Валор подошёл к зеркалу и постучал в него костяшками пальцев, деликатно, как в дверь. В комнату вошёл Олгрен собственной персоной.

– Напрасно я не дождался леди, – сказал он. – Вы были правы, тёмная государыня.

– Валор, адмирал, ну зачем… – начала я.

Олгрен сделал ко мне быстрый шаг – и совершенно чудовищно вульгарным, просто хамским движением поднял меня на ноги и притянул к себе за плечи.

Так, что я завалилась ему головой на грудь.

Как… не знаю… как юнгу своего! Никто не ведёт себя так с леди!

Но он был – облако ледяной Силы, я в него падала, как в море, как в поднимающуюся волну, сияющую, просвеченную насквозь. Я почувствовала, как он меня наполняет: я – засохшая водоросль – и вот снова вода, вода – и в меня идёт живой ток, я парю в нём, как в глубине…

– Спасибо, дорогой адмирал, – услышала я Вильму словно сквозь толщу воды.

– Сейчас она уснёт, – сказал над моей головой Олгрен, и его голос прозвучал колокольной медью.

И я перестала барахтаться. Я дала себе падать и падать, пока не опустилась на дно тёмно-синего мерцающего сна…

* * *

Я стояла на берегу моря. Мягкой, чернильно-синей летней ночью, невероятно ароматной – с запахом соли и водорослей, с совершенно родным запахом. Давным-давно прошедшей летней ночью. Громадная, белёсая, мертвенная луна стояла над морем, прибой еле лизал песок – а на песке горела восьмиугольная звезда вызова из нижних кругов, с тройной защитой.

И рогатая адская тварь высовывалась из центра звезды по плечи: дальше её не пускали штрихи защиты. Гад смотрел мне в глаза, и я видела, как адское пламя бушует внутри его головы, вырываясь в глазницы.

– Маленькая тёмная леди, – прошелестел он, как прибой по гальке. Как прибой по голым костям. – Маленькая лгунья. Женское счастье отдала за мнимую жизнь собачки, так?

– Это ты сейчас мне лжёшь, – сказала я. Я не чувствовала ни капли страха, только ледяную злобу, громадную, как штормовая волна. – Отдала за власть вязать живое с мёртвым священными Узлами. Двумя Узлами. Ты мне продал эту власть – и я буду ею пользоваться, когда пожелаю и когда понадобится. Но сейчас мне этого мало. Продай мне третий Узел.

– Почти не мнимую жизнь? – ухмыльнулся демон. – Это дорого, маленькая тёмная леди. Дороже, чем ты уже заплатила.

– Я знаю, – сказала я. – Я отдам.

– Твою способность рожать детей, – прошелестел демон и облизал губы языком пламени.

– Мою способность рожать детей, – повторила я. – И кровью скреплю.

– Кровью – мало, – прошипел демон. Он облизывался, как самый озабоченный лох на представлении в балагане. – Скрепишь плотью. Своей плотью.

– Хорошо, – сказала я. – Будет тебе плоть.

И вытащила нож из ножен в рукаве.

На моей клешне всё равно останется слишком много пальцев, подумала я – и меня замутило. Я шла к валуну у кромки прибоя боком, чтобы не выпускать демона из виду, – и у меня подкашивались ноги. Но я понимала: слабину дать нельзя, нельзя, нельзя.

Я просто положила растопыренную клешню на камень и рубанула по одному из мизинцев, у второй фаланги. Удивительно, как он легко отлетел – в первый момент было почти не больно. Нож острый. Не больнее, чем резать ладонь.

Я подобрала палец и швырнула демону.

– Мы в расчёте, маленькая тёмная леди, – прошуршал он удовлетворённо.

– И не смей касаться наших судеб во имя Господа, – швырнула я в него так же, как кусок пальца. – Мы принадлежим Предопределённости. Выполняй!

– О-о-у! – простонал демон и провалился в остекленевший песок, будто песок его затянул. Я брызнула на звезду кровью из обрубка – закрыла и запечатала портал.

Вот тут-то на меня и опрокинулась ужасная боль. Вся рука, до самого плеча, загорелась огнём. Я замотала руку подолом, но всё равно было настолько больно, что я заскулила.

И проснулась.

Я сидела в нашей с Вильмой постели, зажимая клешню окровавленной рубашкой. Вильма, Валор и Друзелла смотрели на меня с ужасом. Тяпка тянулась понюхать, лизала сухим языком – и у неё просто на морде было написано, как она жалеет, что по-настоящему, как у них, собак, положено, вылизать меня не может. Им же обслюнявить положено, всё понятно.

Собаки всегда так, они думают, что любую боль могут вылечить, если вылижут. Наивные такие…

– Ничего, Тяпка, – выдохнула я. – Ничего.

– Боже мой, Карла, милая, что с тобой? – прошептала Вильма, еле заметная в рассветном солнечном свете из окна. – Кровь?

– Палец отрезала, – сказала я, с трудом разжав зубы. – Кто-нибудь, попросите у Ольгера его микстуры, болит.

Друзелла выскочила из спальни опрометью.

– Деточка, вы во сне… – догадался Валор. Просто по тону было понятно, что догадался. – Ох ты… Мессир адмирал дал вам вампирской Силы, много… Надеялся, что это поможет вам прийти в себя, а вы отправились совершать новый обряд вампирским путём? По снам?

– Простите меня, пожалуйста, – сказала я и ему, и Вильме. – Просто Олгрен так удачно со мной поделился, грех было не взять. Времени-то нет! Сегодня последняя ночь полнолуния, а два таких обряда я бы просто не потянула.

Вильма заплакала:

– Я боюсь спрашивать, за что ты отдала палец, сестра. Потому что догадываюсь… ужасно.

И вот тут я поняла. Осознала до конца. И меня так отпустило, что, кажется, даже руку перестало так уж нестерпимо печь. Я улыбнулась:

– Ваше прекраснейшее величество, государыня моя драгоценная, я абсолютно удовлетворена, потому что очень, очень хорошо прошло. Просто замечательно. Так что тебе реветь не надо, тем более что я уже за нас двоих наревелась.

Вошла Друзелла с пузырьком.

– Вот, – сказала я. – Как раз и микстура подъехала. Он сказал, сколько пить?

– Глоток до трёх часов пополудни, – сказала Друзелла. – А потом можно ещё. Я послала за мессиром Сейлом.

– Замечательно, – сказала я. – Я тут подожду. Только мне бы поесть чуточку… Прикажите мяса принести, пожалуйста.

И я увидела, как у Друзеллы отлегло от души. А Виллемина села рядом со мной, обняла меня и прижалась – я чувствовала её, как тёплое облако, и думала: ничего. Это только до полуночи. После полуночи наладится всё.

Абсолютно всё, что вообще в человеческих силах наладить, – и ещё немножечко.

Сейл, когда увидел мою клешню, только головой покачал:

– Ох, леди Карла… разве так можно?

– Можно, – сказала я. – Некромант работает через боль и кровь, мессир, что ж делать. Не ухо же было отрезать. А клешня хуже не стала – некуда уже.

Он на мою бедную клешню смотрел и цокал языком. Ну да, вся в шрамах. Ну что поделаешь-то! Некромантка я, некромантка! Три четверти обрядов – через проклятую кровь. Плата за Дар, ясно же.

Сейл мне швы наложил на обрубок пальца, смазал чем-то, забинтовал клешню – а тем временем начала действовать Ольгерова микстура. Стало совсем хорошо. Ощущение такое, что боль, будто колючий браслет, съехала куда-то на запястье, на рукав, и там болталась – рядом, но отдельно. Не мешала. Правда, и забыть о себе не давала, но всё равно стало намного легче.

И я смогла поесть. Жрала мясо слишком быстро, не могла удержаться, и думала: после обрядов я – совсем не рыбоед.

Я с настоящим наслаждением доедала кусок свинины под пряным соусом – смешила Вильму своим, как она говорила, хищным видом, – когда вернулся Валор.

– Право, не хочется мешать вам, дорогая деточка, – сказал он, – но… э… слишком многие ждут новостей. Скажите, можете ли вы работать?

– Куда ж я денусь! – фыркнула я.

– Бедная, бедная Карла, – вздохнула Виллемина. – У тебя сегодня будет отвратительно тяжёлый день и тяжёлая ночь. Дорогая моя сестрёнка, я ведь собираюсь ездить на тебе, как на призовой лошади – и меня это и тревожит, и печалит. Были бы другие возможности – я постаралась бы дать тебе отдохнуть перед обрядом…

– Ещё тебя видит Валор, – сказала я. – И деточки. И Ольгер.

Виллемина покачала головой.

– Деточки слишком юны, а милейший мессир Ольгер – пока ещё, к сожалению, иностранец для Малого Совета. Так что – только мессир Валор, если нам удастся убедить достопочтенных правителей. Я позабыла упомянуть о нём, – и печально вздохнула.

– А меня точно будут слушать? – с сомнением спросила я.

– Тебя – да, – улыбнулась Вильма. – Ты – леди-адъютант, от тебя вообще всё зависит. Поэтому – давай попробуем собраться с духом.

– В нашу гостиную идём? – спросила я.

– Нет, – сказала Виллемина. – В зал Малого Совета.

Платье мне Друзелла приготовила золотисто-коричневое, с плетёными златолесскими кружевами. Очень хорошенькое – и настолько не траурное, насколько вообще можно в непраздничный день. И в мои волосы Друзелла вставила черепаховый гребень с топазами.

– Ради чего? – удивилась я.

– А почему нет? – улыбнулась Виллемина. – С чего бы тебе, дорогая, рядиться во власяницу? Разве сегодня постный день?

– Но ты… – заикнулась я.

– Меня просто не всем видно, – сказала Вильма твёрдо. – И всё. Из этого мы с тобой будем исходить.

Мы вошли в Зал, где ждали Броук, Раш, Норис – и почему-то Элия. Вид у них всех был,  мягко говоря, не очень, особенно у Броука, который, кажется, так ни на минутку и не прилёг со вчерашнего дня.

Мы уселись – а мессиры миродержцы уставились на Вильму, и я поняла, что они-то видят пустое кресло. У Раша глаза снова наполнились слезами.

– Государыня? – спросил Броук очень напряжённым тоном, будто пытался рассмотреть или услышать.

Вотще, конечно. Простец же. Вот у него точно не было ни капли Дара.

– Дорогие мессиры, садитесь, пожалуйста, – сказала Виллемина, а я повторила:

– Государыня просит всех садиться. Всё хорошо, нам бы только до сегодняшней ночи продержаться как-нибудь.

– Очень тяжело, дорогая государыня, – сказал Раш дрогнувшим голосом. – Просто не сосредоточиться… простите меня. Господи милосердный, хоть бы какой-то знак…

– Ну как же я его подам? – огорчённо сказала Вильма.

– Государыня – не буйный дух какой-нибудь, – сказала я сердито. – Призраки эти самые знаки подавать учатся годами. Вам же сказали: сегодня ночью всё будет в порядке. Королева вас слушает, что ещё? Долго будете мяться?

– Э-э, – проблеял Элия. – Э… прошу прощения у государыни и у всех собравшихся… но дело важное и отлагательств не терпящее.

– Будьте любезны изложить, святой наставник, – сказала Виллемина.

– Государыня слушает, – сказала я, чувствуя себя исключительно по-идиотски.

Физиономия у Элии стала уж совсем овечьей. Наверное, он мог быть духовником Гелхарда, но на духовника Виллемины он совсем не тянул. Я подумала: надо будет ей предложить заменить его Лейфом, Лейф очень дельный.

– В три часа пополудни – большая служба в храме Путеводной Звезды и Благих Вод, – начал Элия таким тоном, будто ему ботинки жали. – Паства уже собирается. В храме и на площади – добрые прихожане наши… А я даже не знаю, что служить. А ведь они же того… именно того и ждут, что я буду служить.

Заупокойную или во здравие государыни, подумала я. Задачка.

– Скажи святому наставнику, – улыбнулась Виллемина, – пусть служит во имя исполнения надежд и ради благословения тяжёлого пути государыни, что пребывает в поиске выхода на свет. Чин Блаженного Фойла.

– Вот, точно! – обрадовалась я. – Я помню. Чин Блаженного Фойла, составленный для Аннелизы Рыжей – как раз когда она нового фаворита себе собиралась заводить, да? Деликатный был тип этот Блаженный Фойл: во имя исполнения надежд и в поиске выхода на свет – хорошо сказано. Красивая, кстати, служба. Вторая или третья часть Праведных Трудов, не помню, какая точно.

– Вторая, – подсказала Виллемина.

– Точно! – согласилась я. – Вторая часть, точно.

Элия потрясённо взглянул на меня, часто и мелко закивал, и вид у него был, по-моему, туповатый. Броук хмуро слушал, Норис показался мне погружённым в себя по самые уши – а Раш внезапно улыбнулся.