Когда-то школьного. Спасибо, академический траст Лоудстоун.

Пэт подошла ближе к могиле. За ней тщательно ухаживали – надгробие чистое, трава подстрижена. В тусклом вечере выделялось пятно увядающих георгинов. Явно Лиз принесла. Или Тельма. Вспомнив про подруг, Пэт напряглась, как тугой узел, – так напрягаешься, когда думаешь о чем-то, что давно должен был сделать, но все продолжаешь откладывать на потом. Она еще недолго постояла, смотря на могилу, отпуская свои мысли.

«Мистер Тейлор, живите нормальной, полной жизнью…»

Спустя столько месяцев пустого просмотра телевизора пора было сделать именно это: поднять Рода с дивана и отправить перестраивать школу Святого Иакова в элитный дом с мезонином, от упоминания которого взрослые мужики будут взвизгивать от восторга. А сына отвести в университет на последний курс криминалистики.

Пора вернуть все на свои места.

Пэт не знала, произнесла эту мысль вслух или нет, – ответом были только завывания ветра в елях и мычание коров, которых везли на дойку.

Но тьма все еще оставалась поблизости. Тьма, о которой она отказывалась думать, особенно на кладбище. Тьма, которая, как Пэт надеялась, скоро будет завалена строительными материалами, новым оборудованием и поездками в магазины.

Представь луч света в темноте, Пэтриша.

Пора ехать домой и сообщить Роду хорошие новости. Сдержанно, без гарантий, пока она еще на все сто не уверена, что проект у них.

Пэт вышла из арки и замерла. В школе горел свет. Может, мистер Кин-Шмин забыл выключить? Она была уверена, что нет, потому что помнила, каким темным здание казалось в вечернем свете. Она направилась к своему «Йети» и заметила, что красная машина снова стояла у школы. Видимо, мистер Кин-Шмин что-то забыл. Но он же сказал, что у него в шесть встреча… Уже почти шесть – он уже опаздывает, наверное.

Пэт завела машину и какое-то время снова слушала движок. Нет. Что бы это ни стучало, больше оно не стучит. Она уже отъезжала, когда услышала еще один хриплый, дорогой рык, и на парковку заехала вторая длиннющая машина – черная. Она подрезала Пэт с твердой решимостью, которая обычно свойственна детям в очередях. Пэт запаниковала и ударила по тормозам, движок замер, от рывка сумка свалилась с сиденья под ноги, и все содержимое рассыпалось. От злости у Пэт забилось сердце. Она резко посигналила. Урод! Смотреть надо!

Ее ярость растаяла и стала стыдом, когда из низкой машины вышел мужчина и направился к ее «Йети». Он был коренастым и, казалось, был одет в рабочую форму – куртку, джинсы, свитшот, – только Пэт сразу заметила, что это были дизайнерские вещи.

Он постучал в ее окно. Борясь с диким нежеланием, Пэт опустила стекло и тут же почувствовала резкий запах крема после бритья.

– Что такое, дамочка? – Было в его носовом йоркширском говоре что-то злое, отчего Пэт машинально вжалась в кресло.

– Мы же могли столкнуться! – Голос у нее вышел высоким, чуть ли не визжащим.

– Не забывайте про зеркала. Они у машин специально для таких случаев. – Тут Пэт заметила, что лицо у него коричневое, как после автозагара, зубы нереалистично белые, а на шее висит толстенная золотая цепь.

– Я не забыла, и только поэтому мы не столкнулись!

– Будьте осторожнее, дамочка. – Его уверенный голос и взгляд до странного напрягали Пэт, она вся сжалась. Мужчина пожал плечами, развернулся и ушел с таким снисходительным видом, что щеки ее вспыхнули. Пэт злобно завела мотор. Мужчина повернулся.

– И двигатель свой проверьте, – сказал он. – Стучит.

Пэт, злая и напуганная, измученная сильными эмоциями, смотрела ему вслед. Стойте-ка! Он открыл калитку на площадку! Зачем ему в школу? Пэт замерла, смотря, как мужчина самоуверенно пересек площадку и зашел в школу, где его наверняка ждал мистер Кин-Шмин.

Глава 4,
В которой чествуются преимущества академизма, а экскурсия по школе неожиданно прерывается

То утро пополнило череду прекрасных, солнечных рассветов, хотя через дорогу от школы по полям и грядкам тянулся холодный туман, а липы во дворе уже определенно отдавали бронзой. Под одной такой липой Тельма припарковала свой асфальтно-голубой «Форд Корсар». Прежде чем выбраться из машины, она коротко помолилась за Тедди и отправила ему сообщение. Когда она уезжала, он сидел за столом в окружении стопок из папок и пялился в бумажный лист А4 – пустой, насколько поняла Тельма.

Она вышла из машины и на мгновение замерла, купая лицо в теплых лучах утреннего осеннего солнца. Зачем Кейли Бриттен ее позвала? Скорее всего, Лиз права и это как-то связано с двумя мерзкими письмами. Да? Удивительное получится совпадение, если нет. Конечно, такие совпадения и правда иногда случаются, но – по опыту Тельмы – чаще всего за «совпадениями» стоят чьи-то четкие мотивы и тщательное планирование. Как бы то ни было, главный вопрос, который мучил ее всю ночь, остается без ответа: стоит ли говорить миссис Бриттен про письмо, которое нашла Лиз?

Она зашла в здание, где ее тут же накрыла волна теплого воздуха и окружили звуки умиротворяющей, хоть и громкой флейты. Стены вестибюля недавно перекрасили, вдоль них стояли новые ярко-синие кресла, а на стене, которую раньше украшали детские рисунки, теперь висел огромный плоский телевизор. Из окошка в кабинет администрации выглянула Николь, как кукла в кукольном театре. На ней снова был серый пиджак и шарф, в этот раз насыщенного бирюзового цвета. Из окошка Тельма видела, как в глубине кабинета Линда Барли отбивает что-то на клавиатуре. Тельма ждала, что женщина вот-вот повернется, улыбнется и помашет, потому что даже мимолетная встреча с Линдой заканчивалась пятиминутной оживленной беседой. Но она не сводила с клавиатуры глаз. Видимо, полностью сконцентрировалась на работе?

– Миссис Купер, доброе утро! Поставьте подпись о посещении, пожалуйста. – Голос у Николь был приятный, но в нем все равно слышалось напряжение, будто она несет на плечах целую гору. Тельме она напомнила Джоан Кроуфорд в ее не самых дружелюбных ролях.

Тельма присела на контрастно синее кресло и снова заметила, как было жарко. Почти невыносимо жарко. Она потянулась к батарее, та работала на полную. Зачем? На улице было так тепло.

Мысли вернулись к письмам, пришлось снова помолиться, попросить Бога направить ее. Стоит ли рассказывать про второе письмо? Сначала казалось, что ответ очевиден: угрозы предназначались Кейли, и она имела право про них знать. Но как Тельма может быть в этом уверена? А вдруг автор письма уронил его и на самом деле сомневался, стоит ли отправлять? Тельма со стыдом вспомнила про Донну Чиверз – оклеветала невинную женщину! Она решила, что сначала послушает Кейли, а потом придумает, как поступить.

Снова раздались звуки флейты, привлекая внимание Тельмы к экрану на стене. Там в невзрачном офисе сидел лысеющий мужчина лет сорока и неотрывно смотрел в камеру.

– Меня зовут Крис Канн, – сказал он, – и мне досталась огромная честь реализовывать свое видение на детское образование рука об руку с академическим трастом Лоудстоун. – Картинка на экране сменилась, теперь в кадре по игровой площадке под сменяющиеся звуки флейты бегали дети.

– Иди к успеху, не забывай про мечты, – сказал звучный голос, так и внушающий доверие, – вместе с академическим трастом Лоудстоун.

Когда школа Святого Варнавы отошла под крыло траста, несколько человек сказали, что ей повезло вовремя выбраться, будто речь шла про территорию военных действий. Кто-то даже предполагал, что нависающая над ними угроза академизации и заставила Тельму уйти на пенсию. Конечно, академизация тут была ни при чем, виновниками были коробки из ИКЕА, забитые архивными документами.

Последние десять лет своей преподавательской карьеры Тельма координировала историческую программу в школе: составляла учебные планы и подбирала необходимые материалы. Викинги, монастыри, Вторая мировая война, сестры Бронте – у каждой темы была своя синяя коробка. Все уроки, книги, картинки тщательно отобраны Тельмой, которая в те времена даже сама организовывала поездки по историческим местам в Риво, Уитби, Йорвик и Хоэрт.

А потом учебный план пришлось менять.

Тельма ясно помнила момент, когда сидела и смотрела, как тогдашний министр по образованию вещал в телевизоре, что нельзя преподавать детям историю вне реальной хронологии, мол, так они путаются, и что с этого момента просто необходимо преподавать историю строго по хронологии, чтобы дети на выходе из школы не остались с «разрозненными знаниями, которые пригодятся только на викторинах». Тельма (из-под крыла которой выпорхнули несколько учителей истории, двое оксфордских историков и скромного масштаба автор исторических романов) знала, что заявление это – полная чушь. Но министр есть министр, а она простая пожилая учительница начальной школы. Она тогда смотрела на свои любимые коробки в шкафу с материалами, понимая, что как минимум две трети из них больше никому не нужны.

И на следующий день написала заявление.

Очень скоро тот же самый министр столь же искренне объяснял по телевизору преимущества академизации. ГЛАВНАЯ цель – снять со школ оковы власти муниципальных образовательных центров. Главное, чтобы деньги шли НАПРЯМУЮ детям! С тех самых пор Тельма испытывала множество сомнений насчет всего концепта академизации, и перегретый, богато обставленный вестибюль только укреплял эти сомнения.

– Если вы готовы… – Николь пресекла размышления Тельмы. Голос снова такой, будто она только что спасла мир. Она приложила пропуск и открыла электронный замок кабинета Кейли Бриттен. В этот момент Тельма разглядела под шарфом Николь красные пятна, которые она, видимо, безуспешно пыталась прикрыть. Аллергия, быть может?

Кабинет Кейли остался таким, каким Тельма его запомнила: стол, кресла, алое ковровое покрытие. Только картина с морским пейзажем куда-то делась, ее сменила фотография с видом на мост в Мукере – привычная картина, которую Тельма сотни раз видела на календарях и кухонных полотенцах. Может, Кейли казалось, что кабинет должен был стать еще более формальным и типичным? Чтобы лучше сочетаться с эстетикой Криса Канна и его флейты?

– Миссис Купер, как я рада снова вас видеть. Спасибо, что пришли! – Голос у Кейли был теплым и искренним, улыбка открывала ряды слишком идеальных, белоснежных зубов. – Садитесь. Могу я звать вас Тельмой?

Как и в прошлую их встречу, макияж у Кейли был скромный и аккуратный, а шикарные каштановые волосы красиво завиты. Тельма присела, раздумывая, что эта женщина могла сделать, чтобы заслужить те злые, желчные письма. Она казалась такой собранной. Может, Тельме вообще почудилось то испуганное выражение лица под конец летней ярмарки?

Они обсудили погоду (просто восторг!), Николь принесла им кофе (волшебного цвета) в чашечках из китайского фарфора. Через весь стол Кейли подвинула Тельме подставку под горячее (с вездесущим лого траста). Свою же кружку она поставила на открытый белый конверт. Тельме показалось, что эта небрежность не сочетается с ее общим образом.

– Я хотела поблагодарить вас за поддержку на ярмарке, – сказала Кейли. – Даже не знаю, что бы мы без вас тогда делали.

– Надеюсь, больше вас не беспокоили… – Тельма аккуратно подбирала слова, – подобными проблемами. – Она бросила на Кейли внимательный взгляд. Может, прямо сейчас рассказать?