Почти все. Мне всегда везло. Вот эта золотая статуэтка буквально валялась под ногами, грех было ее не поднять… А этот керамический сосуд с загадочными знаками я нашел в пещере. Он был единственным целым предметом, повсюду валялись лишь черепки. Наверняка он имел ритуальное значение. Вот эту курительницу отыскала моя приемная дочь Анна. Она очень везучая!

Кирилл Бунт рассматривал экспонаты со всех сторон, под разными ракурсами и то и дело повторял:

– Это что-то невероятное! Вся эта коллекция стоит огромных денег.

– Владелец Метрополитен-музея предлагал мне за всю коллекцию такую огромную сумму, что мне даже неловко ее озвучивать. Но я был вынужден отказать, лучше я продам свой замок, которым очень дорожу, чем коллекцию старины, собранную со всего мира.

Когда очередь дошла до хрустального черепа, Бунт не удержался и попросил позволить ему подержать артефакт в руках.

Митчелл-Хеджес, широко улыбаясь, открыл ключом стеклянную витрину и великодушно разрешил:

– Можете взять череп в руки и загадать желание. Уверен, что оно будет непременно исполнено.

Бунт бережно – так, словно это был не твердый кристалл, а тонкая яичная скорлупа – взял череп с полки.

– Невероятно! Не исключено, что этот череп создали боги майя, – сказал он.

Митчелл-Хеджес утвердительно кивнул:

– Уверен, что вы очень близки к истине.

– Где вы отыскали такую красоту?

– Недалеко… в каких-то восьми тысячах километров от места, где мы сейчас стоим… В Белизе, на развалинах древнего города майя. Это произошло двадцать три года назад. Я тогда был одержим поисками затерянной Атлантиды и немало поездил по миру.

– И как, удалось вам отыскать Атлантиду?

– В своих поисках я не очень продвинулся, надеюсь, что следующему поколению исследователей повезет больше, но зато мне посчастливилось побывать в местах исчезнувших культур. Цивилизация майя – это лишь одна из длинного списка. То, что вы видите в шкафах и на витринах, было извлечено из земли вот этими руками, – археолог выставил вперед руки: его белые широкие ладони мало походили на руки рудокопа. Отметив в глазах профессора веселые смешинки, Фредерик поспешно добавил: – Но все мои приключения в прошлом. Я уже давно не тот сорванец, каким был сорок лет назад.

– Даже не верится, что такую красоту можно создать человеческими руками, – осматривая череп со всех сторон, восхищенно сказал Кирилл Бунт.

– Всецело с вами согласен. Трудно вообразить, что такую скульптуру создали майя. Череп будто бы слеплен из прозрачного камня. На нем нет ни царапинки от резца, он совершенно прозрачный. И сделан он вопреки всем законам оптической физики и кристаллографии. При его изготовлении он должен был расколоться на множество мелких кристаллов. А он не только не раскололся, а, наоборот, многократно усилил свои оптические свойства. Это за пределами того, что знает кристаллография о природе минералов.

– Но как же вы оказались в Центральной Америке?

– Страсть к приключениям, какая бывает только в молодости, – заверил хозяин замка. – А еще желание отыскать таинственную Атлантиду, поиски которой уводила меня все дальше и дальше от цивилизации в глубину джунглей.

– Вы счастливый человек.

– О, это несомненно! Всю жизнь занимался тем, что мне было интересно: путешествовал, искал клады. Несколько раз разорялся, потом начинал все сначала и опять становился богатым… А хотите узнать, как мне удалось отыскать город Лубаантун^[47]?

– Удивите меня еще раз, хотя, кажется, более уже невозможно, – заулыбался профессор Бунт.

– Разросшиеся густые джунгли мешали моим раскопкам. А я чувствовал, что нахожусь на каком-то чрезвычайно интересном месте. Я стоял на ступенях, покрытых зеленым мхом, и они явно имели искусственное происхождение. Но понять, что это за сооружение, было невозможно из-за густых деревьев. Тогда я решил сжечь этот участок джунглей! Когда дым от пожарища рассеялся, передо мной предстал невиданный доселе древний город. Он был большой, но его центральная часть находилась между двумя большими реками на искусственно приподнятой платформе. Я взобрался на вершину и увидел пирамиды, напоминавшие египетские, амфитеатры, некогда вмещавшие многие тысячи зрителей. Мощеные площади, вокруг которых были сооружены толстые крепостные стены для обороны от врагов. Древние жилища майя из каменных блоков… Теперь, оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать: что бы я ни сделал сейчас, я уже никогда не сумею превзойти свои достижения сорокалетней давности.

Кирилл Бунт вернул хрустальный череп на место. Пустые глазницы неодобрительно вспыхнули красным огнем и тотчас погасли.

– А теперь давайте перейдем к нашим делам… Прошу вас, садитесь, – хозяин указал на два стула возле небольшого стола с массивной полированной столешницей. – А знаете, я ведь подготовился к нашей встрече, – с улыбкой сказал Митчелл-Хеджес, присаживаясь на стул. – Приобрел ваше любимое вино Шато Грюо Лароз. Надеюсь, вы по достоинству оцените его неповторимый вкус.

Дверь кабинета распахнулась, и вошел слуга, толкая перед собой небольшую тележку, на которой стояли бутылки марочного вина с закусками. Слуга аккуратно расставил на столе бутылки вина, тарелки с нарезанным сыром и ветчиной, красную рыбу в окружении зелени и вазу с фруктами…

– Не ожидал… Для меня это большой сюрприз, – сказал профессор. – Но откуда вы могли знать о моих предпочтениях?

– Пусть это останется моей тайной, – произнес довольный хозяин, наблюдая за тем, как слуга осторожно разливает вино его в пузатые бокалы. – Можешь быть свободен, Марк. – Слуга поклонился и бесшумно исчез за дверью. – А теперь прошу вас…

Вдохнув запах из бокала, профессор сделал небольшой глоток.

Вино необыкновенное, – сказал он. – Знаете, я ведь познакомился с Казанской иконой Божьей Матери еще лет пятнадцать назад. Тогда Норману Вейцу потребовалось экспертное заключение по поводу приобретенной иконы. Он скрывал несколько лет, что владеет именно той самой утраченной иконой. А когда захотел ее продать, ему потребовалась квалифицированная экспертиза, и он обратился ко мне. Поначалу я скептически отнесся к этой идее, ведь всем было известно, что та икона утрачена. Но когда я принялся изучать особенности и технику писания этой иконы, то понял, что данный экземпляр был написан в доиконоборческий период. Сделанное открытие меня просто потрясло! Оставалось только узнать: подлинная ли это икона или только список. В моем распоряжении было с десяток фотографий иконы, запечатлевших ее во время крестного хода в Казани. Сравнивая между собой фотографии и саму икону, я убедился в том, что она подлинная. Во всяком случае, невозможно так подделать щербинки на доске, сколы краски, некоторые неровности, которые непременно возникают при обработке доски. Так что Норман Вейц владеет подлинником!

– Вы меня порадовали, – с удовлетворением произнес хозяин. – И я рад, что угодил вам с вином.

Сделав небольшой глоток, профессор Бунт одобрительно закивал:

– Вино божественное! Я всегда обожал французские вина. А знаете, почему? – профессор поддел крохотной вилкой небольшой кусочек сыра.

– И почему же? – добродушно поинтересовался Фредерик Митчелл-Хеджес.

– За их затяжное послевкусие, – ответил профессор. – Вот у этого вина длительность послевкусия целых пятнадцать секунд, тогда как у большинства вин всего лишь две-три секунды. И оно не какое-нибудь кислое, а очень ароматное и сладкое. Представляете, пятнадцать секунд в раю! – восторженно воскликнул профессор. Подняв бокал, он слегка его взболтал: – Посмотрите, как оно переливается, а какой у него аромат! А какая прозрачность!

Следовало проявить учтивость и согласиться с гостем, но Фредерик, считавший себя большим знатоком вин, в отличие от профессора отдавал предпочтение итальянским. В особенности тем, что были произведены в южных регионах Италии, полагая, что благодаря жаркому солнцу они имеют более фруктовый и насыщенный яркий вкус.

– Итальянские сухие и даже сладкие красные вина весьма неплохие. Взять хотя бы Амароне, Речото! А какие у них прекрасные красные игристые вина – Бракетто, Палестро…

– Профессор Бунт с интересом посмотрел на хозяина дома, даже отложил в сторону вилку, давая понять, что готов принять вызов.

– Вижу, что вы тоже обожаете вина и неплохо в них разбираетесь. Могу вам сказать, что великие французские вина вы можете встретить в любом регионе Франции, будь то долина Луары или Бургундия. В Италии такого разнообразия встретить невозможно.

Митчелл-Хеджес улыбнулся:

– Сдаюсь, профессор, перед вашей просвещенностью. Уверен, что и в области виноделия вам нет равных. – Кирилл Бунт подцепил вилкой кусок сыра и с аппетитом его съел. – Но ответьте тогда, почему же он все-таки не продал икону раньше? Что ему помешало?

– Он запрашивал за нее очень высокую цену.

– А сейчас снова решить ее продать?

– Первоначальную цену он сбавил едва ли не в два раза. К тому же, сейчас он очень нуждается в деньгах. Его сегодняшнее положение не из лучших. Его финансовые дела ухудшились с началом войны, а во время войны стали и вовсе катастрофическими. Для того, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию, Норман Вейц будет вынужден распродать часть своего имущества, кое-какие раритеты, включая Казанскую икону Божьей Матери.

– Если дело обстоит именно таким образом, то я готов купить у него эту икону за пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Как вы думаете, он согласится на такую сумму?

– Сейчас у Вейца столь печальное положение, что выбирать ему не приходится… Сегодня же сообщу ему о вашем решении… Какое восхитительное белое вино, особенно под рыбу!

– Знаете, у меня имеется одна коробка Шато, если для вас не будет обременительно, то я бы с удовольствием вам ее подарил.

– А вы шутник, Фредерик, – расхохотался профессор. – Когда это было, чтобы коробка Шато была обременительной… – Немного подумав, он продолжил: – Полагаю, что имеется еще одна причина, по которой Вейц хочет расстаться с иконой.

– И какая же? – археолог с интересом посмотрел на профессора.

– Эта икона слишком велика для его дома, – серьезно произнес профессор. – Она не помещается в его стенах.

– Вот как… Очень неожиданно. В моем замке ей будет достаточно места, – он обвел взглядом свой кабинет, напоминающий императорский зал.

– Надеюсь, что так. Впрочем, вы это сами поймете, когда икона Богородицы окажется в вашем прекрасном замке, – сдержанно сказал Бунт.

Через несколько дней Казанская икона Божьей Матери перекочевала в замок Фарли, в котором среди артефактов, собранных по всему миру, хозяин выделил для нее целую стену.

Поначалу приобретенная икона не произвела на Митчелла-Хеджеса того впечатления, какое испытывали верующие на протяжении многих сотен лет, глядя на ее Чудотворный образ. Но чем больше он на нее смотрел, тем объемнее и сильнее становилось восприятие. Пришло понимание того, что это не только великая икона, а еще гениальное произведение искусства, не имевшее себе равных. Часами простаивая перед Богородицей и глядя на ее смиренный образ, Фредерика невольно начал ощущать, что ведет с нарисованным образом мысленный диалог, и что большие скорбные глаза, взирающие на него с деревянного полотна, знают его самые потаенные мысли.

И в какой-то момент Фредерик вдруг осознал, что Чудотворная икона не может принадлежать только ему, и тогда он распорядился установить икону в старинной часовне замка, на которую выходили окна его кабинета, и куда мог зайти каждый верующий.

Все-таки профессор был прав: Чудотворная икона не поместилась в его огромном кабинете.