Любимая помощница инквизитора (страница 9)
Я вернулась к отчету лекаря. Насилия не было. С одеждой у убитой все было в порядке. Да и ударили ее со спины. Так что, вероятно, она даже не видела кто.
Задумавшись, я подперла щеку кулаком. А Диксон поинтересовался:
– Нашли что-нибудь?
– Вы не знаете, кем приходилась убитая хозяйке булочной? Просто помощница или, может, родственница?
– А какая разница? – удивился он. – Хотя вон тут написано, что падчерица. – Он указал на пометку на полях.
Хм. И правда неясно, какое это имеет отношение к делу.
– Сержант. – Я поднялась из-за стола. – Вы не могли бы проводить меня к месту преступления?
– Тык там же ничего нет уже, – удивился мужчина.
– Может, что-то да осталось. Прошу вас.
Несколько секунд мы мерились взглядами. И я решилась на нечестный ход:
– Не хочу докладывать Его Милосердию, что ничего не нашла.
Мои слова подействовали как хлыст. Сержант сразу же подобрался, суетливо одернул форму и указал рукой на дверь.
– Идем.
Булочная располагалась всего в нескольких кварталах от корпуса городской стражи, так что далеко идти не пришлось.
Лавка была закрыта, но внутри горел свет. Диксон постучал, и нас встретила худенькая женщина с метлой. Та самая Марика.
– Вот, готовлюсь, – пояснила она. – Завтра хочу открываться. А то уж народ хлеб ждет, каждый день спрашивает – когда.
Быстро же она. И бодрая такая, как будто не ее падчерицу убили.
Заметив мой взгляд, Марика подняла брови домиком и заголосила:
– Но какая ж трагедия! Думаю, только работа и поможет не умереть от горя.
– Понимаем вас, – закивал Диксон, покупаясь на этот дешевый спектакль. – И мы ненадолго. Девушке только посмотреть.
Марика перевела на меня озадаченный взгляд.
– А она…
– Помощница великого инквизитора.
М-да, к этому титулу я привыкну не скоро.
Но зато он открывает все двери. И Марика без возражений пропустила нас внутрь. Вот только метла в ее руке наводила на мысль, что ничего из улик, если они и были, в булочной не осталось. Что ж, все равно попробую.
Мы прошли мимо прилавка в подсобное помещение, где стояла большая хлебная печь, лежали мешки с мукой и отрубями. Марика принялась все показывать, как будто мы туристы, а не занимаемся следствием.
Пришлось дотронуться до локтя Диксона и прошептать ему на ухо:
– Вы не могли бы ее занять? Мне нужно сосредоточиться.
Сержант кивнул и, загородив меня спиной от хозяйки булочной, принялся болтать с ней с удвоенной силой.
Я мысленно послала ему лучи благодарности, а сама начала осматриваться.
На деревянных досках еще виднелись коричневые пятна крови. Их теперь вряд ли отмоешь, разве что можно прикрыть половиком. В остальном здесь все было чисто и выметено. Кочерга отсутствовала. Видимо, ее забрали как улику. А хлебная печь не горела.
Не зная, что ищу, я подошла ближе и заглянула внутрь. Черные головешки лежали в куче серой золы. Сверху решетка, на которой пекли хлеб. Ничего примечательного.
И тут мой взгляд зацепился за крохотный кусок обгорелой бумаги. Он примостился в углу печи и поэтому не превратился полностью в труху. Размер уцелевшей части был не больше монеты, и на нем ничего не было: ни надписей, ни символов. И все же мое внимание он привлек.
Я воровато огляделась и, убедившись, что Марика занята сержантом, подцепила пальцами обрывок и сжала в кулаке.
– Марика, простите. – Я подошла к ней. – Здесь нет уборной?
– Да, конечно, вон там. – Она указала мне на дверь в углу подсобки.
Оставшись одна, я раскрыла ладонь. Внимательно присмотрелась к обрывку бумаги и, глубоко вдохнув, сосредоточилась.
На кончиках пальцев появились розовые искры, превратившиеся в несколько закрученных спиралью вихрей. Они закружили вокруг обрывка, поднимая его в воздух. И с каждым витком кусок бумаги увеличивался в размерах. Он словно горел в обратную сторону, восстанавливая одну за другой поврежденные части. Добравшись до уголков, магия созидания улетучилась, и мне на руку упал нетронутый лист.
Это было письмо, подписанное Марикой. Я бегло пробежала глазами по строчкам. Женщина сообщала кому-то, что Ника собиралась продать булочную и даже нашла покупателя, а Марика писала, что надо срочно этому помешать.
Хм.
Свернув лист вчетверо, я сунула его себе за пазуху и вернулась в подсобку.
– Марика, скажите, – начала я, – а кому принадлежит эта булочная?
– Что значит – кому? – удивилась женщина. – Мне, конечно.
– А я думала, вашей почившей падчерице.
Марика побледнела, а Диксон посмотрел сначала на меня, затем на нее.
– Ну… – начала женщина, запнувшись. – Да, мой покойный супруг завещал все ей, но теперь… Я единственная ее родственница.
Сержант понял, к чему я веду.
– То есть до убийства булочная принадлежала ей? – подхватил он.
– Да. – Марика кивнула. – Но мы никогда не смотрели на это так. Это семейное дело, понимаете?
– И ваша падчерица не собиралась булочную продавать? – уточнила я.
– Нет, ни в коем случае, – ответила женщина с подозрительной поспешностью.
– А я нашла вот это письмо. – Я вытащила листок. – Подписано вашим именем.
Лицо Марики и вовсе стало мучного цвета. Вместо нее бумагу взял Диксон.
– Капитану стоит об этом узнать, – заметил он.
– Нет! – вырвалось у Марики. – Нет, пожалуйста! Да, это письмо писала я, но это всего лишь письмо. Я бы никогда и руки не подняла на Нику… Она моя девочка…
– То есть если мы опросим соседей, – отчеканила я, не узнавая собственного голоса, – то они подтвердят, что вы жили душа в душу?
– Умоляю вас… – Женщина сложила ладони вместе. – Я и пальцем к ней не притронулась!
Диксон нахмурился.
– И однако ж у вас есть мотив, – заметил он. – И вы только что нам солгали. Причем дважды.
Он схватил Марику за локоть и потащил к выходу.
На улице уже начинался вечер. Я провела за этим делом почти весь день, даже забыла пообедать. И теперь только хотелось к Реннголду, чтобы поделиться результатами расследования.
Диксон свистнул одному из стражников, дежуривших на углу улицы, и Марику арестовали.
– Я доложу Его Милосердию, что мы обнаружили, – сказала я сержанту.
– А мы пока ее допросим, – ответил Диксон и неожиданно тепло улыбнулся.
Мы распрощались почти по-дружески, и я побежала к зданию инквизиции.
Удивительно, но длина очереди едва ли изменилась. Так и заворачивала за угол дома. И было очевидно, что даже если Реннголд будет принимать людей всю ночь, все равно не успеет всех выслушать. Обидно.
Но хоть одному человеку я смогу помочь. Пройдя мимо стражников у входа, я едва удержалась, чтобы не побежать вверх по лестнице и не влететь в кабинет инквизитора. Терпеливо дождалась, пока он поговорит с последним посетителем, и только потом ворвалась к нему.
– По лицу вижу, что-то нашла, – заметил он, поднимая голову. – Ну, докладывай.
Я коротко пересказала историю Джона, избежав, надеюсь, лишних подробностей. А потом поведала о визите к Марике.
– Ага. – Реннголд сложил перед собой руки, сцепив пальцы в замок. – И каков же вывод? Кого из двоих отправишь на виселицу?
Глава седьмая
Приговор
Илеана
Хотя инквизитор предупредил меня, что поступит, как скажу, от его вопроса я все равно растерялась. Одно дело расследовать, а другое – выносить приговор. Тем более смертный.
Не зная, что отвечать, я беспомощно открыла и закрыла рот.
Реннголд едва заметно улыбнулся.
– А ты думала, такие решения даются легко?
Я посмотрела ему в глаза, но быстро отвела взгляд. Мне стало стыдно. Я была уверена, что для инквизитора казнить и миловать – плевое дело. Он каждый день…
Вот именно, каждый день он выбирает и направляет человеческие судьбы. И страшно представить, сколько всего таких решений набирается за месяц или за год.