Эта запись закончилась. Я решила сделать небольшой перерыв и пообедать. Странно, я уже не относилась к записям так серьезно, как вначале, понимая, что в них нет ничего потустороннего (кроме кота, конечно, но если подумать, и это можно объяснить – опять же, отравленной водой, ведь фотографию через диктофон не передашь, и все это по-прежнему лишь с ее слов), однако мне так не терпелось продолжить их слушать, что я даже не стала доедать рыбу. Только куснула хлеб (и тут же пожалела, поскольку его захотелось запить, но я дала себе зарок не притрагиваться к канистре) и, жуя, побежала обратно в спальню. Наверно, это можно было объяснить скукой. Невзирая на страшные события, происходящие здесь, мне нужен был какой-то захватывающий сериал, чтобы уйти от своих проблем, как поступают абсолютно все люди после работы. Тем более, повторюсь, на тот момент я считала, что все «страшное» объясняется рационально.

Вернувшись на кровать, я нажала на «плей».

«Нет, это невозможно! Они теперь поют, а не только разговаривают! Самая мерзкая песня для меня – это «Лиза» Губина! Я не помню, говорила ли уже почему? Мысли путаются, я хожу и повторяю одно и то же, и слова, и действия… Короче, бывшие подружки постоянно ее напевали в качестве издевки, напоминая мне, что папа меня бросил! И вот эти омерзительные куклы дружно, хором в пять, а то и больше голосов, распевают эту песню! Все громче и громче!»

Здесь я подумала над тем, что моя нелюбимая песня – это «Во поле березка стояла». Вообще не люблю все народные сочинения, но эта занимает топовое место в списке. Все потому, что мои родители-алкаши, напившись, всегда голосят именно ее. И мне явно было бы неприятно, возьмись кто-то за исполнение этой песни при мне, тем паче неодушевленные предметы…

Лиза тем временем продолжала истерить: «Я пытаюсь успокоить себя тем, что это происходит только в моей голове, но мне это не помогает! Они всё поют и поют! Слышите?! Я протяну руку с диктофоном ближе к стеллажу».

И тут… Я всегда полагала, что шевелящиеся волосы – выдумка впечатлительных писателей. Чего только мне не удалось пережить, и в этой Cabin in the woods, и в принципе в жизни, однако впервые у меня волосы приподнялись у корней и зашевелились на голове.

Я услышала тихий хор мерзких детских голосов.

«Лиза, не улетай! Лиза, не исчезай!»

Снова и снова, снова и снова, те же самые строчки.

Я выключила диктофон и очень медленно, набираясь смелости с каждой секундой, перевела взгляд на куклу, все еще сидящую передо мной на кровати. Ее голова была повернута вбок – ко мне. Хотя я точно помню, что не вращала голову.

Да нет, нет… На меня все еще действует отравленная вода. Или Лиза владела чревовещанием. Это пела она.

А разве можно чревовещанием изобразить целый хор голосов?..

– Я же не вижу ее. Это все может быть постановкой, – ответила я себе вслух. – Как удачно кто-то мелом подписал слово «здесь». На случай, если я сама не замечу, что доска приподнята. Они знали, что я учиню здесь обыск. И подложили эти записи. Никакой Лизы в реальности не было. Или была, но актриса. И нет никакой разницы, как зовут говорящую, ей просто заплатили за озвучку их нелепого сценария. И телефон у меня тоже отобрали, чтобы я не могла влезть в интернет и поискать ее, к примеру, среди подписчиков группы ООО «Поиск смысла». Вранье это все, что вышка сюда не достает.

Я не трогала больше диктофон. Я ходила кругами и давала косяка на кукол, ровным рядом сидящих на полках. Я хотела вернуть очередную Машу туда, где она была изначально, но, рассаживая куклы, я умудрилась едва их вместить на две полки, и фарфоровую барышню, подвергшуюся жестокой экзекуции (волосы до конца не приклеились обратно, и верхняя их часть с челкой отходила от головы) элементарно было некуда сажать. Пусть остается пока на кровати, есть дела поважнее.

Итак. Что же здесь творится?..

В какой-то момент мне пришла в голову мысль, что Ян мог успеть сбить замок с двери до того, как закричал. Я бросилась на кухню и попыталась открыть входную дверь, но не преуспела. Тогда я прижалась к окну еще раз – будто бы в надежде, что морок покинул мое сознание и теперь очам моим предстанет настоящая картина, а не выдуманная. Тем не менее кто-то действительно сидел на крыльце в темных джинсах, спиной облокотившись на мою дверь, ничего не изменилось. Или это просто тряпка, накинутая на какой-то предмет, ведь штанина, если это она, кажется объемной. Мне придется выбить стекло здесь, чтобы высунуться из окна и разглядеть получше. Или вылезти с другой стороны, с торца, и обойти дом. Однако после того как куклы исчезли, а кто-то ходил под окнами, мне уже не хочется высовываться. Ладно, ко мне должны прийти на четвертый день, так? Они же сказали «раз в три дня». А сегодня только третий день, тогда бы они сказали «через день», потому что привели меня сюда позавчера. Значит, ждем завтрашнего вечера. Если до вечера они не придут, я полезу в окно и побегу куда глаза глядят. В принципе в окно видна колея, по которой приезжали мотоциклы и вдоль которой мы пришли сюда. Вот по ней я и пойду. Даже если сверну не туда, куда-нибудь дорога да выведет. А там попрошу у людей помощи, пусть вызовут полицию. Скажу, что меня похитили и я сбежала. Это практически правда. А на что еще это похоже? Отобрали телефон, заперли в доме в глухом лесу. Сказали, что будут навещать раз в три дня. И не пришли. А коли придут, то я им все выскажу! Хотя они не слепые и должны сами увидеть трупы перед домом.

– Если это все-таки не глюки. Надо подождать, когда наркотик выйдет естественным путем.

Я решила изучить бутылки воды внимательно. Даже поднесла тяжеленные канистры прямо под лампочку и водрузила на табурет. Но свет здесь блеклый, а фонарика нет. Пришлось работать с тем, что есть, и под светодиодной лампочкой в семь ватт я ничего не сумела разглядеть.

Вернувшись в комнату, я аккуратно сдвинула верхний ряд, посадив кукол плотнее, однако по какому-то неизвестному мне физическому закону места под двадцатую все равно не хватало, тогда я решила поступить проще: кинула тряпичного клоуна на стул, освободив тем самым место в центре второй полки. Засим взяла изуродованную куклу с кровати и понесла на полку, не спать же с ней в обнимку, в самом деле, однако гладкая фарфоровая ручка выскользнула из моих пальцев, кукла упала на голые доски и разбилась.

– Вот же ж…

Я замолчала на середине ругательства, ибо кукла оказалась не пуста. Я села над расчлененным трупиком. Между осколков цвета слоновой кости и слоев ткани сиренево-фиолетовой гаммы бросалось в глаза что-то желто-красное. Я взяла в руки клочок ткани и развернула. Желтая тряпка в красно-бурых пятнах, скорее всего, крови. В нее был завернут клочок волос.

Рыжих волос.

– Этого не может быть…

Лиза Баринова действительно была здесь. А до этого, как и я, прошла обряд инициации. Ну или как это называлось… Разделение души и вселение части души в куклу. Шаман ей так же отрезал прядь волос и колол палец, вытирая тряпкой. В моем случае это был стандартный белый хлопковый платок, а в случае Лизы какой-то светло-желтый обрез плотной жесткой ткани, то ли ситец, то ли лен. Хотя почему Лизы? Вон тут сколько кукол. Могла быть еще одна рыжая девушка. Сколько их вообще тут жило?..

Я обернулась на полки, моими стараниями приобретшие презентабельный вид. Что, если во всех этих куклах… Лучше не думать.

Голос Лизы вдруг обрел вес, а ее рассказ – значимость. Я продолжила слушать записи.

«Четвертая ночь. Сегодня никто так и не пришел, хотя они обещали меня забрать через три дня. Не знаю, как я пережила предыдущую ночь и как переживу эту… – Девушка говорила медленно, тяжело, с трудом процеживая слова, словно была или сильно пьяна, или очень больна. – Постойте… Кто-то стучит. Наверно, это они пришли! Наконец-то! Но почему так поздно? Я уже и не надеялась!.. – Я услышала шорох: Лиза встала с кровати и ушла на кухню, оставив диктофон работать. Возможно, по забывчивости. А может, надеялась записать разговор так, чтобы организаторы этих страшных опытов не догадались об этом. Так или иначе, вскоре снова послышались звуки – сперва шагов, затем легкого скрипа прогибаемой кровати и шороха постельного белья. – Странно, там никого нет. Но я на всякий случай отперла задвижку. Хотя дверь не поддалась, то есть они не стали открывать ее со своей стороны. Чудеса… Может, они не запирали меня? Может, дверь заклинило, поэтому я не могла ее открыть? Но почему тогда они молчали? Я спросила «Кто?» через дверь. А в ответ – тишина! – И тут я услышала звук. Кто-то барабанил по стеклу. Вздрогнув, я сперва обернулась на окно, и только потом до меня дошло, что этот шум доносился из динамика диктофона. – А теперь они в окно стучатся! – среагировала прежняя постоялица на звук. На этот раз она не выпускала диктофона из рук, когда поднималась посмотреть, кто стучит. – Странно, снаружи никого нет. Но кто тогда стучал? Ах! – вскрикнула она одновременно с новым громким стуком. Я, хоть и готовилась морально к такому повороту, все равно опять вздрогнула. И даже подтянула колени к груди, сжавшись в комок. Нервы ни к черту. – Что такое?! Кто-то снова постучал. Но я стою возле окна и никого не вижу! Даже этого проклятого кота! – Лиза вернулась на кровать. – Я не понимаю, что происходит, но… – Вот теперь я тоже услышала стук в дверь. Странно, в прошлый раз не было слышно. Лиза непредвиденно замолчала, и только ее усилившиеся дыхание указывало на то, что она все еще возле диктофона. То, что она сказала дальше, повергло меня в шок, но зато пролило свет на отличную слышимость, которой раньше не было. – Кто-то стучит теперь в дверь спальни… В дверь спальни! Хотя я в доме одна… Я не пойду открывать… Я не пойду открывать… – И так еще несколько раз, шепотом. Похоже, у девушки потихоньку ехала крыша. У меня тоже. – Ах! – вскрикнула она снова. На этот раз барабанили в окно. Затем снова в дверь. Стук не прекращался ни на секунду. Прошло время, пока все стихло. – Вроде прекратилось, – неуверенно прошептала Лиза в диктофон. – Пойду посмотрю».

– Не открывай дверь, дура! – от души посоветовала я цифровому девайсу. Конечно, я опоздала. Вопрос – на сколько? На три дня или на три года? А может, на пятнадцать лет? Диктофон по виду реально старый, сейчас никто такими не пользуется. Однако батарейки все еще рабочие, а за много лет, мне кажется, они бы пришли в негодность.

Вскоре мысли меня покинули, абсолютно все, потому что из маленького динамика раздался такой страшный крик, что у меня остановилось сердце. Возможно, навсегда.

«Они идут! Они идут!» – в ужасе кричала девушка, но, к сожалению, не уточняла, кто идет. Если учредители агентства, то кричать надо было радостно, она ведь их и ждала. А ее реакция скорее походила на бедных сестер Стоунер из рассказа Конан Дойля, увидевших смертоносную «пеструю ленту». В ее голосе было столько неподдельного, непостижимого ужаса, что он невольно передавался мне, и я уже за нее, незнакомую девушку (все еще может статься – актрису!), переживала куда сильнее, чем за себя. Она явно столкнулась с чем-то потусторонним, мистическим и шокирующим, ибо, бросив свое «они идут», она снова начала визжать.

Леденящий кровь визг раздавался из динамика еще довольно долго, а я сидела на кровати, обняв себя за колени, не в силах выключить его. Я не знаю, что с ней делали эти потусторонние силы, или кто это был (как минимум маньяк-садист), но визжала она так, будто прощалась с жизнью. Примерно как Ян…

Наконец все стихло.

Диктофон, однако, продолжал работать. Ну а я сидела в ожидании, даже не пошевелив рукой с намерением его выключить.

Вскоре я была вознаграждена за терпение. Мерзкие тихие детские голосочки залепетали из динамика: «А давайте спрячем диктофон, чтобы новенькая нашла!.. Точно, давайте, она завтра придет, хи-хи».

Щелчок. Кто-то остановил запись.