– На руководящие должности он не рвался, это точно! Его просто назначили, вот ему и пришлось тянуть эту нелегкую лямку. Костя старался делать так, чтобы людей не обидеть, со всеми очень уважительно себя вел. Редко такое встретишь в большом коллективе. А как преподаватель… Ни на кого свою педагогическую работу не спихивал. А то как у нас происходит, – с ноткой возмущения произнес Марк Петрович, – займет кто-то административную должность и тотчас оказывается в привилегированном положении по сравнению с другими, у него сразу появляется куча всяких причин, чтобы свои лекции и прочие преподавательские дела на кого-то спихнуть. Что тут еще добавить… Честный он был, очень добропорядочный и в быту ничего такого себе не позволял…

– Может, все-таки женщина у него какая-то была? Ничем таким он с вами не делился? – продолжал допытываться Рожнов.

– Вот что я вам скажу, дорогой вы мой товарищ, – доверительно взглянул на старшего оперуполномоченного физрук. – У нашего директора недавно юбилей был. Полтинник ему стукнул… Все наши были приглашены… Так Костя после долгих уговоров единственную рюмку принял, посидел немного для приличия – и домой. «К жене, – говорит, – и к ребенку надо»…

Когда опрос в школе был проведен, капитан Рожнов решил поговорить с соседями покойного Полякова. Одна из соседок (себя она назвала тетя Маша), проживавшая в их подъезде, оказалась из породы женщин, знающих про своих соседей даже то, чего они сами про себя не ведают. Понизив голос, она поделилась:

– Поляков – мужик что надо. Всем бы такими быть… По бабам не шастает и на сторону не заглядывается. Не только что пьяным, даже слегка выпившим я его никогда не видела. Вот оно как!

– А жена его? Что она за женщина? – осторожно поинтересовался капитан, внимательно следя за реакцией тети Маши.

– А Инга его – бабешка совершенно иного склада, это я вам точно говорю, – презрительно скривила губы соседка и выразительно посмотрела куда-то в сторону, будто там находилась неприятная ей Инга.

– И какого же?

– Да потаскуха она самая настоящая! – безапелляционно заявила соседка и посмотрела прямо в глаза оперативнику. – Самая что ни на есть шалава. Вот почему так бывает, что хорошим мужикам курвы такие достаются? Куда только его глаза-то глядели? Сколько баб хороших без мужиков маются!

– И что, действительно имеются причины так говорить? – слегка опешил от недвусмысленного ответа Валентин.

– А то как же! – Губы у тети Маши снова скривились в пренебрежительной ухмылке. – Видели мы ее не однажды с разными мужиками. Та еще… рабыня любви!

– Вот как… – в задумчивости произнес Рожнов.

– Да, вот так, – кивнула соседка. – Вот недели две назад я ее видела с одним мужиком… С виду приличный такой, и лицо холеное, чистое, без морщин каких-то там пьяных. Она с ним под руку шла и все улыбалась, курва эдакая! А когда они прощаться стали, так прямо в губы поцеловались, не стесняясь никого… Так что все с ними было ясненько. Полюбовники они! А вот где-то с неделю назад с другим хахалем я ее углядела. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – прощелыга он самый что ни на есть первейший! Одет с иголочки, дорого. Пальто с меховым воротником, явно на заказ пошитое, пыжиковая шапка, ботиночки кожаные… Лицо ухоженное такое, с тонкими усиками. Прямо щеголь настоящий! Уж точно не на заводе у станка человек вкалывает… В обнимку она с ним шла и явно была выпивши. А коли женщина выпивши, то, известное дело, с ней можно делать все что хошь, ни в чем отказу не будет.

– Ясно, – протянул Рожнов, выслушав тетю Машу, и поспешил на доклад к майору Щелкунову.

Из рассказанного следовало, что вновь испеченная вдова Инга Владимировна Полякова совсем не та женщина, каковой желает казаться. Слухи не вырастают на пустом месте, для них должна быть какая-то питательная среда. В биографии вдовы, надо полагать, не так все однозначно, как представлялось поначалу. Народ зря болтать не станет…

Глава 3
Очень интересная радиопостановка

Выслушав обстоятельный доклад Рожнова, Виталий Викторович решил лично наведаться к Инге Поляковой и поговорить с ней. То, что она не любила своего благоверного, майору Щелкунову стало ясно еще с того самого момента, когда он наблюдал за ней в прохладном помещении морга: на лице вдовы ни капли сожаления или участия, в глазах – лишь отвращение и неприязнь. По поводу смерти мужа, образно говоря, не было пролито ею ни единой слезинки.

Что касается слез, не все женщины плачут, это правда. Часто такое поведение связано с семейным воспитанием или религиозными постулатами. Например, в 1913 году в Казани пролетка насмерть сбила его сиятельство князя Сакая Черпакаевича Маматкозина-Секаева на улице Воскресенской. Его супруга, княгиня Бакира Чепкуновна, не пустила ни единой слезы, когда бездыханное тело мужа внесли в дом для прощания, не расплакалась и позже, когда мужа провожали в последний путь и предавали его бренное тело земле. Лицо княгини оставалось непроницаемым, будто бы бесчувственным. Разговоры по этому поводу в городе разные ходили: дескать, не любила княгиня мужа, и что у них, у магометан, плакать при кончине родственников якобы не положено.

А наша русская баба как? Любила она своего мужа при жизни или не любила, разницы-то особой нет, – обязательно заголосит, зальет застывшее лицо покойного супруга слезами и будет плакать безостановочно и вполне искренне. Да еще волосы на себе примется рвать, подвывая и колотясь лбом о крышку гроба. А что Бакира Маматкозина-Секаева? А вот что… Через неделю, выследив кучера той самой пролетки (как оказалось, в своей смерти был повинен сам князь Маматкозин-Секаев, поскольку был сильно выпивши и попал под колеса пролетки из-за того, что не сумел удержать равновесие на тротуаре и повалился на дорогу прямо под колеса), княгиня зарезала его кинжалом, нанеся тридцать восемь колото-резаных ран, шестнадцать из которых оказались смертельными. Выбросив нож, она спокойно удалилась в свой дом и стала дожидаться полиции. И опять ни единой слезинки не пролила!

Наличие у Поляковой любовников наводило на определенные невеселые размышления, первое из которых и, пожалуй, самое основное: уж не замешана ли сама Инга Владимировна в убийстве супруга? Подобное тоже, увы, нередко происходит. Скажем, в том же тринадцатом году недавняя выпускница казанской Мариинской женской гимназии Анна Николаевна Бахметева, дочь попечителя Средневолжского учебного округа, отравила мышиным ядом своего благоверного – статского советника и дважды орденоносца Георгия Константиновича Бахметева. В ходе следствия выяснилось, что убийство она совершила ради своего тайного возлюбленного, конюха Пантелея Скорохватко. Воспылала к нему страстью после того, как случайно увидела его выходящим из бани нагишом.

Женская душа – это вообще одни сплошные сумерки да потемки. Порой они и сами не могут разобраться, какие такие призраки будоражат их дамское естество и как с ними совладать. Именно поэтому Виталий Викторович решил лично поговорить с Поляковой, заглянуть в ее глаза и попытаться что-нибудь в них прочесть. Личное общение может сказать о человеке многое.

Когда майор Щелкунов позвонил в дверь квартиры Поляковых, ему открыла молодая женщина с безукоризненно выщипанными бровями, глазами цвета бирюзы, умело подкрашенными тонкими губами и с модной прической «холодная волна», весьма популярной в годы НЭПа да и поныне не утратившей своей актуальности. Особенность прически заключалась в том, что волосы укладывались локонами в форме волны, спускающимися в разных направлениях, что молодило лицо и придавало прическе и образу женщины в целом элегантность и некое кокетство.

Одета Инга Владимировна была не в домашний халат и отнюдь не в черную траурную одежду, как требовало того трагическое происшествие. На ней была темно-синяя слегка расклешенная юбка, легкая блузка малахитового цвета, поверх которой был надет атласный жакет с расширенными карманами и подплечниками. На шее в один узел был повязан белый шарф из тончайшего капрона. В руках Полякова держала небольшой берет и миниатюрную кожаную сумочку-конверт, куда кроме зеркальца, помады и небольшого флакончика духов мало что еще могло поместиться. На стройных ногах надеты чулки из тонкого фильдеперса, которые можно было купить исключительно на черном рынке за баснословные деньги, и босоножки на платформе.

– Здравствуйте, Инга Владимировна. Я – майор милиции Щелкунов, – показал Виталий Викторович свое удостоверение. – У вас найдется для меня немного времени?

Молодая женщина либо куда-то собиралась и визит милицейского майора нарушал ее планы, либо кого-то ждала и приоделась как раз к его приходу. Было заметно, что появление майора милиции никак не укладывалось в ее планы. Инга Владимировна слегка смешалась, но быстро взяла себя в руки и спросила:

– Вы, кажется, присутствовали на допросе, его ваша молодая сотрудница проводила.

– Присутствовал.

– У вас ко мне остались какие-то вопросы?

– Кое-что осталось, – ответил майор, продолжая разглядывать хозяйку квартиры.

– О чем вы хотели бы со мной поговорить?

– Я бы хотел поговорить с вами о вашем погибшем муже. Понимаю всю тяжесть вашей утраты, но что поделаешь, служба! Мы должны разыскать убийцу. И желательно сделать это как можно раньше.

– А можно вы зададите мне ваши вопросы немного попозже, – без всякой просительной интонации произнесла Инга Полякова. – Мне надо дослушать радиопостановку.

Только сейчас Виталий Викторович обратил внимание, что на кухне репродуктор передает радиоспектакль «Собака на сене» Лопе де Вега. Спектакль уже заканчивался, и слуга Тристан в исполнении лауреата Сталинской премии первой степени Бориса Толмазова уже выдал своего хозяина за исчезнувшего двадцать лет назад сына графа Людовико Теодоро, а далее… Диана, графиня де Бельфор, отказывается воспользоваться благородством Теодоро и тверда в своем намерении стать его женой. Счастью графа Лудовико нет предела: он не только отыскал сына, но обрел еще и дочь…

– Мы можем послушать вместе.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Майор Щелкунов послушно устроился на предложенном стуле и вынужден был дослушать радиоспектакль до конца. «Весьма необычно вдова Константина Полякова проводит дни траура. Есть такая оперетта Франца Легара “Веселая вдова”, – подумал он, продолжая разглядывать дорогостоящий парадный наряд хозяйки квартиры. – Уж очень она на нее похожа!» У него уже не оставалось никаких сомнений в том, что Инга Полякова не только не опечалена гибелью мужа, но явно удовлетворена трагической развязкой. «А может, смерть мужа прошла не без ее участия? – снова подумалось майору. – Не одеваются столь роскошно в дни траура. Как-то уж очень неприлично… Пусть даже если она совсем не любила своего благоверного».

– А вы ведь не любили своего мужа, верно? – спросил он после того, как завершился спектакль. Чего ходить вокруг да около – вдова заслужила такие вопросы.

– Не любила! – почти выкрикнула Полякова и с вызовом посмотрела на Виталия Викторовича. – Так бывает, знаете ли… Или это запрещено?

– Что же тогда жили с ним, если он был вам в тягость? – задал следующий вопрос Щелкунов, прекрасно понимая, какой его ожидает ответ.

И когда женщина заговорила, он понял, что не ошибся в своих предположениях. Как-то уж все они, эти «несчастные» женщины, обремененные нежелательным замужеством, предсказуемы.

– Глупость совершила по молодости. Не за того замуж вышла, а потом уже что-то менять было поздно, – мельком глянула на него Инга Полякова и стала говорить то, о чем Виталий Викторович уже и сам догадался: – Поначалу все было прекрасно, можно даже сказать, что я была счастлива. Затем война грянула, сынишка родился. А каково одной с ребенком мыкаться, тем более во время войны безо всякой поддержки… Вы знаете? – добавила она таким тоном, словно это именно майор Щелкунов был виновником всех ее переживаний и невзгод и теперь ему персонально надлежало отвечать за все лишения, выпавшие на ее незавидную бабью долю.

– Вы не одна такая, – сдержанно напомнил он. – К сожалению, война многим принесла несчастья. Пошли бы работать, к примеру, как это сделали многие, глядишь, все понемногу наладилось бы. Сейчас рабочие руки всюду нужны.