Повешенный (страница 8)
– Но говорят, что языческим жрецам под силу пробудить даже угасшую звезду, пока она еще находится в теле, – шепотом произнес Петя, оглядываясь на дверь. – В народе молва идет, что у волхвов в их главном капище в костромских лесах тоже есть небесный камень. Только никто не знает, какой именно. Они как разругались с царем и с Церковью, нарушившими Великий Тройственный Договор, о них вообще мало что слышно.
– А поподробнее можно, что за Договор такой с язычниками? – удивился я. В моей-то истории такого точно не было. Хотя кто его знает…
Оказалось, что Романовы без помощи язычников российский трон вряд ли бы получили. Их претензии на наследие Рюриковичей были весьма сомнительны, а многие древние боярские и княжеские рода вообще были уничтожены под корень и прекратили свое существование. Я об этом тоже читал, хотя справедливости ради надо признать, что уничтожать бояр начал еще Иван Грозный во времена своей опричнины. А Смутное время и кровавая бойня за обладание «небесным даром» только завершили начатое им. Так что пришлось всем заинтересованным лицам между собой как-то договариваться, поскольку ни один из родов больше не являлся прямым наследником прежней правящей династии.
Переговоры шли крайне туго, само русское царство находилось в полном раздрае, войне с поляками конца-края не было видно – пшеки рвались в Кострому, чтобы завладеть местом, где добывали голубой камень. Даже патриарх Московский Филарет – а в миру боярин Федор Никитич Романов – находился в то время в плену у польского короля. И Великий Новгород был оккупирован шведами, которые тоже поглядывали в сторону Костромы. Казалось, на этом древнем русском городе сошлись все взгляды завистливых соседей.
И тут неожиданно в события вмешались языческие жрецы, выйдя из многолетней тени. За время Смуты они снова вошли в силу, поддерживая народное ополчение, и, в отличие от Церкви, не запятнали себя присягой Лжедмитрию II. Поскольку Церковь со своей ролью объединителя явно не справлялась, волхвами было предложено провести Земский собор представителей разных земель и сословий Русского царства. Ими же была предложена компромиссная фигура 16-летнего Михаила Романова, который вместе со своей матерью монахиней тогда прятался в Ипатьевском монастыре рядом с Костромой.
Но волхвами был выдвинут ряд требований, которые Романовы, аристократия и Церковь обязаны были выполнить, а их потомки неукоснительно соблюдать. Как-то: русским царям впредь не брать в жены иноземных принцесс. Церкви прекратить гонения на язычников. Боярам вернуть Юрьев день – право крестьян на «выход» с помещичьих земель. Правда, последнее лишь после восстановления царства от разрухи. Взамен царь и аристократия навечно получали «небесный дар» во владение для себя и своих потомков.
Скрепя сердце все стороны были вынуждены согласиться, поскольку на стороне волхвов было не только народное ополчение, но еще и казацкое воинство. Тройственный Договор скрепили Соборной клятвой и направили делегацию в Кострому к будущему царю Михаилу Романову.
При Михаиле Романове Договор неукоснительно соблюдался. Правда, вернувшийся из польского плена и ставший соправителем сына патриарх Филарет хотел наложить лапу на «небесные камни». Но вспыхнувшей вражде между отцом и сыном не дали разгореться… И в этот раз аристократия показала себя с лучшей стороны, встав на сторону царя. Но попытки вернуть Церкви былое величие и власть не прекратились и после смерти Филарета.
Шли годы, русское царство постепенно вернулось к нормальной жизни. После Михаила Романова на трон взошел его сын – Алексей Михайлович по прозвищу Тишайший. И в нем аристократия увидела шанс избежать своего обязательства дать вольную крестьянам. Путем интриг юного неопытного царя, обладавшего к тому же мягким характером, уговорили созвать Земский собор, который издал Соборное уложение. И этот новый свод законов окончательно закрепил крепостное право, лишив крестьян последней надежды на свободу.
«А чем мы хуже?» – подумали церковники. И после посвящения в патриархи митрополита Новгородского Никона Церковь возобновила свое преследование язычников. А вот никакого раскола Церкви при Никоне, к моему большому удивлению, не случилось. Видимо, патриарху просто некогда было заниматься церковными реформами типа обновления религиозных книг и ритуалов. То есть, если какие-то изменения в богослужении и были, то для обычных людей они прошли практически незаметно.
Вся энергия патриарха была направлена исключительно на устранение «конкурентов» из языческой среды. А чтобы царь и аристократия не вмешивались в религиозные дела, Никон втравил их в долгосрочные военные авантюры под предлогом освобождения исконных русских земель от поляков и защиты православного населения от католичества. Благо бояре и дворяне, даже раненные, быстро выздоравливали благодаря «дару» и снова возвращались в строй, продолжая воевать…
На этом интересном месте заскрипела дверь, и в проеме показалась голова встревоженного Прохора.
– Ваши благородия, начальство приехало. Петр Михайлович, пожалуйте в свою камеру, не губите меня…
Глава 6
Весь следующий день меня никто не беспокоил и прошение о помиловании подписать больше не уговаривал. По словам Прохора, в крепости царит суета, и начальству сильно не до нас. Вчера оставшимся заговорщикам наконец-то объявили приговор, и сейчас бедняг срочно отправляют на каторгу в Сибирь, выполняя приказ императора: поспеть до Масленицы.
Похоже, царь торопится побыстрее разделаться с последствиями заговора, чтобы забыть его, как страшный сон. Впереди Николая ждет коронация, так что к лету от заговорщиков в столице и духу не должно остаться. Что ж, подозреваю, и с нами долго валандаться не будут – в ближайшие дни и до нас с Петром руки дойдут. Скорей бы уже…
А пока я валяюсь на койке, отсыпаюсь и от нечего делать перебираю в голове рассказанное Южинским. Странным человеком был все-таки Павел Стоцкий… Дела семьи расстроены, а он ввязался в сомнительный заговор. Пиры для друзей закатывал, любовниц содержал и жил на всю катушку. То ли он и правда безбашенным авантюристом был, то ли не в меру циничным. В романтичную натуру старшего Стоцкого я тоже, кстати, не очень поверил. Там скорее трезвым расчетом попахивает, чем страстной любовью, – с любимыми женщинами так не поступают.
Вот, может, этим и довели они младшего Сергея до ручки. В том смысле, что он донос написал, пытаясь спасти то немногое, что еще уцелело после смерти отца и мотовства старшего брата. Что старший Стоцкий, что его наследник – в теле которого пребываю теперь я – оба они были с авантюрным складом характера. Легко ставили на карту и собственную жизнь, и благополучие близких. Может, все их поколение такое – живут одним днем и ни в чем себе не отказывают? Я бы так точно не смог, родные и близкие для меня – это святое.
А еще мне было любопытно дослушать рассказ Петра об истории этого мира. Удивительно, как падение метеорита изменило его. До других стран Южинский в своем рассказе не дошел, но понятно же, что если метеоритный поток был таким мощным, то «небесные камни» падали по всей планете. Да и в русском царстве Кострома могла быть не единственным местом, где грохнулся метеорит. Просто там он был огромным, и поэтому его нашли. А сколько еще по лесам и болотам таких камней разбросано, не известно.
Или кому-то известно, но те, кто в теме, помалкивают в тряпочку. Быть такого не может, чтобы кто-нибудь из местных астрономов не додумался изучить направление метеоритного потока и рассчитать траекторию полета уже известных метеоритов, чтобы по ней узнать места возможного падения других камней…
* * *
…Вечером я уже сам ждал, когда Прохор приведет Петра. Любопытство просто распирало – так хотелось дослушать, чем здесь все закончилось. Жаль только, что мадеры была всего одна бутылка, и ее мы благополучно прикончили прошлой ночью. Под винишко слушать рассказ Южинского о его мире было бы еще интереснее.
– Прохор! – взмолился Петя. – Ну, принеси нам хотя бы чаю, а? Голова болит, сил нет.
– Что ж с вами делать, Петр Михайлович, сейчас принесу.
– Спасибо, голубчик! Вовек не забуду твою доброту и замолвлю словечко за тебя на том свете. Тем более жить мне осталось совсем недолго.
– Так торопишься умереть? – усмехнулся я, дождавшись, пока солдат выйдет из камеры. – Не страшно по второму кругу?
– А тебе? Ты такой спокойный, что я диву даюсь!
– Ну не плакать же. Нас с тобой недавно уже казнили – еще пару раз, и совсем привыкнем. А расстрел, который мне пообещал Гирс, гораздо приятнее, чем виселица, согласись.
– Типун тебе на язык! – Южинский перекрестился и, достав из ворота крестик на шнурке, поцеловал его. Потом с укором в голосе сказал: – Поль, как ты можешь еще шутить?!
– А кто тебе сказал, что я шучу? Умирать не страшно, поверь. Если знаешь, во имя чего.
Петр кивнул, но былой уверенности в нем не было. И мне даже стыдно стало, что над ним подтруниваю. Поэтому я поспешил сменить тему:
– Ты обещал рассказать, что было дальше, после царя Алексея Михайловича.
– Что было? Ну… – задумался Петр. – У него родилось двое сыновей от разных жен, которые после его смерти стали соправителями. Иван и Петр.
– Всего двое?! – удивился я, поскольку точно помнил, что детей у Тишайшего было больше десятка только от первой жены. И еще несколько от второй. Собственно, из-за этого потом и началась чехарда на российском троне. – А дочерей сколько?
– Дочерей?.. – задумался Петр. – Тоже две, насколько я знаю. Софья от первого брака, а Наталья от второго. А чего ты так удивился? У мужчин с даром много детей не бывает. Хотя ты же этого не помнишь, извини, Поль!
А вот и первые минусы от дара. Значит, он работает по принципу – лучше меньше детей, но более здоровых. Так что не было в этой истории болезненного Федора III, Иван V не родился слабоумным, да и сам Тишайший прожил на несколько лет дольше. Что, впрочем, не отменило борьбы Милославских и Нарышкиных после его смерти. И далее история этого мира опять стала похожа на мою.
Как компромисс между царской родней, Иван и Петр стали соправителями. Софья рвалась к власти, задвигая младших братьев, а молодой Петр положил этому конец, жестоко подавив стрелецкий бунт. Потом он также рано женился по воле матери, родил наследника, названного Алексеем, и также отправился покорять Европу в составе Великого посольства, оставив царство на старшего брата. А вернувшись, также поставил Россию на дыбы своими реформами и репрессиями.
Первое, что сделал Петр I, сев на трон, – ввел полную монополию на владение небесными камнями. Отныне никто не смел ни самостоятельно искать их, ни вживлять – такое было возможно только по прямому распоряжению императора и при участии особых монахов. Но патриаршество он отменил и назначил себя главой Церкви, а созданный им Синод, по сути, стал обычным министерством. Петр I продолжил гонение не только на Церковь, но и на язычников, видя в них угрозу своей власти. Но при этом разрешил открывать протестантские храмы – лютеранские и кальвинистские. Да, еще и принял императорский титул – что язычники и часть консервативных церковников восприняли как впадение в католическую ересь.
Окончательным разрывом Тройственного Договора стал приказ царя своему наследнику жениться на иноземной принцессе. А потом и сам император женился на обозной шлюхе и короновал ее. Тут уж возмутились даже самые терпеливые! Но очередной заговор с целью свержения Петра I и возведения на трон его наследника Алексея провалился. Зачинщиков, включая царевича, казнили. И, судя по всему, история снова вернулась в привычную колею – после смерти Петра I настала эпоха дворцовых переворотов и бабьих царств. И кроме Анны Иоанновны, все последующие правители России были уже носителями немецкой крови.