйстве полезный.

– Ульяна!

Сколько льда в голосе.

И раньше он бы Ульяну заморозил. И она сразу бы съёжилась, а ещё бы испытала острое чувство вины. Ну и осознала бы в очередной раз собственное несовершенство.

А теперь подумалось, что, может, и неплохо, что Мелецкий с придурью.

– А чего? – Мелецкий и сам сел, а заодно забрал у официанта огромную тарелку, на которой возлежало нечто круглое, белое и с красной кнопочкой ягоды на вершине. – Ну реально же! Конкурента там проклясть вдруг понадобится…

– Сколь знаю, у Ульяны другой жених.

– Не угадали! – тарелку Мелецкий поставил перед Ульяной и, изогнувшись, ухватил официанта за рукав. – Чего вы тут экономите? Всё тащите, я ж сказал, а то этой фигулькой и мышь не накормить. В общем так, дорогая моя будущая тёща…

Он отпустил рукав, позволив официанту сбежать.

– Может, я и выгляжу полным придурком, но это так, жизненная привычка, – Мелецкий чуть наклонился и улыбнулся широко так, только как-то совсем недружелюбно. И вовсе он стал другим.

Совсем.

Каким-то… опасным?

Будто выглянуло изнутри что-то… кто-то? Выглянуло и исчезло. А Мелецкий откинулся на спинку стула и продолжил:

– Улю я обижать не позволю. Никому.

– Сам будешь? – матушка терпеть не могла, когда ей перечат. И оскалилась. И вдруг тоже стало понятно, что совсем она не совершенная.

И не красивая.

И что лицо её, оно не настоящее, как маска, пусть и сделанная качественно, но всё одно ведь маска. А маски не способны отражать эмоции. То же, что под ней, лучше бы вовсе людям не показывать.

– Наглый мальчик. Я ведь проклясть могу… не боишься?

– Не. Меня уже проклинали. Живой.

– Значит, слабо проклинали… – матушка подняла руку и что-то так пальцами сделала, отчего над ладонью возникла сперва чёрная ниточка, которая заплясала, закружилась, свиваясь в махонькую чёрную воронку урагана. И Ульяна вдруг поняла, что воронка эта – она тёмная.

Плохая.

Точнее категорически неправильная. Такая, какой быть не должно. И пальцы сами к ней потянулись, чтобы перехватить, сдавить и дёрнуть, срывая с маминой ладони.

Воронка обожгла кожу холодом, и собственная сила Ульяны рванула, отвечая и поглощая.

– Что ты… что ты сделала?! – мама побледнела.

– Детки, – дядя Женя, который куда-то отходил, вернулся с огромной тарелкой. На белоснежном фарфоре вытянулись длинные палочки эклеров, чуть за ними поднималась гора взбитых сливок, присыпанных шоколадной пудрой. Тут же стояли какие-то завиточки, ракушечки и, кажется, всё то, что вообще было в меню. – Оглянуться не успеешь, как выросли. Вот прям как ты. Помню, вчера ещё бегала засранка голозадая…

На щеках матушки вспыхнули алые пятна.

– Делала мелкие пакости, но что уж тут, кто их в своё время не делал. А сейчас гляжу и дивлюся, прям не леди даже, а целая лединища вымахала, если так-то…

– Я хоть чего-то в жизни добилась! – и в голосе матушки прорезались нервные ноты. – А ты как был неудачником, так и остался! Только и умеешь, что пить и… и вообще, почему я должна это выслушивать?

– Не должна, – согласился дядя Женя. – Но ты ж сама нас сюда позвала.

– Ульяну, а не вас!

– Так сказала, что можем приехать, – он подхватил эклер. – Мы и приехали. Я, может, совсем одичал. Дай, думаю, погляжу хоть одним глазочком, как оно приличные люди живут. Хотя, признаю, ошибся. Приличные люди – это не про тебя, сестрица…

Ульяне показалось, что матушка сейчас взорвётся, но… она выдохнула и выпрямилась.

– Я уже, честное слово, и отвыкла от вашей непосредственности. Вот уж и вправду святая простота… но ладно. Это не важно. Ульяна, ты должна отдать силу.

– Кому?

– Мне.

Как будто были варианты.

– Я сумею распорядиться ею с умом…

– Продав меня ещё раз?

– Ты о чём?

– Василий. Демон. И твой договор.

– И?

– Мама… знаешь, а я ведь даже не злюсь, – то ли поглощённая сила повлияла, то ли в целом пришло, наконец, осознание, что Ульяна не виновата.

Ни в своей никчёмности.

Ни в невыразительности.

Ни в том, что она не соответствует матушкиным ожиданиям.

Что, даже будь она гениальной, этого было бы недостаточно. Потому что дело не в самой Ульяне, а в матушке. И в её ожиданиях. Или точнее в желании быть лучше Ульяны. А самый простой способ стать лучше кого-то, надо лишь этого «кого-то» сделать хуже.

– Наверное, надо бы… ты свела в могилу отца.

– Не преувеличивай.

– Лишила меня не только своей, но и его любви. Я ведь правильно поняла, дядя Женя? Из-за приворота её не хватало на меня.

– О нет, сейчас будем ещё в детских обидах ковыряться… – матушка притворно вздохнула. – Как можно быть настолько мелочной и вечно страдающей? Мальчик, не боишься, что она утопит тебя в своём унынии?

– Не, – Данила изогнулся. – В семье должен быть кто-то серьёзный.

– Я? – предположил демон.

– И демон. Конечно. Кто-то серьёзный и ещё демон. Без демона, считаю, семья неполная.

Василий кивнул.

Но уточнил:

– Я правильно понял, что сказанное можно интерпретировать, как иронию.

– Так вот, – матушка несколько повысила голос. – Это всё, конечно, имело место быть. Я не отрицаю.

– Правильно. Согласие и принятие – это то, что требуется для реабилитации…

– Заткните его кто-нибудь, – матушка даже приподнялась. – Пока я…

И снова пальцами щёлкнула.

А Ульяна подумала и тоже щёлкнула. И чёрные ниточки, что заплясали было над матушкиной ладонью, взяли и развалились. Только после развала не к Ульяне потянулись, а задёргались и вцепились в руку матушки.

– Ай, – взвизгнула та и рукой затрясла. – Ты что творишь?!

– Понятия не имею, – Ульяна решила быть честной. – Меня ж ничему не учили. И откуда мне знать, чего я творю.

– А местами даже вытворяет, – Мелецкий категорически не мог промолчать. И Василий, взяв с тарелки дяди Жени длинный эклер, протянул ему.

– Скушай.

– Боже, за что мне это?!

– Мам, ты чего хотела-то?

– Спасти тебя, дуру!

– От чего?

– От родни этой… от силы. Ты не понимаешь, она тебе не подчинится. Ведьма – это не только и не столько сила. Это прежде всего характер. А у тебя характера никогда не было.

– Может, потому что ты его давила, – Ульяна ковырнула белую гору и, подцепив красную ягодку, сунула её в рот. Надо же. Вкусно. И главное, аппетит никуда не делся. Раньше в присутствии мамы кусок в горло не лез. А теперь и лез, и добавки требовал. – Так что с силой я разберусь как-нибудь сама…

– И с источником?

– Каким?

– А тебе не сказали? – матушка откинулась на спинку стула. – Не удивлена. Там, в подвале, есть источник силы.

– Не, не угадали. Империя там теперь, – у Мелецкого и с набитым ртом жевать получалось.

– К-какая?

– Мышиная. Независимое, можно сказать, государство.

– Мальчик, ты можешь помолчать?

– Не-а. Честно. Пробовал, но как-то вот не очень получается. Так, значит, источник? И чего с ним делать?

– Источник спит, – дядя Женя поднял корзиночку с белым облаком взбитых сливок. – Большей частью. Так-то сам по себе он просто есть. Связан с окрестными землями. Хранит их, чтоб леса не хирели, зверьё не болело, рыба не выводилась и прочее вот, народно-хозяйственное…

Матушка прищурилась.

И Ульяна поняла, что сейчас она скажет гадость. Или не гадость, но что-то такое, что изначально собиралась сказать.

– Только иногда источник нужно подкармливать, верно, дорогой братец?

Чем?

Лучше не спрашивать.

– Чем? – Мелецкий не уловил момент, когда промолчать всё-таки стоит.

– Скорее уж правильно говорить «кем». Лучше всего глупой маленькой ведьмой, которая только-только входит в силу, а потому не способна с нею управиться. Им даже делать ничего не надо. Источник пробудится и подстегнёт силу, которой станет так много, что ты, Улечка, совершенно точно не справишься. А потом начнётся отлив. И сила уйдёт, что источника, что твоя, заодно прихватив с собой твою глупую никчёмную душонку…

Матушка поднялась.

– Приятного аппетита. Надумаешь отдать ненужное – позвони.

И удалилась.

– Как была стервой, – заметил дядя Женя, проводив её взглядом. – Так и осталась…

Глава 7
В которой речь идёт о правдивости правды и нюансах демонического понимания сути пацифизма

Австралийский кенгуру имеет карман на животе, чтобы прятаться туда в случае опасности

О сложностях жизни в природе

Мелецкому никогда прежде не случалось испытывать подобных эмоций. Нет, у него бывали стычки. И даже пару раз враги случались. Точнее сейчас он точно понимал, что это вовсе не враги, так, просто люди, с которыми не сошлись интересы.

А вот чтоб убить кого.

Сейчас он хотел убить.

Женщину, которая выглядела столь идеальной, что это вызывало подспудное отвращение. Причём желание было столь острым, что и сила рванула, благо, Данила успел удержать огонь.

Контроль.

И ещё раз контроль.

И не смотреть вслед. И вовсе бы не думать…

– Она ведь не солгала, – голос Ульяны был тих и удивительно спокоен. – Верно?

– Нет, – дядя Женя не стал врать, но протянул пироженку. – Скушай.

– Перед смертью?

– А ты уже собралась?

– Нет, но… не знаю. Кажется, пора? Или ещё время имеется?

Но пироженку взяла.

– Она не солгала. Но и правды не сказала. Всё много сложнее. И дело не столько в источнике или силе, сколько в сути её, – дядя Женя отклонился. – Блин, а кофий не несут. Тоже мне, приличное место. Эй, вы там, где кофий?

– И пирожные! – присоединился Данила, чувствуя, как отпускает.

Нет, желание убить не исчезло. Скорее несколько ослабело. И сила успокоилась. И значит, не стоит волноваться, что выйдет из-под контроля.

Продышаться можно опять же.

И перенаправить раздражение. Хотя бы вот на демона, который сидит с невозмутимым выражением на благородной физии.

– Во-во. Это точно. Кофию и пожрать бы чего… так вот, племяшка, в чём разница между ведьмой и магом?

– Не знаю.

– Маг берет силу из себя, из своей души, если оная имеет склонность. В этой душе вроде как сосуд образуется или какой другой орган, главное, что именно там, вот аккурат, как вода в кувшине, сила и собирается. А маг уже её и берет по надобности и возможностям. У одних кувшин этот большой, у других – не особо.

А в универе грузили структурой тонкого тела, теориями резонанса и третичными связями тонкого тела. И никаких тебе понятных кувшинов.