– Вечером мы наконец вместе отправились узреть то, чего так ждала Саманта. Она все время смеялась, твердила, что я поступила верно и непременно получу удовольствие от увиденного. Сказала, что, если верить остальным, мы запомним это на всю жизнь.

В этом она оказалась права.

Цирк представлял собой огромный натяжной купол с бесчисленным количеством маленьких шатров, прицепов, клеток, вагонов на колесах и трейлеров позади него. Он стоял на широкой поляне и оказался гораздо больше, чем выглядел на размытой фотографии с листовки. Невысокая трава вокруг была примята множеством ног прошлых посетителей. Из леса неподалеку выползали рваные клочья тумана. А в воздухе витала смесь запахов застарелой плесени и навоза, почти напрочь заглушавшая собой ароматы ранней осени.

Шапито выглядел гротескным и пугающим. Однако толпа людей все равно стремилась к струившемуся из его дверей неясному свету. Шла, как мотыльки на огонь.

Еще в отдалении я услышала примитивную, немного хаотичную музыку. С каждым шагом она становилась все громче и в конце концов почти оглушила нас. Чтобы понять друг друга приходилось кричать, срывая голос. Я так и не увидела, откуда она исходит. Рядом не было ни динамиков, ни поджидавшего за пологом оркестра.

Оказавшись внутри, мы долго бродили, отыскивая свои места. К прежним запахам теперь прибавились оттенки въевшейся в ткань навеса пыли и чего-то еще, больше всего напоминавшее едва уловимый сладковатый смрад разложения. Саманту, как и остальных, это, похоже, нисколько не смущало. Ее лицо по-прежнему сияло от радости. Глядя на нее, постепенно успокоилась и я.

Ждать пришлось недолго. Свет померк, лучи прожекторов устремились к арене, в центре которой уже стоял Манфред Физзельдорф. Он появился там так внезапно, что на миг я уверилась, будто он просто возник из воздуха. Улыбка хозяина цирка была растянута до какой-то невероятной степени. Я подумала, еще немного, и его губы порвутся от напряжения. А его глаза… Они совсем не излучали ту доброту и приветливость, какие он всем своим видом пытался изобразить. Это были глаза голодного волка, взирающего на стадо овец.

Широким жестом отведя руки в стороны, словно хотел обнять всех собравшихся, он низко поклонился. Учитывая его внушительные размеры и выпиравший из-под одежды живот, это действо в его исполнении выглядело полным небывалой ловкости.

Привычным жестом проведя пальцем по усам и закрутив один из их концов, он довольно хмыкнул. Затем громко произнес: «Почтенные дамы и господа, позвольте выразить вам свою признательность за то, что решили скоротать этот вечер здесь, в моем цирке. Его двери всегда открыты для истинных ценителей самых тонких граней искусства. Рад приветствовать и спешу заверить, что сегодня вас ожидает нечто по-настоящему особенное. Так не будем же тратить время на ничего не значащие слова. Мы начинаем!»

Его реплика была встречена бурными овациями. Толпа все больше погружалась в какое-то неистовство. И лишь я одна по неведомой мне причине не разделяла их восторга. Манфред же, снова откланявшись, повернулся и скрылся в темноте.

Сразу после его ухода из-за длинного полога, цепляясь за ткань, на арену выбежали пять карликов. К ногам троих из них были привязаны длинные заостренные колья. Не представляю себе, как они вообще на них держались. Но, похоже, это не доставляло им каких-то неудобств. Они бегали по кругу, спотыкались и дрались друг с другом. Двое постоянно пытались сбить с грубо отесанных деревянных «ног» своих же собратьев, однако это вышло у них лишь раз. Упав, маленький человек попытался подняться, но его тут же уложили обратно жесткими ударами сапог.

Когда он затих, безумие продолжилось дальше. До тех пор, пока очередную победу не одержали карлики, передвигавшиеся на кольях. Они сумели повалить соперника и, словно в отместку за недавнее поражение, просто прошлись по его телу. Дерево вонзилось в живую плоть, жертва извивалась и кричала от боли. Из ран потоками текла кровь.

– А зрители? – Артур Стюарт смотрел на Лауру с еще большим недоверием, нежели прежде. – Кого-нибудь возмутило происходящее? Кто-то решил вмешаться?

– Нет, – покачала головой девушка. – Аплодисменты лишь становились громче. Им нравилось это насилие. Я смотрела на тех, многих из кого видела или с кем иногда общалась с самого детства, и просто их не узнавала. Они разом будто превратились в мерзких животных. И самым непостижимым было то, что среди них оказалась моя сестра.

– Вы хотите сказать, что в цирке Манфреда Физзельдорфа убивали людей, но никому не было до этого дела?

– Не знаю, – помедлив, выдавила из себя Лаура. – Я стараюсь одинаково относиться ко всем. У многих из нас есть проблемы, как внешние, так и внутренние. Но те артисты… Я с трудом назвала бы их людьми.

– Поясните, – не понял детектив.

– То, как они выглядели, нельзя так просто передать словами. Помимо роста, их облик был слишком пугающим. Кривые тела испещряли бугры и шрамы. Не только лица, но сами черепа были перекошены. Из отверстий в кривых зубах стекала слюна. Они походили на нечто давно истерзанное, сломанное, а позже подобранное хозяином цирка.

– Хорошо, – кивнул Артур, отдав дань почтения нездоровому воображению собеседницы. – Что было дальше?

– После на суд зрителей вышли еще четыре карлика, несшие два небольших черных гроба. Положив в них трупы, они закрыли крышки, присоединились к остальным и вместе с выжившими отвесили собравшимся поклон.

Толпа в безудержном восторге взревела так, что задрожали трибуны. Многие из людей аплодировали стоя.

Затем артисты удалились, унося с собой гробы.

Через некоторое время суду публики предстал новый человек. Описать его тоже будет непросто. Внешне он выглядел как крепкий мужчина с вполне стандартными, даже привлекательными формами. Да, я могла бы сказать именно так, если бы сумела не обращать внимания на одно обстоятельство. Все его тело покрывала ровная белая, словно снег, чешуя. Не знаю, что за болезнь способна сотворить такое с кожей. Кажется, я когда-то слышала о чем-то подобном. Но лицезреть это воочию… В общем, я испытала настоящий шок.

В мире есть одна необычная закономерность. Если кто-либо обладает слишком белой кожей и такого же цвета волосами, его глаза часто приобретают красный оттенок.

– Вы говорите об альбиносах?

– Именно, – согласилась Лаура. – Так вот, глаза того мужчины были налиты кровью. Длинные ногти на его руках были заострены и, скорее, напоминали звериные когти. Сам он тоже все время хищно скалился, внимательно вглядываясь в пришедших на представление людей, будто выбирал среди них жертву.

На нем была лишь набедренная повязка, призванная продемонстрировать, что чешуя и правда покрывает все его тело. Передвигался он при этом, кажется, не испытывая каких-то неудобств.

– Его номер заключался в демонстрации самого себя?

– Нет. За появлением артиста последовало нечто еще более ужасное. Вскоре на арену вынесли продолговатый ящик, накрытый плотной тканью. Судя по тому, как его переносили, он был довольно тяжелым. Человек неспешно приблизился и, схватившись за грубое сукно, широким театральным жестом сорвал его.

Ящик оказался стеклянным. За его прозрачными стенками извивались и шипели змеи. Они в ярости копошились меж собратьев, переплетаясь так, что некоторые из них уже не могли двигаться. Твари бросались на крышку, пытаясь выбраться, снова падали вниз, где в них уже вонзали ядовитые зубы сородичи.

А потом произошло то, чего я ожидала меньше всего на свете. Мужчина приблизился, немного отодвинул крышку и, без страха засунув руку к змеям, вытащил одну из них. Продемонстрировав ее публике, он некоторое время упивался новой порцией оваций. Потом запрокинул голову, открыл рот и медленно, с видимым наслаждением, проглотил еще живую змею. Проведя по губам языком так, чтобы в зале это заметил каждый, он вновь обратил взгляд к ящику и продолжил трапезу.

– Звучит довольно невероятно. Особенно если учитывать, что в тварях, по вашим словам, был яд.

– Прежде я и представить себе не могла, что человек вообще способен на такое. Все, что было внутри… Он пожрал их всех, при этом ничуть не изменившись в лице, – произнесла девушка, потерявшись в воспоминаниях и не расслышав слова детектива. – Я не люблю змей. Однако в тот момент во мне проснулось к ним даже некое подобие жалости. Никто не заслуживает такой участи. Я подумала, что предо мной на арене стоит настоящий монстр. А все окружающие просто слепы. Или одурманены этим странным пугающим местом.

Опустевший ящик унесли прочь. Откланявшись, за кулисами скрылся и мужчина с чешуей вместо кожи.

Вновь прогремели барабаны, возвещая о появлении следующего артиста. Им оказался высокий человек с крайне непропорциональным телом.

– По правде говоря, я не слишком вас понимаю, – нахмурился Артур.

– Он выглядел как труп, сшитый из отдельных, совершенно не подходящих друг к другу кусков. Под его кожей бугрились огромные мышцы, но они больше напоминали, скорее, бесформенные вздутия или болезненные нарывы. Одно его плечо располагалось заметно выше другого и почти касалось уха. Волосы были черными, короткими и поблескивали от скопившегося на них жира. Никаких шрамов на его коже не было. Вернее, даже если они и имелись, я все равно не сумела бы их рассмотреть из-за особенностей его телосложения.

Знаете, при всем этом он походил на незлобного, не слишком умного здоровяка, который с легкостью убьет тебя, просто решив похлопать по спине. – Девушка задумалась. – Я испытала новый приступ страха и отвращения. Саманта, как и другие, – восторг. Помню, в тот момент я всерьез начала считать, что схожу с ума. Слишком сильно моя реакция на представление отличалась от реакции остальных. Скорее всего, проблема была именно во мне, ведь не могли же они все разом обезуметь?

Мужчина тем временем напряг мышцы, демонстрируя их публике. Заставляя меня опасаться, что они лопнут, источая гной и зловоние. Но этого, конечно же, не произошло.

Трое карликов выкатили на арену светлый каменный шар таких внушительных размеров, что я удивилась, как им вообще удалось сдвинуть его с места. Человек осмотрел реквизит, будто решая, с какой стороны подступиться. Потом схватил его обеими руками и без видимых усилий оторвал от земли. Он начал перекатывать его по плечам, по телу, как обычно на представлениях силачи перекатывают гири или похожие предметы. Вот только шар был столь огромным, что оставалось загадкой, почему кто-то вообще способен обращаться с ним с такой легкостью.

Это продолжалось довольно долго. В завершение своего номера мужчина подбросил его вверх так высоко, что он почти достиг купола цирка. А потом, будто забыв о его существовании, обратил взгляд к зрителям.

С чудовищной скоростью шар полетел вниз, упал прямо на ногу артисту и раскололся на несколько частей. Стопа под ним сплющилась, превратившись в бесформенное месиво. Кровь бурным потоком хлынула на желтый песок. Однако человек всем своим видом показывал, что эта травма не стоит и самого незначительного внимания.

Жестом усмирив новую бурю оваций, он поднял один из каменных осколков и, воздев его над собой, разбил о свою голову. То же произошло и с остальными фрагментами реквизита. Он делал это, сдирая кожу, оставляя на камне зубы.

Затем приветственно помахал руками и удалился, истекая кровью.

Следующей на арену вышла тонкая хрупкая девушка. В отличие от тех, кто выступал перед ней, она почти ничем не отличалась от нормальных людей, за исключением рук. Они были такими длинными, что пальцы при ходьбе время от времени касались пола. Ее худощавое лицо с болезненно-бледной кожей не выражало никаких эмоций. Также она не сочла нужным поприветствовать зрителей и сразу же приступила к своему номеру.

Взобравшись на внушительную высоту, она шагнула на растянутый там канат. Распростертые руки помогали ей удерживать равновесие не хуже шеста, который в подобных случаях берут с собой канатоходцы. Все выглядело так, словно здесь она чувствовала себя гораздо увереннее, чем идя по земле.