– Ты помог мне, – сказал он наконец. – Теперь я помогу тебе. Моя благодарность – это мой долг, крестоносец.

Рыцарь помолчал, не веря услышанному. Долг? Благодарность… убийцы?

– Кай, – решившись, проронил он наконец. – Меня зовут сэр Кай.

– Позже, – опередив вопрос, нетерпеливо оборвал его ассасин. – Поговорим позже, если выживем, крестоносец.

Сэр Кай не стал спорить. Воду он выпил едва ли не залпом, осушив глиняный кувшин до дна, и отломил кусок пресного хлеба, привычно осеняя себя крестным знамением перед едой. И только проглотив пищу, поднял глаза на арабов. Ассасин сидел, скрестив ноги, и наблюдал за ним с усмешкой, в открытую; а бедуин так и вовсе побелел от ярости, глухо выкрикнул что-то себе в бороду, взмахнул руками и выбежал из шатра.

– Я чем-то обидел его? – запоздало спросил Кай. – Мне… не следовало…

– Тебе не следовало, – подтвердил ассасин, – осквернять его жилище нечестивыми знаками неверных.

– Я не подумал, – виновато признался молодой рыцарь.

– И не думай, – пожал плечами спаситель, поднимаясь на ноги. – У каждого из вас своя правда. Хотя на самом деле вы оба заблуждаетесь.

– Такого не может быть. Кто-то обязательно прав, – вяло возразил Кай, откидываясь назад: ослабевшее тело всё ещё плохо ему подчинялось.

– Так вас учат думать, – хмуро кивнул ассасин. – На самом деле ничто не истинно, и всё дозволено. Возможно, и ты когда-нибудь убедишься в этом.

Слова убийцы показались Каю бессвязными, но переспрашивать он не стал.

– Отдохни, рыцарь, – велел ассасин. – Скоро выступаем.

Откинув край полога, он вышел прочь, оставив Кая в полном одиночестве.

***

Они покинули шатёр, когда вечерние сумерки спустились на землю. Ассасин разбудил его, помог подняться и накинуть поверх рубахи и штанов длинный серый балахон, похожий на тот, который носил нерадушный бедуин. Хозяин шатра так и не появился, чтобы проститься с ними, но у входа их ждал вороной скакун, привязанный около жилища. Соседствующий с ним верблюд равнодушно причмокивал губами, не обращая внимания ни на незнакомцев, ни на пригарцовывающего товарища.

– Где мы?

Ассасин проследил за растерянным взглядом рыцаря. Пустыня и каменистые холмы ничего не говорили чужеземцу. Один, без соратников, на вражеской земле, он бы ни за что не выжил тогда, на горячих песках, истекающий кровью, умирающий от жажды. Вряд ли бы добрался до своих и теперь, не слыша шёпота пустыни, помогающего найти дорогу.

– К востоку от Сайды, – отозвался он, поддержав пошатнувшегося крестоносца. – Я направлялся в Тир, когда встретил тебя.

Кай неловко переставил забинтованную ногу, тревожно глянул сперва на темнеющее небо, затем на странного спасителя. О судьбе собственного вооружения юный лорд спрашивать не стал: кольчуга наверняка пришла в негодное состояние, как и кожаные поножи. Зато меч, тот самый, пожалованный Ричардом отцу, с королевским гербом на рукояти, и который лорд подарил сыну на день рождения, висел в ножнах вместе с походными мешками, переброшенными через седло скакуна. Ещё у пояса ассасина молодой рыцарь заметил свой кожаный кошель – сумма золотых, находившихся при нём, была довольно внушительной: отец доверял ему хранение личных средств, зная, что Кай не возьмёт ни единой монеты без разрешения. Но этот человек спас ему жизнь. Он имел право взять свою мзду в качестве вознаграждения. Просить убийцу вернуть имущество Кай не стал – если отец погиб, это золото вряд ли пригодится, а если нет, то у лорда Ллойда найдутся деньги для продолжения ставшего таким опасным похода.

– Мне очень повезло, что ты оказался рядом, – сказал Кай. – Правда, спасибо тебе.

Ассасин качнул головой, отводя глаза, кивнул на коня.

– Придётся ехать вдвоём. У бедуина только верблюд, а ты вряд ли хороший наездник.

На верблюдах Каю и впрямь ездить не приходилось. С трудом взобравшись на коня и перекинув больную ногу, рыцарь стиснул зубы, вцепившись в раненое плечо. От усилия перед глазами вспыхнули звёзды, к горлу подступила тошнота. Ассасин легко вскочил в седло, не дал ему упасть, обхватив за пояс.

– Прости… прости, – собственный голос казался не громче пустынного ветра. Кай сделал усилие, сел ровно, тут же вздрогнув от боли. – Я… кажется, не могу…

Голова закружилась, и рыцарь вцепился в вороную гриву, пытаясь удержать равновесие.

– Можешь, – отозвались за спиной. – Можешь и должен. Или ты умрёшь.

Ехать ночью оказалось ещё сложнее, чем предполагал Кай. Как его спутнику удавалось выбирать дорогу среди каменистых холмов и узких тропинок вдоль бесконечных оврагов и расщелин, крестоносец даже не представлял. Время от времени от неизбежной тряски Кай терял сознание, не сваливаясь с коня только потому, что сидевший за ним ассасин крепко держал его за пояс. Растревоженные раны безжалостно терзали измученное тело, а поднявшийся вскоре жар лишил его последних сил.

Несколько раз ассасин сворачивал с тропы, оставлял ложные следы, пережидал, пока не смолкнут далёкие и непонятные крестоносцу звуки, пускал коня то шагом, то рысцой, и почти не обращал внимания на то и дело впадавшего в забытьё рыцаря, не перекинувшись с ним ни словом до самого утра. Прижимал к себе, впрочем, крепко, за что едва державшийся в седле Кай был ему очень благодарен.

Рассвет в горах падает неожиданно.

Когда Кай в очередной раз пришёл в себя и оторвал голову от плеча сидевшего за ним ассасина, они подъезжали по узкой тропе к одной из горных пещер, и солнце уже стояло высоко в небе.

– Приехали, крестоносец, – раздался голос его спутника, впервые за эту ночь.

Он спрыгнул на землю, придержал пошатнувшегося Кая, с трудом перебросившего больную ногу через седло.

– Сюда.

Многословным назвать его спутника точно было нельзя: убийца говорил только в случае крайней необходимости, не тратя ни сил, ни слов попусту. Сэр Кай вошёл в пещеру, ощущая прохладу каменистого грота, прислонился к стене, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Ассасин оставил его – ненадолго, только чтобы завести внутрь коня и привязать его к сталагмиту. Затем его спутник занялся походными мешками, освобождая верного скакуна от тяжести поклажи, но Кай не стал следить за быстрыми приготовлениями ассасина и устало прикрыл глаза. Должно быть, рана на ноге воспалилась – под грубой повязкой жгло огнём, кровь пульсировала часто и толчками – и поднявшийся ещё в дороге жар давил на виски, затруднял дыхание, лишал остатков сил.

– Крестоносец! – голос, окликнувший его, звучал резко и неприязненно. – Не спи! Открой глаза! Нельзя…

Кай вздрогнул от оклика, но нарастающий гул в ушах заглушил звуки чужой речи, и пошедшие перед глазами белые пятна окончательно лишили его всякой связи с внешним миром: тело налилось свинцом, погребая под своей тяжестью стремительно угасавшее сознание.

Ему показалось, что он тут же пришёл в себя, но царивший в пещере полумрак убедил его в обратном: стояла глубокая ночь, освещаемая лишь здесь, в пещере, тлеющими углями от кострища, разведённого, должно быть, его спутником. В бликах почти погасшего костра Кай сумел разглядеть дремавшего в противоположном углу ассасина – он лежал с закрытыми глазами, подложив под голову один из походных мешков и скрестив руки на груди.

Кай попытался приподняться, и ему это с трудом, но удалось. Он оказался укрыт одеялом, почти раздет, со свежими повязками на груди и ноге; и хотя жар всё ещё ощущался, чувствовал молодой рыцарь себя намного лучше. Настолько, что сумел даже прочесть несколько благодарственных молитв, прислонившись спиной к каменной стене. Странным образом его молитвы помогали другим людям, нуждавшимся в исцелении, но для облегчения собственных ран он едва ли мог что-то сделать. Вот если бы рядом был кто-то, кто сумел бы помолиться о нём…

– Долго же ты спал, – раздался хрипловатый голос ассасина. Кай присмотрелся: тот не открывал глаз, даже позы не переменил, чтобы посмотреть на очнувшегося крестоносца. – Если бы ты не пришёл в себя до утра, то не выжил. Пришлось бы оставить тебя здесь.

– Ты помог мне. Спасибо, – в который уже раз поблагодарил Кай. – Мне гораздо лучше. Сможем выйти на рассвете…

– Нет, – отрезал почти невидимый в темноте пещеры собеседник. – Мы никуда не выйдем на рассвете. Придётся дождаться темноты, чтобы пройти к окрестностям Тира без неприятных встреч. Ты ведь не хочешь отправиться вслед за своими друзьями?

Кай помолчал, положив руку на перевязанное плечо. Если бы только знать, что отец жив! Что ему удалось прорваться сквозь засаду, уйти от погони… или хотя бы попасться в плен, но живым! За эти годы Кай ни разу не думал о себе самостоятельно – всё решал отец. Да что там – он никогда даже не оставался один. И вот теперь…

– Я видел тебя в свите короля Ричарда, вместе с его телохранителем, – неожиданно вновь заговорил ассасин. – В Акре его называли лордом Джоном Ллойдом.

Кай удивлённо глянул на спутника, ожидая продолжения.

– Ты хорошо знаком с ним?

– С кем? – рыцарь рассеянно потёр больное плечо. – С лордом Ллойдом?

– Да.

Кай беспомощно огляделся, хотя никакой поддержки от каменистых стен, практически невидимых в полумраке, дождаться не мог. Врать молодой рыцарь не умел. Не научился в детстве, предоставляя право выпутываться из щекотливых ситуаций старшему брату Роланду, не изменил себе в отрочестве, находясь под бдительным наблюдением настоятеля монастыря и пастырством монашествующего рыцаря, сэра Кеннета, отличавшегося крайней порядочностью и неподкупной честностью.

Выкладывать правду незнакомому человеку, убийце, арабу было в высшей степени неразумно, но, с другой стороны, что он терял? Он и так находился сейчас в полной власти своего странного спасителя.

– Он мой отец.

Ассасин удовлетворённо кивнул, открывая глаза, и Кай понял, что поступил правильно, честно ответив на вопрос: его проверяли.

– Чем ты так полезен королю, что вместе с отцом не покидаешь его окружения?

– Я… я не знаю… Послушай, – Кай тряхнул головой, отгоняя остатки тошнотворной слабости, – как тебя зовут? Ты знаешь обо мне так много…

– Можешь звать меня Сабир.

Ассасин едва заметно усмехнулся, глядя на растерянность молодого рыцаря. Жёсткие черты лица смягчились всего на миг, но Каю этого было достаточно. Его собеседник, возможно, был злейший враг из возможных, но здесь, на Востоке, Кай ценил каждое слово, обращённое к нему без ненависти.

– Сабир, – повторил Кай. – Ты сказал, что направлялся в Тир до того, как встретил меня.

– Я по-прежнему туда направляюсь, – подтвердил ассасин, усаживаясь и скрещивая ноги. – Только вместе с тобой. Можешь считать, что дорогу ты уже оплатил, – Сабир усмехнулся, похлопав себя по кожаному кошелю, изъятому у бесчувственного рыцаря. – Деньги я не возвращаю. Хочешь, идёшь со мной. Не хочешь, остаёшься здесь. Я и так задержался из-за тебя.

– Я иду с тобой, – поспешно согласился Кай.

Какой у него был выбор? Он совсем не знал местности, а даже если бы знал – далеко бы ушёл, раненый, пеший, без припасов, к тому же, ежеминутно рискуя нарваться на сарацинов? Если кто-то и выжил из их отряда, он либо вернётся к войскам, либо осядет в христианских городах, и Тир был первым на пути. Что до отца… Кай знал лорда Ллойда достаточно, чтобы утверждать – если он жив, то доведёт дело до конца, чего бы это ему ни стоило. Он наверняка направился туда, куда планировал – на место встречи с тамплиером, обещавшим сопроводить их к месту захоронения Святого Креста. Возможно, самому Каю следовало поступить так же, если он хотел оправдать отцовское доверие и стать хоть немного похожим на лорда Ллойда. Тамплиер устроил тайное убежище вблизи Иерусалима, прячась от своих же бывших соратников, и Кай знал дорогу. Оставалось только надеяться, что тамплиер дождётся этой встречи.

Ассасин уже разводил костёр, чтобы подогреть воду, и лишь сейчас крестоносец запоздало понял, что спутник тоже ранен. Кай не ощущал его боли накануне: должно быть, рана была свежей.