Алиса стояла, не шевелясь. Память впилась в виски. Боль будто проснулась. Она протянула руку. Осторожно. Пальцы дрожали. Прикосновение – как ожог. Искра внутри взвыла. Боль пошла вверх – в грудь, в горло, в глаза. Образы хлынули: Селена держит амулет. Свет горит. Взрыв. Крик. Но не её. Его. Дэмиен кричит. Алиса тянется, не успевает. Всё пылает. Искра разрывает воздух.

– Почему ты не остановил? – прошептала она. Голос будто чужой.

– Потому что не мог. Или не хотел. – Он не отвёл взгляда.

Она почувствовала, как трескается что-то внутри. Не доверие. Не гнев. Основа. Та точка, откуда она строила себя все эти годы.

– Ты знал, – сказала она. – И всё равно позволил мне пройти это одна.

– Потому что только в одиночестве ты настоящая.

Молчание было длиннее дыхания. Алиса шагнула вперёд. В глазах её – не ненависть. Прозрение. Он всё это время ждал, чтобы она пришла сама. Без оружия. Без защиты. Только с Истиной.

– Что будет, если я пройду?

– Ты потеряешь остатки иллюзий. Но найдёшь то, что прятала даже от себя.

– А ты?

Он молчал. Лицо было каменным. Только глаза дрогнули. В них – прощание. Или страх. Или оба.

Он развернулся. Шёл медленно, но шаги не звучали. Темнота поглотила его, как вспоминаемый сон. В тот момент пол под ногами Алисы треснул. Из трещин – свет. Белый. Чистый. Он рванул вверх, как огонь. Но не обжигал. Он резал. По венам. По нервам. По лжи.

Она зажмурилась. И всё исчезло. Только ясность осталась. Лёгкая. Резкая. Как после долгой лихорадки.

На ладони – след. Не от амулета. От её выбора. Ожог. Как знак. Как клеймо. Или посвящение.

Восьмой круг пройден. Остался последний. Не враг. Не тень. Она сама.

Тот, кто доживёт до себя – перестаёт быть прежним.

А тот, кто не доживёт – никогда и не был собой.

ГЛАВА 6. БЕЗДНА ВНУТРИ

Пустота не была тишиной. Она жила. В каждом её дыхании, в каждом миге, когда сердце Алисы пыталось вырваться из груди, – пустота отзывалась эхом. Без границ. Без стен. Пространство растворилось. Не белизна. Не чёрная темнота. Что-то третье. Цвет, которого нет в палитре мира. Пустота, настолько глубокая, что хотелось закричать, просто чтобы услышать хоть звук. Но даже крик здесь поглощался, как камень в болоте.

Она стояла босиком на гладкой поверхности, не ощущая её. Не холод. Не тепло. Ни шероховатости, ни изгибов. Внизу – бездна. Наверху – тоже. Пространство вытекало, как вода из лопнувшего сосуда. И посреди этого ничто – она. Только Алиса. И… что-то ещё. Прямо перед ней.

Сначала она подумала, что это зеркало. Поверхность, гладкая и вибрирующая, словно вода на грани замерзания. Но отражение было не совсем её. Оно двигалось с задержкой. Моргало на полсекунды позже. Глаза – глубже, темнее, чем должно быть. Как будто отражение её помнило лучше, чем она себя.

Она сделала шаг. Отражение – нет. Оно стояло, не моргая. Только губы дрогнули. Движение было почти неуловимым. Словно шёпот ветра в склепе. Алиса напряглась. Искра внутри сжалась, сжав грудь изнутри – будто рука с когтями.

– Кто ты? – её голос отразился, но не вернулся. Он исчез в пространстве, как звук в вакууме.

Отражение шевельнулось. Не в ответ – в насмешку. Губы на том лице изогнулись в беззвучной усмешке. Затем – рука. Она поднялась. Медленно, будто преодолевая вязкое сопротивление. И вышла из зеркала. Не стекло – жидкость. Не вода – что-то гуще, как тёмное масло. Рука была её. И не её. Пальцы – длиннее. Суставы – резче. Под кожей – тьма, пульсирующая, как венозный дым. Алиса не двинулась. Внутри – рвущийся вопль. Но снаружи – тишина. Только Искра гудела.

– Кто ты? – повторила она. Тише. Не требуя. Принимая.

– Ты, – произнесла тень. Голос не был голосом. Он не звучал – он просачивался в уши, как яд в вино. – Ты. Без маски. Без имени. Без страха. Без любви.

Тень шагнула вперёд. Алиса осталась на месте. Не потому что не могла – потому что не хотела убегать. Хватит. Здесь не было, куда отступать. Здесь всё было внутри неё. Пахло железом. Как в момент, когда кровь впервые покидает тело. Воздух был тяжёлым. Он вползал в лёгкие и оставался там, будто пытался стать частью её.

Тень была такой же ростом. Та же походка. Та же поза. Но в каждом движении – отчуждение. В каждом взгляде – вселенская усталость. Как будто она прожила тысячу лет в этом зеркале, ожидая, когда Алиса наконец придёт. И теперь не знала – прощать или убивать.

– Я пришла не за тобой, – выдохнула Алиса.

– Лжёшь. За мной. За собой. За правдой.

И она знала – тень права. Последний круг был не битвой. Не очищением. Это был суд. Без судьи. Без обвинителя. Только она. Перед собой. Без права оправдания.

Тень протянула руку. Алиса смотрела на неё. Не кожей – нервами. Это касание будет холоднее стали, горячее предательства. Она знала. Но руку не отдёрнула. Искра билась в груди. Пульсировала. Как ребёнок, бьющийся в теле мертвеца.

Касание произошло. Не боль. Не шок. Что-то между. Память, вырванная из костей. Из глаз – вспышки. Падение с лестницы в шестом. Голос матери – усталый, едкий. Запах гари в подвале. Губы Дэмиена, когда он не хотел целовать, но целовал. И свой собственный голос, говорящий ложь, только чтобы выжить.

– Ты боишься меня, – тень не спрашивала. Утверждала. – Потому что знаешь: я – всё, что ты когда-то хотела забыть.

– Я не боюсь, – хрипло ответила Алиса. И впервые – не соврала. Она была пуста. И в этой пустоте – не страх. Свобода. Тень дрогнула. Лёгкое движение. Как шаг назад. Как признание.

– Тогда иди, – сказала она. – Забери меня. Если осмелишься.

Свет вспыхнул изнутри. Не белый. Не золотой. Тот самый, что видел лишь тот, кто прошёл всё. Искра, обнажённая до кости. Она взорвалась внутри, прошлась по венам, как пламя, пожирающее остатки прошлого. Алиса шагнула вперёд. Внутрь. В неё. В себя.

И всё исчезло.

Осталась только она.

Начался последний круг.

Мир собирался медленно. Как после взрыва – куски воспоминаний оседали в воздухе, падая вокруг неё хлопьями тишины. Алиса стояла в лесу, который когда-то был живым. Он дышал болью. Зола висела в воздухе, как пепел сожжённой правды. Деревья, обугленные и скрученные, тянулись вверх, будто взывали к небу, которого здесь не было. Над головой – тусклая серая плоть, тяжёлая и неподвижная. Она не чувствовала ветра. Ни звука. Только биение внутри – рваное, как шаги по битому стеклу.

Под ногами – не земля. Кожа. Чёрная, гладкая, как будто лес был вывернут изнутри. Её тело дрожало, но это была не слабость. Это была память, возвращающаяся через кости. Она сделала шаг, и поверхность под её ногой издала скрип, словно кто-то вздохнул глубоко под землёй. Алиса шла сквозь себя. Сквозь ту часть, которую пыталась похоронить. И каждый шаг отзывался не в теле – в душе.

Впереди – фигура. Нечёткая, но знакомая. В её походке было что-то болезненно родное. Алиса замерла. Фигура стояла, склонив голову, как будто слушала. Рядом – дерево. Не мёртвое. Живое. Тёмное, с пульсирующими жилами под корой. Ветви были влажными, словно дышали. Из каждой свисали ленты. Не ткань – полосы кожи. Имена выжжены на каждой. Она подошла ближе. Руки дрожали. В горле – ком, острый и тяжёлый.

На первой ленте: «Алиса, 9 лет. Испугалась. Промолчала.» На второй: «Алиса, 12. Солгала, чтобы не остаться одна.» Дальше – длинный ряд. Сотни. Тысячи. Все они – она. Все моменты, где она отступила, отвернулась, предала, спаслась. Цена за выживание. Её цена.

Фигура у дерева обернулась. Это была она. Ребёнок. Слишком худой. С глазами, в которых не было ни света, ни злости. Только усталость. Руки у девочки были в крови. Она держала в ладонях свернувшийся пепел. Пепел из её детства. Алиса сделала шаг, но ребёнок – отступил. Лицо его не изменилось. Только губы дрогнули.

– Ты опять опоздала.

Голос был беззвучным. Он звучал внутри, в ребрах. Алиса не знала, как ответить. Она открыла рот – и почувствовала вкус золы. Слова рассыпались, не дойдя до языка.

– Я не знала, как вернуться.

– Ты знала. Просто не хотела. Тебе было легче забыть.

Ребёнок зачерпнул ещё пепла. Поднёс к её лицу. И высыпал на ладонь. Он был тёплым. Слишком тёплым. Алиса смотрела, как пепел проникает в её кожу. С каждым зерном – вспышки. Удары. Крики. Тени на потолке. Руки, которые должны были защищать. Голоса, от которых она бежала. Всё это вернулось. Сжалось в горле. Вырывалось наружу.

Но она выдержала. Потому что должна была. Потому что если не здесь – то где?

Девочка положила ладонь ей на грудь. И Алиса поняла – это не просто память. Это клятва. Её собственная, данная когда-то: «Если забудешь меня – я умру.»

И она забыла. И та часть умерла. Но сейчас – стояла перед ней.

– Прости, – сказала Алиса. Тихо. Не в оправдание. В истине.

Губы ребёнка дрогнули. Это не была улыбка. Это было движение боли. Но она кивнула. И исчезла. Растворилась, как дым.

Алиса осталась одна. Но не пустая.

И тогда дерево ожило. Оно застонало. Из ствола вытек свет – серый, как раннее утро. Ленты затрепетали. Некоторые – сгорели. Остальные – впитались в ствол. Дерево стало чище. Не живым – цельным.

Алиса пошла дальше. Лес не молчал. Теперь он говорил. Шепотом. Голосами прошлого. И каждый голос – не враг. Они были частью. Её частью. И она была готова их слышать.

Алиса вышла из леса, будто проходила сквозь собственные органы – медленно, с натужной болью, с ощущением, что всё внутри выворачивается наизнанку. Пространство перед ней не раскрылось – оно свернулось. Мир сложился в спираль, как зрачок в панике, как глотка твари, готовой проглотить. Воздух был густым, пахнущим кровью и металлом. Он не двигался, не дышал. Он стоял. Как страж.

Посреди выжженного поля возвышался круг. Камень – серый, будто вываренный из костного пепла. Девять арок. Девять врат. Девять шепотов прошлого. В центре – пустота. Но не мёртвая. Она жила – как язва. Алиса подошла ближе. Ступни её утопали в пепле, будто ступала не по земле, а по телам тех, кого забыла. Или предала.

Внутри круга стоял силуэт. Спиной к ней. Высокий, худой. Плечи напряжены. Пальцы сведены в судороге. Он был недвижим. Но чувствовался – как гул под кожей. И когда она узнала его – сердце не оборвалось. Оно застыло. Потому что узнало. Потому что помнило. Потому что не простило.

Это был отец. Или его призрак. Или часть её, вечно кричащая: «почему?» Он повернулся. Лицо – не старое. Лицо того, кто ещё не разрушен, но уже на пути. В глазах – пустота. И в этой пустоте – она.

– Пришла, – произнёс он. Как будто знал. Как будто ждал. Как будто это было неизбежно, как утро после ночи, как холод после смерти.

Алиса не ответила. Она помнила этот голос. Как он звучал в кухне, когда смеялся. И как – в прихожей, когда двери захлопывались. Он шагнул к ней. Но его остановил мел – круг, нарисованный дрожащей рукой. Ограда. Защита. Или тюрьма. Он не мог её пересечь. Но взгляд его уже касался её, как пальцы, которые оставляли синяки.

– Я был слаб, – сказал он. Тихо. Не извиняясь. Констатируя. – Я хотел быть лучше. Но не знал как.

Алиса шагнула ближе. Пепел поднялся. Она чувствовала, как он оседает в лёгких, как воспоминания о том, что пыталась забыть. Но не смогла. Память впивалась в неё. Острыми краями.

– Я была ребёнком, – произнесла она. – А ты выбрал себя.

Он кивнул. Один раз. Резко. Будто согласие – последнее, что может дать.

– Тогда забери меня. Сделай со мной то, что я сделал с тобой.

Из его груди вышло нечто. Тень. Чёрная, как масло. Но в ней – не ярость. Пепел. Эхо. Она потянулась к ней. Медленно. И в этой тишине Алиса не отпрянула. Она позволила.

И тьма вошла в неё. Не ломая. Сливаясь. Плач, застывший под кожей, вспыхнул. Но она выдержала. Потому что простила? Нет. Потому что приняла. Себя – той, кем стала. Его – тем, кто был. Не больше. Не меньше.