* * *

На работе меня окутал волшебный аромат жареных кофейных зерен. Я показала Эйдену уютный диванчик в углу и, кинув ему пароль от вай-фая, отпустила заниматься своими делами.

– Хочешь чего-нибудь?

– Что угодно, что меня разбудит. Я почти не спал прошлой ночью, – вздыхает он, с прищуром глядя на мою шею.

– Ага, – улыбаюсь я. Горло все еще саднит.

Зои машет мне из-за стойки, не обращая внимания на клиента перед собой.

Обойдя стойку, я игриво отталкиваю ее в сторону и отмечаюсь на кассе.

– Можешь сделать Эйдену двойной эспрессо? – прошу я. Ее губы складываются в недовольную гримасу, когда она смотрит на моего брата. Тот изо всех сил изображает умоляющий взгляд, надеясь, что она в конце концов сдастся.

– Ладно, – вздыхает она, закатив глаза. – Я все равно хотела сварить себе.

Мне не трудно улыбаться Зои, пока она посмеивается и идет к кофемашине. Ее фартук покрыт значками, символизирующими разные организации и инициативы, которые, по мнению некоторых, вступали в противоречие с огромным серебряным крестом, висящем у нее на шее. Она всегда была открыта новому, и это немедленно привлекло меня. Я никогда не чувствовала себя униженной или осуждаемой рядом с ней.

В университете у меня не было никого, кого можно было бы считать другом. Да, с некоторыми я часто виделась, но все это всегда казалось поверхностным. А еще очень напоминало мне семью, что иронично: ведь я отправилась в университет, чтобы сбежать от нее как можно дальше.

Моя соседка проводила большую часть свободного времени, перепихиваясь при любой возможности с парнями из братства, иногда даже приводила их в нашу комнату, запираясь от меня, пока все не закончится. Я провела больше ночей, чем хотела бы признать, в коридоре общежития. Не думаю, что ее это волновало.

Я не могу представить, чтобы Зои сделала подобное, и поэтому я считаю ее подругой. Несмотря на то, что она старается ходить в церковь со своими родителями каждое воскресенье, я знаю, что, будь у нее возможность, она бы послала организованную религию куда подальше.

Она всегда хотела обрести собственную веру в Бога, вне церкви.

От мыслей меня отвлекает звук мужского голоса:

– Мне нужна рекомендация. Посоветуете что-нибудь из меню?

Звук рассыпающихся по полу зерен привлекает мое внимание к Зои. Она делает это каждую нашу совместную смену, но я все еще удивляюсь.

– Простите!

Мужчина, стоявший передо мной, был ростом как минимум шесть футов, светло-каштановые волосы и вспотевшее покрасневшее лицо. Хоккейная джерси окутывает его мощное тело, добавляя очарования голубым глазам и доброжелательной улыбке.

Я бы точно влюбилась в такого парня сразу после школы, но я была ужасно занята, планируя идеальную католическую свадьбу с Эриком.

– Смотря зачем. Ты только что пробежал марафон? – шучу я, пока он отводит влажные волосы от лица.

Он смеется:

– Вроде того. Я только что закончил хоккейную тренировку, и мне понадобится серьезное количество кофеина, прежде чем я схожу в душ. Итак… Что ты посоветуешь… – он останавливается и находит взглядом мой бейдж. – Иден? Красиво, почти как Эдем, – он улыбается, а мои щеки розовеют от комплимента.

– Что насчет, эм, г-грязного латте? – запинаюсь я, как идиотка.

Он наклоняется ко мне ближе над стойкой:

– Насколько грязного?

Я в замешательстве, и это вызывает у него еще один смешок.

– Я просто прикалываюсь. Это звучит отлично. Сколько?..

– За счет заведения, – влезает Зои, отталкивая меня от кассы. – Иден сделает, просто подожди у того конца стойки.

– Ты уверена? Мне нетрудно заплатить…

– Абсолютно. А теперь иди, синеглазка, – отмахивается она, а мужчина бросает десять долларов, которыми хотел заплатить, прямо в нашу банку для чаевых.

– Зои, ты что делаешь?..

– Он прикольный и приходил сюда уже несколько раз, но никогда не просил советов. Он всегда берет одно и то же. Так что иди сделай красавчику его грязный напиток и заведи разговор, пока я варю Марте ее декаф-латте и слушаю нытье про проблемы с сердцем.

Она подталкивает меня, а я могу только помотать головой. Подхожу к кофемашине и, пускай я делала этот напиток десятки раз, сегодня я не тороплюсь, хочу приготовить его безупречно. В конце добавляю слой коричной пены и ставлю кружку на стойку, гордая за свой почти идеальный рисунок листа на кофейной пене.

– Ого, я бы заказывал его каждый раз, если бы знал, что вы так подаете, – усмехается он, глядя на меня.

– Ой, черт, – шепчу я, сжимая переносицу. – Я не спросила, хотел ли ты взять его с собой…

– Обычно я беру с собой, но, думаю, сегодня выпью здесь.

Он берет кружку с кофе и протягивает мне свободную руку.

– Я Лука, – говорит он, и я пожимаю его ладонь.

Шутливо указываю на свой бейдж:

– Иден. Вдруг ты уже забыл.

Он качает головой в мою сторону перед тем, как отпустить руку.

– Скажи мне, Лука, – шепчу я, уперев локти в стойку, чтобы получше рассмотреть его. – Что вдохновило тебя поменять заказ?

– Если честно, – шепчет он, тоже наклоняясь над стойкой, – ты привлекла мое внимание, едва я вошел. Я никогда не видел тебя здесь. И теперь я скрещиваю пальцы, надеясь, что ты не школьница и эта встреча не превратится в катастрофу.

Я улыбаюсь: он очарователен.

Может, познакомиться с ним ближе – это не такая уж плохая идея.

По крайней мере, это прилично. Я бы не смогла бесстыдно флиртовать со священником на публике. Никогда.

Внимательнее посмотрев на Луку, я вижу крест под его джерси. Поднимаю руку и показываю на его грудь:

– Ты верующий, или это просто модное украшение?

– Определенно католик, – улыбается он. – Но никогда не был в восторге от похода в церковь.

– Поверь мне, – вздыхаю я. – Я понимаю.

Взяв одну из ручек и пустой бланк опроса для гостей, Лука что-то быстро пишет и подвигает листок бумаги ко мне.

– У меня тренировки по утрам большую часть недели, в остальные дни – работа в магазине снаряжения моего папы. Вечера полностью свободны. И я бы сказал, что сейчас мне надо идти, – шепчет он, снова сжимая кружку, – но ты не сделала мне кофе с собой, – притворно вздыхает он. – Видимо, придется сесть и заняться учебой тут.

– Видимо, придется…

– Отец Брайар, – восклицает Зои, немедленно отвлекая меня от разговора с Лукой.

Я кручу головой и замечаю его. Черные спортивные штаны и серое худи, татуировка на шее выступает из-за ворота. Вряд ли кто-то бы понял, что он священник.

– Она только что сказала «отец»? – спрашивает Лука. – То есть этот мужчина – священник?

– Ага, – бормочу я. – Именно это она и сказала.

Встретившись взглядом со мной, Роман поднимает брови, когда замечает Луку. Волна возбуждения окатывает меня и останавливается внизу живота. Я скрещиваю ноги, сжимаю зубы, стараясь сосредоточиться на чем-то еще.

Какого черта он здесь забыл?

Я тяну за свой воротник: он кажется слишком узким.

Поворачиваясь к Луке, я пытаюсь продолжить с того же места, где мы остановились:

– Хочешь посидеть со мной, пока я на перерыве?

Лука кивает, вглядываясь в мои глаза с любопытством и удовлетворением:

– Конечно.

Я выхожу из-за стойки, держась к Роману спиной и игнорирую звук его голоса, когда он диктует Зои заказ.

– Зои, я на пятнадцать минут, – кричу я, направляясь наружу, подальше от отца Брайара.

Глава IX
Иден

Эйден даже не поднимает головы, когда я выхожу из кофейни с Лукой. Он слишком занят учебой и музыкой, орущей в наушниках. Я быстро веду Луку к одному из столиков сбоку от кафе. Мы садимся друг напротив друга, его напиток чуть не проливается.

– Заметка на будущее: когда ты говоришь «сейчас», ты имеешь в виду «сейчас», – смеется Лука, делая большой глоток из кружки.

– Ненавижу встречать церковников вне храма, – честно говорю я. Причины, по которым я избегаю Романа, мне бы точно не хотелось рассказывать кому-либо.

– Понимаю. Мои родители пытались ходить на воскресные мессы какое-то время. Потом их затащили на чтение Библии и групповые молитвы. В конце концов им надоело участвовать в куче мероприятий, лишь бы быть полностью принятыми в церкви. Примерно тогда они и перестали на них ходить.

Когда он говорит о родителях, в его голосе ясно слышится почтение. Моя интуиция говорит, что они близки, между ними много любви. Идея выбора в том, что касается веры, мне незнакома.

– Я бы хотела, чтобы мои родители могли отдаться с такой силой чему-то, кроме церкви. Вся моя жизнь вращалась вокруг католической веры и служения Богу. Не говоря уже о том, что папа воспринимает Писание буквально. Для него это высший авторитет, и оно сильно влияет на то, как он хочет, чтобы жили мы.

– Иисусе, когда ты говоришь «буквально», ты имеешь в виду…

– Если бы ты поискал «сумасшедшие католики», наверняка бы наткнулся на фотографии моих родителей.

Я вздыхаю, пряча лицо в ладонях; моя задница все еще пульсирует от наказания, в необходимости которого папа, вероятно, убеждал себя все утро.

– Что ж, – вздыхает Лука, – мне никогда не мешало немного сумасшествия в жизни.

Я улыбаюсь. Если бы я не была в ловушке, которую создали родители, будучи «сумасшедшими католиками», я бы, может, могла построить действительно здоровые отношения с кем-то хоть раз. Осознание того, что я никогда не смогу поделиться семейной жизнью с кем-то вроде Луки, наваливается на меня. Стыд и тоска искажают мои черты, когда я склоняю голову: не могу смотреть на него дальше.

Он берет меня пальцами за подбородок и поднимает голову, чтобы снова встретиться взглядом. Его прикосновение теплое и нежное, и я чувствую, как щеки горят от этого внимания.

Не могу сдержаться и не послать ему улыбку, хоть бы и неловкую.

– Хотелось бы увидеть это снова…

– Иден? – где-то на периферии звучит глубокий голос, который я слушала в динамике прошлой ночью и который мгновенно посылает тепло по всему моему телу.

О нет.

Вскинув голову, я вижу, что Роман смотрит на нас, крепко сжимая в пальцах свой картонный стаканчик, Лука убирает ладонь от моего лица.

– Ром… Отец Брайар, – поправляюсь я.

– Фолкнер, – слегка улыбается он, изображая обходительность, хотя взгляд его остается гневным.

Он ревнует?

Сообщения, которые я отправила прошлой ночью, остались неотвеченными. Может, это всего лишь мой ум, который нашептывал обманчивые мысли более рациональной части меня, так что вчерашнее любовное приключение со священником я объяснила себе как что-то наподобие фантазии на один раз, которую он до смерти хотел воплотить, потому что держал целибат так долго.

– Что у тебя за друг? – Роман указывает на Луку.

– На самом деле мы только встретились, отец, – улыбается Лука, протягивая Роману руку. – Лука Торн.

– Роман Брайар, – бесцветно говорит он, разглядывая пустой стул рядом со мной.

– Что ж, отец, как вы видите, мы заняты, – выпаливаю я, взглядом умоляя Романа просто уйти.

– Не думаю, что Лука будет возражать, если я посижу здесь, допивая кофе. Не так ли, Лука?

Тот выдавливает улыбку и жестом позволяет присоединиться.

Я уверена, что в большинстве случаев любой благочестивый католик пригласил бы священника, если бы он был на моем месте, наверняка боясь, что иначе он вызовет гнев Господа.

Но большинство священников – совсем не Роман, и они не выглядят, как он.

Роман снял худи, в котором я видела его недавно, и теперь стоял перед нами в однотонной облегающей футболке, того же черного цвета, что и его штаны. Он выше ростом, его фигура впечатляет больше, чем Луки, и, будучи старше, он крепче сложен. Когда он подходит к нам, я замечаю четко очерченные мышцы под его футболкой и задумываюсь о его физической силе. Мой взгляд задерживается на татуировке, ползущей по его шее, я вижу часть ее замысловатого рисунка – сложный узор из переплетающихся черных лоз и шипов.