– Нумера есть, – Асинья снова отвлеклась и отёрла лоб тыльной стороной ладони, – разные. Семь медяков за место в общем или два серебряных за отдельную комнату.

– Это за неделю? – наивно поинтересовалась я.

– За ночь, милая барышня, – Асинья потеряла ко мне интерес, явно раскусив мою неплатёжеспособность.

Я понятия не имела о ценности денег и не знала, какую зарплату буду получать в приюте, но за отдельный номер в захудалой гостинице заплатить наверняка смогу? По крайне мере, мне хотелось на это надеяться. И я рискнула спросить, хотя и было ужасно стыдно.

– Асинья… а нельзя ли мне снять номер… в долг? – самое трудное выговорила, а дальше затараторила, стремясь изложить свои доводы до того, как хозяйка откажет: – Я еду в Сосновый бор. У меня назначение в сумке, могу показать. С первой же зарплаты я вышлю вам необходимую сумму или даже сама привезу.

– Простите, барышня, – Асинья выслушала до конца, но выражение лица у неё было такое, что я сразу поняла – откажет. И не ошиблась. – В долг не могу, не положено. В горнице можно без денег сидеть, сколько надо, а в нумера не могу. Уж не гневайтесь.

Я вздохнула. Находиться в одной комнате с Монтом и слушать его идиотские подколы, медленно закипая от ярости, не хотелось совершенно.

– А можно я здесь посижу? Обещаю, что не буду мешать.

– Посидите, – хозяйка пожала плечами. – Только уж не трогайте ничего.

– Обещаю.

Я опустилась на лавку в том же самом месте, где сидела сразу по приезду. Поставила рядом саквояж, плащ положила на колени и обняла его. Надеюсь, транспорт из приюта не заставит себя долго ждать.

В тепле, после сытной еды меня разморило. Веки опускались, голова клонилась назад, норовя опереться на стену, приходилось прикладывать усилия, чтобы сидеть ровно. Очень хотелось снять опостылевшее платье, принять душ и лечь в постель с чистым бельём. Впрочем, достаточно и просто лечь. Остальное можно уже после.

– Вы храпите во сне, – услышав этот голос, я вздрогнула и открыла глаза.

Разумеется, Монт, кто ещё не может пройти мимо, не сказав гадость.

– Что вам нужно? – недружелюбие звучало столь явственно, что кто-то другой, менее толстокожий, давно бы ретировался. Но не Монт. Ему мои огрызания были нипочём.

– Я еду в Сосновый бор, – неожиданно серьёзно ответил он. – Давайте подвезу, куда вам надо.

– Нет, спасибо, с вами я точно никуда не поеду, – я почувствовала, как переполнилась чаша моего терпения. И даже если бы захотела остановиться, уже не смогла: – Я вообще, надеюсь больше вас никогда не встречать. Вы ужасный тип, и я вас ненавижу, хотя совсем не знаю. Я лучше пешком пойду по сугробам, чем сяду с вами в одну карету.

– Сани, – поправил он, словно всего остального и не слышал.

Моё раздражение утихло так же быстро, как и возникло. Этот человек абсолютно непрошибаем, тратя на него свои нервы, я ничего не выиграю. Поэтому всё же оперлась затылком на стену и прикрыла глаза. А ещё опустила ладонь на саквояж в красноречивом жесте. Мол, мало ли кто вокруг шастает, ещё украдёт мои ценные вещи.

Когда я решилась открыть глаза, Монта уже не было. Поздравив себя с победой, но абсолютно не ощущая от этого радости, я переместилась обратно в горницу.

Здесь уже не осталось никаких следов недавней трапезы. Только аромат сдобы ещё витал в воздухе, заставляя жалеть, что Асинья поторопилась всё убрать.

Я примостилась на лавке, разглядывая на стене пятно увядающего солнечного света. Когда уже за мной приедут? Я устала сидеть на деревянном сиденье. Вот бы позвонить в приют и спросить, долго ли мне ещё ждать. Жаль, что мобильника в саквояже я не обнаружила. Да и на станции телефона не видела. Есть ли они здесь вообще?

Я очнулась так резко, что от движения стукнулась затылком о стену. Телефон? Мобильник? В моей памяти не было никакой информации ни об этих штуках, ни о том, как с их помощью можно связаться с приютом.

Однако чем дальше, тем больше казалось, что во мне слились две личности. Для одной было естественно всё окружающее, и она ехала в дом призрения, чтобы стать его директором. А другая… Для другой были естественны как раз эти неведомые «телефоны».

Надеюсь, я не сошла с ума, и это не проявления шизофрении. Хотя вроде обострения должны быть весной и осенью, а сейчас зима.

Я невесело хмыкнула. Нахожусь на почтовой станции в глуши без единой монетки. Не знаю, когда меня заберут отсюда и заберут ли вообще. И куда мне идти, если всё же случится худшее.

Но при этом размышляю о возможном раздвоении личности. Действительно забавно.

Я просидела так до глубоких сумерек. Света в горнице не было, поэтому здесь темнело одновременно с улицей. Я то задрёмывала, проваливаясь в ту, нереальную реальность, то возвращалась в реальность настоящую.

Когда всё кругом стало тёмно-серым, дверь отворилась, и в неё проник жёлтый свет свечи.

– Барышня, – позвала меня Асинья, – идёмте со мной.

– Куда? – спросила я, но она уже скрылась за дверью.

Чуть подумав, я накинула плащ, подхватила саквояж и двинулась следом. Асинья ждала меня в другом конце сеней, рядом с дверью, что вела в умывальню.

Замкнутое пространство, да ещё и освещённое лишь колеблющимся огоньком свечи, внушало беспокойство.

Я здесь одна. Никто не знает, что я приехала. Если вдруг пропаду, даже искать не станут. Да, меня видел невыносимый Монт, но хозяйка всегда может сказать, что барышня отбыла в неизвестном направлении.

Что если Асинья со своим Стешкой связаны с преступным миром? Может, они грабят и убивают таких одиноких беззащитных барышень, как я? Или ещё хуже – не убивают, а, например, продают каким-нибудь мерзавцам.

Меня прошиб холодный пот. По спине побежали колючие ледяные мурашки.

Как же я жалела, что отказалась ехать с Монтом. Уж лучше бы послушала его грубости, зато прибыла в приют в целости и сохранности. А теперь из-за своей гордыни я рискую головой.

Я замерла. В голове проносились мысли, складываясь в варианты дальнейших действий. Вывод следовал один: надо бежать.

Дверь в кухню была приоткрыта, и горевшая в углу лампадка позволяла угадать очертания предметов. Если заскочить туда, закрыть дверь и подпереть её, то возможно получится выгадать время до утра. По свету я могу попытаться уйти.

Я уже почти шагнула к кухне, как оттуда донёсся сдавленный кашель. Стешка! Лежащий на печи второй член банды перекрыл мне этот путь.

Возвращаться назад в горницу я не рискнула. Там двойные створки и никакого запора. Пока подтащу тяжёлую скамейку, меня десять раз догонят и скрутят.

Оставалась только входная дверь. Правда на улице мороз и темень. Я скорее всего замёрзну, застряв в ближайшем сугробе, или попаду в зубы лесным хищникам. Однако это виделось мне более предпочтительным, чем оказаться в руках негодяев.

Я бросилась к двери, дёрнула на себя ручку, потом толкнула створку, навалившись на неё всем телом. Она не поддавалась ни в одну сторону. Входную дверь Асинья предусмотрительно заперла.

Выхода отсюда не было.

Но сдаваться я не собиралась. Сжала крепче ручку саквояжа. Сейчас спокойно подойду к хозяйке, дождусь, когда она отвернётся, и огрею сумкой по голове. В идеальном варианте Асинья потеряет сознание на несколько минут, а я заберу у неё ключи от входной двери и сбегу.

Я подошла ближе. Даже при неясном, колеблющемся свете было видно, как странно она на меня смотрит.

– Вы чего дверь-то дёргали, барышня? Али проверяете за мной? Так я вечор всегда на замок запираю, коли почтовики все проехали. А сами которые по себе, так они достучатся. Да и слышно лошадок-то издалека по колокольцам. Тут у нас тишина такая по ночам, что всё слыхать.

Асинья говорила обиженным тоном. Кажется, её задело моё недоверие касательно запертой двери. Я засомневалась. Может, поспешила с выводами? С чего я вообще взяла, что она преступница? Просто испугалась и нафантазировала.

Осталось узнать главное:

– Куда вы меня ведёте?

– Дак в нумер. Ночь на дворе, не сидеть же вам в горнице. Наутро спины не разогнёте.

– Вы говорили, что номер стоит две серебряных монеты, а у меня нет даже медной. Что изменилось? – спросила я подозрительно.

– Господин Монт сказал, если за вами до ночи не приедут, подготовить вам нумер получше. И серебрушек оставил, – нехотя призналась хозяйка.

Я опешила. Он оставил денег? Вот так просто? Позаботился о девице, которая только и делала, что огрызалась на него?

Мне даже стало стыдно. И за свои мысли о хозяйке, и за отношение к Монту. Не такой уж он и неприятный. Особенно, когда его нет рядом, и каждое слово не вызывает всплеск раздражения.

Асинья открыла дверь. За ней оказался маленький тамбур и узкая лестница с тонкими деревянными перилами.

– Вы лучше стены держитесь, – посоветовала хозяйка, глядя, как я схватилась за перила.

Она поднималась первой и старалась освещать мне путь. Однако света не хватало. Приходилось сначала нащупывать ступеньку ногой, а потом уже наступать на неё.

К счастью, нам пришлось преодолеть всего один пролёт. На втором этаже Асинья остановилась и открыла ещё одну дверь. За ней был короткий коридор с двумя номерами. Для меня приготовили ближайший.

Хозяйка вошла первой. Зажгла от своей стоящую на столе свечу в подсвечнике, пожелала доброй ночи и оставила меня одну.

Первым делом я задвинула засов на двери. Затем скинула вещи на сундук у стены, а сама в изнеможении опустилась на кровать. Руки и ноги ещё подрагивали от пережитого. Вот это я нафантазировала. И сама перепугалась, и Асинью в ступор ввела своими прыжками.

Однако и ругать себя за развитое воображение не спешила. То, что в данном случае мои страхи оказались выдуманными, вовсе не отменяло рискованности предпринятого мною путешествия.

Одинокая привлекательная девушка. Без сопровождения. Без денег. Отправилась в лесную глухомань. Думаю, что название «Сосновый бор» говорит само за себя.

Как я вообще решилась на подобную авантюру? Почему я одета не по сезону? Да и вещей с собой почти нет.

Теперь, обретя некое подобие убежища, пусть и всего лишь на ночь, я немного расслабилась. Взамен мыслям о насущном пришли размышления о прошлом. Здесь вопросов тоже было намного больше, чем ответов на них.

Но это ничего. Я всё выясню. Нужно только время, чтобы вспомнить прошлое и разобраться в настоящем.

Я стянула покрывало с высокой кровати. Постельное бельё пахло свежестью, будто недавно принесено с мороза. Матрасов было несколько. Или это перины? Уложенные друг на друга, они создавали довольно мягкое ложе. Плотно набитая пером с пухом подушка, тёплое одеяло, что ещё нужно, чтобы хорошенько выспаться?

Я бы съела ещё пару пирожков. Пусть даже с тем самым мясом, которое противный Монт обозвал собачатиной.

Желудок оказался неблагодарным и не помнил съеденное несколько часов назад.

Однако рассчитывать на ужин не приходилось. Спасибо и на том, что незнакомец позаботился о моём ночлеге. А то провела бы ночь на лавке в общей горнице, куда в любой момент мог зайти ещё кто-то из путников. Пусть Асинья и утверждала, что по темноте мало кто решается путешествовать.

Я начала расстёгивать платье. Отметила, пуговицы располагаются спереди, значит, я привыкла одеваться и раздеваться сама. Впрочем, учитывая мой наряд и моё финансовое положение, сложно представить, что у меня могла быть горничная.

Под платьем обнаружилась видавшая виды сорочка. Я долго думала, но всё же решила сменить её. После четырёх суток пути хотелось хотя бы чего-то чистого.

Я повесила её на спинку стула и скинула прежнюю. От резкого движения пламя свечи колыхнулось, вместе с ним тени. И я заметила, что на столе лежит нечто, накрытое полотенцем. Забыли прежние постояльцы, а хозяйка пропустила при уборке?