Темная сторона (страница 14)
Голубоглазый красавец, смельчак Кирилл. Подтянутый, угрюмый нелюдим Фарид. И разбитной хохмач Алик с вечной улыбкой, будто приклеенной к смуглому восточному лицу. Один из них – снаффер. Он долго и хладнокровно готовился, выжидал. На пикнике наверняка сыпанул мне щепоть снотворного в стакан с вином. Дождался, пока меня развезет. Затем гнал из Рощино в Питер, спешил, чтобы выиграть время. С особой жестокостью заколол женщину, которую некогда домогался. Зарезал ребенка. Спокойно запер за собой дверь и отправился к снаффери. Слил тому воспоминания и забыл. Сумел забыть.
Снаффери, разумеется, не нашли. Мне явственно представлялся затаившийся в обставленном мемоаппаратурой гнезде пучеглазый, мохнатый паук. Никаких контактов с внешней средой, никаких посторонних связей. Такие и наружу из своего гнезда не выползают, чтобы не попасть под случайную ментоскопию. Сидят там безвылазно, пока не переползут на новое место. Снаффери… Мерзкое такое словцо, шипящее, змеиное. Принять у посетителя товар. Выпроводить того за дверь. Сбросить снафф на микроноситель. Отправить с курьером куда следует. Следы уничтожить.
Снафф потом всплывет где-нибудь в Аргентине, в Японии, на Канарах. Копии продадут ценителям за огромные деньги. Эффект присутствия вплоть до отождествления, будь он проклят!
Снаффери… Необходимо найти снаффери, осознала, наконец, я. Ключ ко всему именно он. Найти его. Только как? Следствие с этим не справилось, частные детективы тоже – значит, мне не справиться и подавно.
– Приезжай, – позвонила я Гиви на следующее утро. – Мне очень нужна твоя помощь.
– Это нехороший человек, плохой, – сказал Гиви, морщась от пропитавшего квартиру табачного смрада. – Слушай, Дарико, бросай курить, очень тебя прошу. Как этого плохого человека найти? Не знаю, да.
– Гиви, родненький, – взмолилась я. – Найти его необходимо. Как угодно, где угодно, любой ценой.
Гиви подпер кулаком подбородок. Его хищное, грубое, словно рубленое лицо закаменело.
– Я знаю людей, – сказал он. – Люди знают меня. Я спрошу людей, мне ответят. Если найду, пойдешь за меня?
– Да, – отозвалась я твердо. – Пойду, даю слово.
– Хорошо. Если найду, что мы с ним будем делать?
Я растерялась.
– Мы его спросим, – неуверенно предложила я. – Узнаем, кто приходил к нему тогда, после убийства.
Гиви укоризненно покачал головой.
– Не узнаем, он не ответит. Его пытать надо будет. Тогда ответит. Пытать, потом казнить.
Меня передернуло.
– Мы можем сдать его следствию, – горячечно возразила я. – Там его выпотрошат без нас.
Гиви скривил толстые мясистые губы.
– Не выпотрошат, – буркнул он. – Не сумеют. Память возьмут, да. Человека не возьмут. Кто-то приходил. По кличке Козел. Или Баран. На роже маска, на руках перчатки. Сел в кресло, память слил и ушел. Откуда пришел, неизвестно. Как звать, неизвестно, только кличка известна. И что было в памяти, никто не знает, да.
Меня заколотило. Лишь сейчас я осознала, что он прав. Найти снаффери означало самой стать убийцей и палачом.
– Значит, будем пытать, – взяв себя в руки, отчеканила я. – Пока не скажет.
Гиви вздохнул.
– Это не женское дело, – сказал он. – Ладно, если найду, возьму грех на душу. Как у вас говорится: «Семь бед – один ответ».
Прошла неделя, другая, за ними просквозил месяц. По утрам Гиви уходил, возвращался поздно, хмурый, сосредоточенный.
– Нет, – говорил, усаживаясь за стол. – Пока не нашел. Никто ничего не знает. Никто ничего не говорит. Боюсь, и не скажет.
Он оказался не прав. Сказал Фарид. Однажды вечером он позвонил мне и предложил встретиться.
– Иди к нему, – решил Гиви. – Только не один на один, да. Иди, где люди. Я присмотрю.
Мы встретились в ресторанчике на Обводном. Выглядел Фарид скверно – худющий, с запавшими глазами и обветренной, обтянувшей скулы кожей.
– Вокруг да около ходить не буду, – сказал он хмуро. – Мне недолго осталось.
– Что? – не поняла я. – Что осталось?
Он криво усмехнулся.
– Жить. У меня рак, неоперабельный, в последней стадии.
Я отшатнулась.
– О господи!
– Не стони. Сам виноват – спохватился, когда уже поздно было. В хоспис ложиться не хочу, так помру. В общем, накануне убийства Нора приходила ко мне. С дочерью. Не как к другу, как к врачу.
Я механически кивнула.
– И что?
– Пока ничего. Девочка часто хандрила, я велел взять у нее анализы. Сдал в лабораторию. А на следующий день Нору с ребенком убили. Ответ из лаборатории пришел, но на фоне того, что произошло, я про него просто забыл. Вспомнил потом, уже много позже. Я долго думал, говорить ли кому-нибудь об этом, и решил молчать. Теперь скажу. Но сначала ответь: Вадик знал, что Марина была не его дочерью?
– Как не его? – ахнула я. – Ты уверен?
– Да. На сто процентов.
– Чьей же? Чьей же тогда?
– Не знаю, – пожал плечами Фарид. – Кирилла. Или Алика. Когда-то мы все ухаживали за ней, все четверо. Но у меня с твоей сестрой никогда ничего не было, – он поднялся, посмотрел на меня в упор. – Мне нечего больше скрывать, Даша. Дружба пошла врозь. Еще тогда, после того как Нора вышла за Вадика. Мы все были ошеломлены этим, все трое. Думаю, она не любила его.
– Она сделала это ради меня, – пробормотала я. – Понимаешь, Нора хотела, чтобы я выучилась и стала врачом, как наш отец. А сама пошла работать, едва закончила девять классов. Вкалывала от зари дотемна, кем и где придется. И тянула меня.
– Я так и думал. Что ж, прощай.
Он ушел. Я безотрывно глядела ему вслед.
– Что он сказал? – подсел на освободившееся место Гиви. – Это он? Он убил?
Я отрицательно покачала головой.
– Нет, это точно не он. Кандидатов осталось двое. Это Кирилл. Или Алик.
Две недели спустя Гиви не вернулся ночевать. Он позвонил за полночь, когда я от волнения уже не находила себе места.
– Я нашел его, – бросил в трубку Гиви. – Утром приеду, да. Жди.
Ночью я не сомкнула глаз и, когда раздался звонок в дверь, бросилась открывать. Но это был не Гиви. На пороге стоял Вадим, бледный, взъерошенный. Я отпрянула.
– Что случилось?
Вадим мотнул головой, словно отгоняющая муху ледащая кляча.
– Фарид умер. Позавчера. У него, оказывается, был рак. Я не знал. Никто не знал, он никому не говорил. Прости, утерял где-то свой телефон с номерами, решил так, без звонка. Собирайся, через два часа надо быть в мечети, это на Кронверкском.
– Я не поеду.
– Я тоже не хотел, – признался Вадим. – Если это был он, ну ты понимаешь… Но потом я подумал…
– У нас гости? – раздался гортанный голос Гиви за спиной. – Кто такой?
– Это Вадим, Норин муж, – представила гостя я. – При нем можно говорить все. Это Гиви, знакомьтесь. Ты… ты сказал, что нашел снаффери.
– Снаффери? – эхом откликнулся Вадим. – Вам удалось?
Гиви устало махнул рукой.
– Удалось, – буркнул он. – Мы поговорили. Некого там пытать, Дарико. И казнить некого. Это серьезный человек, в авторитете. Но к нему никто не приходил. Ни в день убийства, ни после.
– Постой, но почему непременно к нему? Он что же, один такой на весь город?
Гиви хмыкнул.
– Само собой. Это бизнес, конкурентов в нем нет. Снафферы толпами не ходят. Это вообще редчайший случай – когда человек становится снаффером, понимаешь?
– Нет, – призналась я. – Не понимаю.
– Я тоже не понимаю, – поддержал Вадим.
– Сейчас поймете. Снаффер не знает о том, что он снаффер. Не поняли, да? Он и не должен, не может знать. Иначе его повязали бы на первом же сеансе ментоскопии. Он живет себе, как все: кушает, пьет, дышит. И даже не подозревает, что оставляет за горбом жмуров. Для того, чтобы человек превратился в снаффера, его надо «включить». Дать сделать дело, взять память, а потом «выключить».
– Ерунда какая-то, – растерянно проговорил Вадим. – Как можно включить и выключить человека?