Алиса держала в руке платок. Белый. Почти выцветший. На нём – масляное пятно и тонкий аромат тимьяна, перебитый дымом. Когда она нервничала, пальцы сжимали ткань до боли.

– Ты уверена, что архив здесь? – спросил Дэмиен, прислушиваясь к треску под ногами.

– Нет. Но я слышу, – она сделала паузу, – шёпот.

Он посмотрел на неё. Долго. Не как скептик – как человек, который узнаёт собственный страх в чужих словах.

– Шёпот?

– Это не звук. Это… отголоски.

Он не спорил. Библиотека напоминала мавзолей: запах кожаных корешков, осевшая пыль, тяжесть заброшенного знания. Лестница вела к второму ярусу, но перекрытие прогнулось, как ребро умершего.

Алиса прошла вдоль полок, пальцы скользнули по тиснёным буквам: «Delacroix», «Goethe», «Paracelsus». Уголком глаза она заметила вырезанные инициалами буквы на деревянной панели: «A.W.» и «D.R.»

– Мы были здесь, – прошептала. – Когда были детьми.

– Я не помню.

– А дом – помнит.

Она коснулась «W» – и одна из картин дрогнула. Незаметно, почти как вздох. Но она это увидела. Подошла ближе. Пейзаж: долина, небо. Но оттенки… искажённые. Слишком бирюзовый горизонт. Как бензиновое пятно на воде. Мертвенный.

– Что это? – он стоял рядом.

– Не знаю. Но этот цвет… он не из палитры природы.

Дэмиен нахмурился. Его пальцы чуть подрагивали.

– Он был в подделке на аукционе. В платке. Кровь тоже была такого оттенка.

Алиса не сразу ответила. Она чувствовала напряжение. Но его аура молчала. Ни дрожи. Ни пульса. Как будто всё вокруг глушило её дар.

– Помоги мне снять картину. Я чувствую… за ней что-то есть.

– Ты уверена?

Она кивнула. Слишком резко.

Они подняли раму. Дерево заскрипело, гвозди сдались с неохотой. За полотном – ниша, обитая бархатом. Внутри – свиток, перехваченный золотой нитью. И рядом – засушенная ветка лаванды. Она сжалась. Запах был таким же, как в спальне матери, в те утренние часы, когда солнце ещё не пробивалось сквозь занавески.

– Это не просто архив, – прошептала. – Это её.

– Печать алхимическая, – заметил Дэмиен. – Перечёркнутый треугольник. Символ жертвы.

Она разрезала нить. Бумага скрипнула, как чужой голос в темноте.

ДАТА: 1867. ПОДПИСЬ: Эдгар Вальтер.

«Я смешал пепел с охрой. Картина закончена. Но она требует крови. Я вижу её во сне. Женщину. С глазами, как у моей внучки. Если полотно заговорит – сожгите его. Даже если это будет ваше сердце.»

Он присел рядом. Внимательно. Его лицо – маска. Только один нерв дёрнулся на скуле.

– Он был не просто художником, – произнёс. – Он был пророком.

На обороте письма – узор. Алиса застыла. Это был тот же рисунок, который она бессознательно выводила на запястье. Но сейчас… он пульсировал. Словно жил. Скрип. На потолке – движение.

Она подняла взгляд. Тени зашевелились. Дрожали не от света – от воли. Они двигались… осмысленно. Но в обратную сторону. Их движения не копировали, а предвосхищали.

– Дэмиен.

Он тоже смотрел наверх. Его лицо застыло.

– Они снова здесь?

Она не спросила, откуда он знает.

– Не смотри, – прошептал он. – Если признаешь – станешь частью.

– Я уже часть.

Тень сомкнулась в позе. Женщина. Распятые руки. Лицо – белое пятно. Только глаза. Её глаза. Она узнала их. И позу тоже.

Как если бы это уже случалось. Не с ней. В ней.

– Она наблюдает за нами, – сказала Алиса, не отводя взгляда от белого пятна на стене. Пятно было почти незаметным в полумраке комнаты, но именно оно притягивало её взгляд, как трещина в зеркале: тонкая, но угрожающая целому отражению.

– Кто? – Дэмиен не сдвинулся с места. Его голос прозвучал тихо, но в нём прозвучал металлический оттенок, будто он заранее знал, о ком она говорит.

– Картина. Или… женщина в ней.

Он медленно подошёл к нише, где они нашли свиток. Его пальцы коснулись бархата, и Алиса заметила, как мышцы на его запястье напряглись. Бархат был тёплым – не как материя, а как кожа, только что лишённая тела. Тепло неестественное. Живое.

Алиса отвернулась, но не переставала ощущать присутствие. Тени не ушли. Они застыли в углах, как немые свидетели. Не враги, не союзники – хранители. Их суд ещё не начался, но он был близко.

Дэмиен молчал. Его движения были точными, как у человека, который уже проходил через это раньше. Он нащупал на оборотной стороне картины скрытый механизм. В правом нижнем углу – почти незаметная выемка. Лёгкое нажатие, и раздался щелчок. За ним – шорох, будто кто-то втянул в себя воздух. Потайная полка выдвинулась медленно, почти с неохотой, как рана, открывающаяся заново. Внутри лежала тетрадь. Тёмная кожа, обожжённые уголки, отпечатки пальцев, вдавленные в переплёт. Словно кто-то сжимал её слишком крепко.

Алиса протянула руку. Бумага под её пальцами была шершавая, чуть влажная, словно вытянула влагу из воздуха. Она раскрыла тетрадь – страницы поскрипывали, как старые суставы. Чернила – густые, как кровь, впитались в бумагу и проступали на обратную сторону. Строчки были написаны на немецком, почерк дрожащий, но не слабый. Уверенный страх. Почерк человека, знавшего, что его читают после смерти:

«Девочка видит их. Говорит, они шепчут. Я вижу только её взгляд. Тот, кто коснулся полотна, обречён. Даже если он ещё не родился.»

Алиса почувствовала, как холод растекается от груди к плечам. Её горло сжалось, но она не моргнула. Не позволила дрожи дойти до подбородка.

– Это не просто дневник, – её голос звучал глухо, как будто сквозь толщу воды. – Это исповедь.

– Или проклятие, – ответил Дэмиен. Он всё ещё стоял рядом, но теперь смотрел не на книгу, а на неё. – У тебя дрожат руки.

Она взглянула вниз. Пальцы действительно подрагивали. Когда она перестала контролировать их – неясно. Она спрятала ладони за спину, сжала платок, тот самый, от отца. Масло, ладан, кровь.

– Тебе нужно выйти, – сказал он, и в его голосе не было заботы. Только стратегия. Как будто он предлагал отступить с шахматной доски, зная, что следующее движение – жертва ферзя.

– Нет, – ответила она. Тихо. Не упрямо, а окончательно.

Она закрыла тетрадь, и на обложке чётче выступил символ: две перекрещенные змеи, образующие круг. Алиса помнила его из старых книг, с вырезками на полях и записями матери. "Обратимое превращение" – алхимическая формула души, проходящей через огонь и возвращающейся другой.

– Почему ты не удивлён? – спросила она, не поднимая глаз.

– Потому что это не первый раз.

Он выпрямился. В этом движении не было ни вызова, ни защиты – только утомлённая готовность. Свет от фонаря за окном высветил его лицо: бледность, натянутая кожа, как будто вся кровь ушла в пальцы. Он стоял как солдат, который уже видел, как умирает враг – и друг.

– Когда ты впервые это увидел? – спросила она.

Он медленно повернул голову. Его голос был ровным:

– Мне было десять. Я стоял у подвала. Видел, как она выходит из холста. Как пламя ползёт по стенам, но ничего не сжигает. Отец сказал, что это – дар. Что мы должны его нести. Но дар – это то, что можно отдать. А это… это долг. Или клеймо.

– А если это не долг? – Алиса сделала шаг ближе. Тень от её тела слилась с его. – А ловушка?

Он не ответил сразу. Его глаза остановились на её запястье – на том самом узоре. Она чувствовала, как он снова пульсирует. Слишком быстро. Слишком громко.

– Тогда ты уже знаешь правду. Просто не хочешь её называть.

Комната будто сжалась. Стены стали ближе. Воздух – вязким. Алиса инстинктивно коснулась узора – и в этот момент из-под пола раздался щелчок. Влажный, будто кость хрустнула под ботинком.

Они одновременно повернулись. Доска приподнялась. Дэмиен подошёл первым. Снял перчатку. Его рука двигалась как у хирурга: без эмоций, но с уважением к тому, что скрыто. Он приподнял щель. Внутри – чёрная коробка, обтянутая бархатом. Мягкая. Тепло от неё било в ладонь.

Он передал её Алисе. Она открыла.

Внутри – медальон. Потускневшее стекло. Словно запотевшее изнутри. Внутри – рисунок. Женщина. Тёмные глаза. Пылающий дом на фоне. Не портрет – сцена. Застывший момент. Как если бы кто-то нарисовал кадр её последнего взгляда. На обороте – слово, выцарапанное ногтем: "Ignis".

Алиса вздрогнула. От холода или узнавания – неясно.

– Это она, – произнесла. – Женщина в пламени.

– Портрет? – спросил Дэмиен, но без удивления. Как будто ждал ответа.

– Нет. Отражение. Тот момент, который был. И будет снова.

Он взял медальон, повернул в ладони.

– Ignis. Латынь. Огонь. Или… искра.

Комната похолодела. Внезапно. Без сквозняка. Как если бы кто-то прошёл мимо, отняв с собой всё тепло. Алиса обернулась. За спиной – ничего. Только стена. И тень на ней.

Женщина. Распятые руки. Лицо без черт. Только глаза. Их глаза.

Тень шевельнулась.

Алиса застыла. Дэмиен – тоже. Между ними повисло нечто – звук, которого никто не произнёс, но оба услышали. Тень на стене не просто сдвинулась – она наблюдала. Без глаз, без лица. Только пустота в том месте, где должно было быть лицо, и всё же эта пустота смотрела. В неё. Смотрела с той самой уверенностью, как смотрят предки через века, сквозь огонь, сквозь кровь, сквозь ткань реальности.

Дэмиен медленно опустил медальон обратно в коробку, закрывая крышку с тем же жестом, с каким закрывают гроб. Он не издал ни звука, ни щелчка. Только тишина – тяжелая, замершая, плотная, как слой пыли, что веками не тревожили. В этот миг сама комната стала памятником тому, что здесь когда-то происходило, и сама память об этом стала предметом.

– Уходим, – его голос был ровным, почти безэмоциональным, но под кожей дрожал ток напряжения.

Алиса не двинулась. Она вглядывалась в стену, в то самое место, где ещё миг назад колыхалась тень.

– Она ждёт.

– Тем более уходим.

Он схватил её за руку. Лёд. Пальцы твёрдые, крепкие, но не грубые. Его ладонь дрожала, но не от страха – от знания. Он боялся не тени. Он боялся, что она заговорит. Или ответит. Или будет узнана. Он боялся, что Алиса вспомнит слишком многое.

Когда они вышли в коридор, тень исчезла. Не растворилась. Спряталась. Отступила в темноту, как хищник, потерявший интерес лишь на время. Алиса оглянулась: узор, тот самый, что пульсировал у неё на запястье, теперь был вырезан в деревянных балках потолка. Старый, но чёткий. Пропитанный гарью и временем. Она провела пальцем по древесине. Тепло. Будто огонь оставил след внутри. Эти метки были не символами. Они были зарубками. Подсчётом. Предупреждением. Заклятием.

– Это не охотничий дом, – произнесла она.

Дэмиен скользнул по ней быстрым взглядом, не притворяясь.

– Никогда им не был.

– Ты знал?

– Подозревал. Много лет назад. Но никогда не хотел видеть правду. Пока не стало поздно.

Они свернули в южное крыло. Здесь воздух был суше, как в закрытой гробнице. Половицы гнулись под ногами, но не издавали звука. Будто дом сам затаил дыхание. Свет фонаря, который держал Дэмиен, выхватывал обрывки прошлого: портрет с выцарапанными глазами, порванную занавесь, качающуюся как петля, витражное стекло, покрытое паутиной и пятнами плесени. За окном – сад. Или то, что от него осталось. Мёртвые ветви, словно вывернутые руки. Листья, чёрные и слипшиеся. Фонтан, в котором вместо воды лежал серый пепел.

Алиса остановилась перед аркой. Камень был гладким, отполированным чужими шагами. За ней начиналась спиральная лестница – старая, каменная, с ржавым железным поручнем. На паутине дрожала капля влаги.

– Подвал?

– Да. Всё, что начинается снизу, редко кончается наверху.

Она шагнула первой. Ступень застонала, как будто ожила от прикосновения. Пыль взвилась, и Дэмиен закашлялся. Алиса – нет. Она не чувствовала запаха. Тело стало пустым сосудом, слушающим пульс пространства. Узор на запястье вспыхнул болью. Каждый шаг отзывался в голове эхом, будто каменные стены били в череп изнутри.