Илиан осторожно отодвинул занавеску из плотных шкур, застыл над родительским ложем, чувствуя, как больно отдается в сердце беспомощная слабость той, которую он привык считать всемогущей. Деметра Иннара не умерла в день, когда альдский эйохан выпил из неё колдовскую и телесную силу; но, видит Дух, то, что осталось, уже мало чем напоминало властную бруттскую колдунью. Здоровье мачехи пошатнулось настолько, что из года в год она чахла всё быстрее, чудом удерживаясь в мире живых. Илиан был уверен – удерживалась ради отца.

– Я тут, мама, – позвал Сильнейший, присаживаясь на ложе. Провёл рукой по сухой тёплой щеке, отвёл прядь седых волос от лица. – Прости, что долго…

Деметра открыла глаза. Неожиданно, резко, так что господин Иннар даже ладонь отдёрнул.

– Мальчик мой, – улыбнулась бруттская колдунья. – Пришёл…

***

Ближе к главной улице снег под сапогами исчез вовсе, так что их шаги гулко отдавались от стен новых каменных и старых деревянных домов. Часть из них Илиан не узнавал. В редкие визиты в Ло-Хельм он не посещал ничего, кроме дома отца и братьев, а потому то, во что превратилась тихая северная деревушка, его неизменно поражало: новые лавки с приветливыми фонариками снаружи, ярко разукрашенные ставни, новые плетни, заборы и дома.

Сегодня сил на любование окрестностями не оставалось: поскорее бы прилечь, да и забыться трудным сном. Сильнейший не ощущал в себе не только колдовских, но и телесных сил, когда они наконец добрались до таверны – самого яркого пятна в городе.

– Братьев ваших под локотки берём, и на выход, – коротко скомандовал Дагборн, провожая взглядом вывалившихся из дверей поддатых гуляющих.

Илиан, как оказалось, зря переживал, натягивая капюшон поглубже: никто в душной, пропитанной винными парами таверне внимания на еще двух захожан не обратил.

– Присядьте, господин Иннар, – негромко попросил Дагборн, одной рукой перетаскивая заснувшего пьянчугу с лавки на пол и кивая на освободившееся место. – Нечего вам в эдакой толпе делать. Я быстро…

«Быстро» затянулось: если Никанора телохранитель отыскал сразу же, кивнув ему на выход, то Назар осушал стакан за здравие молодых в другом углу таверны, рядом со сводным братом Ульфом.

Посомневавшись, Дагборн обернулся на подопечного, который решился-таки стянуть капюшон и теперь озирал веселящийся люд со странным выражением на лице: не то страдальческим, не то тоскливым. Телохранитель не сразу повернулся обратно к кричащим здравицы гостям, наблюдая, как к господину Иннару подсаживается девица в откровенном платье. На фоне шумящих, веселящихся и пьяных гостей Сильнейший и впрямь казался лишним. Не только и не столько убранством и статью. Лицо его, расслабленное, слегка растерянное, сияло необыкновенной чистотой. Ни цепкий взгляд, ни выдававшие возраст морщины на лбу, ни даже память о том, каким может быть Сильнейший в гневе, не ослабляли впечатления. И причину Дагборн прекрасно знал.

Искушенный взгляд телохранителя отмечал то, что для многих оставалось загадкой. Например, отчего господин Иннар, с головой нырнувший в запретные искусства, всё ещё оставался человеком – сострадательным, горячим, способным любить – несмотря на обагрившую руки кровь, возраст и метку Тёмного?

Дагборн не был ни магом, ни духовником, зато имел в прошлом столь многочисленные любовные связи, что потерял им счет задолго до провала в памяти, и считал себя мужчиной опытным – в определенном отношении. Одно бывший легионер знал наверняка: блуд убивает духовное в человеке. То, что господин Иннар оставался телесно чист, делало его одновременно уязвимым и надежно защищённым.

Многой грязи Илиан не замечал, попросту не понимая, что видит, да и дословных значений большинства ругательств не знал. Это позволяло ему слушать вопиющее сквернословие и не морщиться; окружающие принимали за черствость, Дагборн же видел, что его подопечный словно жил в другом мире, глядя на грязь и скверну поверх и не принимая её душой при каждой мимолётной встрече.

Впрочем, скверна и грязь липли к нему сами, с настырной настойчивостью. Вот и девица придвинулась ближе к вскинувшемуся Илиану, что-то шепнула с узнаваемо-пошлой ухмылочкой, кивая на лестницу в комнаты. Откуда такая в Ло-Хельме взялась? Никак, приезжая, с гостями в городе появилась.

– Что, Дария прислала? – приметив Дагборна, понятливо вздохнул Назар. – Ну, идём…

Пока продирались сквозь пирующих к двери, Дагборн следил за тем, как господин Иннар с непониманием разглядывал девицу, но ни сообразить, куда его так настойчиво приглашают, ни ответить не успел. В приоткрывшуюся дверь, чудом разминувшись с заслонившими проход мужчинами, скользнула невысокая фигурка, задержалась на пороге ненадолго, а затем так же юрко скользнула к лавке, на которой всё ещё сидел Сильнейший.

Дагборн даже вскрикнуть не успел бы: в рукаве Элеи блестнуло и тотчас исчезло заточенное лезвие. Исчезло вовремя – словно ощутив присутствие невесты, господин Иннар обернулся и тотчас встал, тревожно вглядываясь в лицо полуальдки.

– Почудилось, что не спишь ещё, – различил Дагборн, приблизившись. – Вышла воздухом подышать, ноги сами сюда принесли. Вижу, что недаром…

Сильнейший нахмурился, накинул капюшон, за локоть выводя невесту из шумной таверны. На них уже оборачивались: всё же господина Иннара тут знали многие, даже если и не узнали поначалу. Оставленная на лавке девица, чудом избежавшая скорой расправы, шустро переместилась поближе к шумной компании у очага.

– Чем ты думала? Одна, ночью? По незнакомому городу?

– Главная улица тут только одна, Сильнейший. Да и с пути не сбиться – свет и хохот вывели бы, куда нужно.

– А если бы я в другом месте был?

– Я бы пришла в другое место.

Никанор первым шагнул к среднему брату, нетерпеливо повёл плечами, с неудовольствием глядя на подмерзшую тропинку.

– Идём, что ли? До рассвета выспаться бы…

На полуальдку старший из клана Белого Орла только глянул с изумлением, но промолчал, как и его брат-близнец. Знал бы капитан Никанор дочь легата получше, не удивлялся бы ничему. Дагборн точно не стал, вздохнув про себя с облегчением, что никем не замеченная сцена в таверне разрешилась без крови. И ведь не дрогнула бы рука нелюди. Бывший легионер чувствовал таких – не дрогнула бы. И отнятая жизнь спать ночью не мешала бы. Так, раздавленный жук на пыльной дороге…

Как можно любить нелюдь? Верно, ответа и сам Илиан Иннар не знал. Чего можно ожидать от полуальдки, для которой жизнь человека стоит ровно столько, сколько и мера приносимой им пользы? У которой нет понятий о совести, сострадании или жалости? Ответов Дагборн не находил, но и вопросов у телохранителя не отбавлялось.

Главное, чтобы эти сомнения не почувствовала юная дочь легата.

***

Элеа прижалась к нему всем телом, когда Огневик всхрапнул и накренился вбок, следуя за товарищами. Снежок и ящеры Никанора с Назаром снижались вниз по дуге, и только зверь Сильнейшего показывал норов.

– Уймёшься ты, наконец? – возмутился Илиан, дёргая цепи-поводья.

Огневик фыркнул и провалился в воздушную яму.

– Красиво, – внезапно подала голос невеста, оглядываясь по сторонам.

Илиан мысленно согласился, выравнивая не слишком удачное снижение. Устланная тонким слоем подтаявшего снега равнина оказалась затеряна в горах. Несколько голых деревьев, которые скоро покроются розовым цветом, ещё заметенный снегом кустарник да полукруг ровных, гладких камней вокруг тихого озера. Сверху открывался вид и на четыре водопада, спадавших по разным сторонам света. Подтаявшая вода уже стекала струйками вдоль обледеневших камней – скоро, совсем скоро источник проснётся, а вместе с ним – и жизнь в пережившем ещё одну зиму Стонгарде.

Идеальное время для проведения обряда и отдания сердца стихии.

– Отец говорит, верхом несколько дней пути, – хмыкнул Никанор, оглядываясь. – Так сразу и не верится. На ящерах-то – засветло добрались, даже проголодаться не успели.

Илиан спрыгнул с ящера, протянул руки, помогая слезть невесте. Утренний визит к отцу затягивать не стали, но и задерживаться тоже, вылетев сразу после завтрака – Деметра настояла, чтобы они поспешили. Разумеется, не без напутственного слова.

– Чем помочь-то? – снова подал голос Никанор, бегло оглядываясь. – И… как долго?..

– Как пойдёт, – снизошёл до ответа средний брат, задумчиво глядя на озеро.

Однажды отец, не будучи магом, уже добыл здесь сердце воздуха. Теперь то же предстояло сделать ему – несложная работа, учитывая, какими усилиями достались остальные сердца. Здесь должно быть проще – ведь он стонгардец, и это его стихия.

– Может занять день или два, – негромко просветил братьев более опытный Дагборн. – Там, внутри царств, время по-иному течёт. Пробудет господин Иннар внутри минуту или год по меркам царства – мы заранее не узнаем. Полагаю, вам нет смысла оставаться здесь – ни вы, ни я ничем не поможем. Я дождусь Сильнейшего в любом случае…

– Мы тоже подождём, – отрезал Никанор.

– Как угодно, – не стал возражать телохранитель.

Элеа уже стащила походные мешки со спины Огневика, так что Дагборну оставалось лишь присоединиться. Следом подтянулись Назар с Никанором, разбивая лагерь подальше от озера, у скопления крупных валунов.

Господин Иннар в приготовлениях не участвовал. Илиан отошёл к озеру сразу же, как сошёл на землю, и сейчас без выражения разглядывал тончайшую ледяную корку на поверхности тёмной воды. Если наступит потепление – уже ночью лёд треснет, и наступит весна.

Не пропустить бы долгожданный миг. В предыдущие царства Илиан Иннар врывался непрошеным, незваным, в неположенный для этого час: духи огня и воды едва не сожгли, не порвали плоть, пока он пробирался к сердцам стихий. К воздушным вратам повезло прийти вовремя – день, когда зима встречается с весной…

Мысль возвращалась к разговору с мачехой: Деметра Иннара сомневалась в том, что амулет стихий, который Илиан столь упорно создавал, поможет Империи обрести преимущество в войне. На все приводимые сыном доводы бруттская колдунья лишь головой качала:

– Что можно создать – то можно и разрушить. Что взял ты, может отобрать другой. И воспользоваться артефактом без всякой жалости… Закрой врата, сын. Оборви колдовской поток, перекрой им воздух. Они рассчитывают на тёмную энергию. Среди альдов магов много, как и среди их латентных союзников-бруттов, и это сразу же лишит их преимущества в войне.

– А нас? – вспылил Илиан. – Наши маги тоже захлебнутся!

– Магия никогда не была стратегическим преимуществом Объединенной Империи, – спокойно разъяснила бывшая советница Императора. – Мы уступаем в ней столь значительно, что… Кроме того, амулеты-накопители магии, созданные Мартином, помогут нам продержаться – какое-то время. Его хватит, чтобы сломить последнее сопротивление альдов. Верь мне, сын, нелюдь лучше разбить наголову. Никакого перемирия они не признают, поражения тоже. Ненавидеть нас – в их природе. И пока жива магия, будет восставать и Доминион. Так уже случалось, и творимые ими зверства становились всё бесчеловечнее. Чтобы обезопасить Империю, нужно затворить все врата и наглухо отрезать магию от Мира. Когда ты поймёшь… боюсь, как бы не стало поздно, сынок.

Илиан понимал, но отказывался эту мысль впускать. Что предлагала мачеха? Отказаться от колоссальной силы, которую он получил? Отобрать всё, чего он добился? И не только он – сотни магов по всему Миру проклянут его имя – в веках!

Нет, подобный исход Илиан даже не рассматривал. Воистину, лучше умереть таким, как есть.

– Когда будете отворять врата, господин Иннар? – телохранитель подошёл незаметно.

– Сейчас.

– Может, передохнёте с дороги?

– Я не устал.

Больше ни слова Дагборн не сказал, только сделал знак Никанору с Назаром, чтобы не подходили. Сам отошёл тоже – в прошлый раз, когда господин Иннар обманом вломился в царство огня, разозлённые духи вырвались наружу, не дожидаясь непрошенных гостей. Но тогда вместе с ними пошёл мастер Левент, и вдвоем с господином Иннаром они быстро успокоили огненную стихию. Дагборну оставалось только следить, как бы какой особо резвый элемент не скользнул за спины магам.

В этот раз обошлось. Телохранитель услышал, как дружно вздохнули старшие братья Сильнейшего, когда Илиан ступил на тонкий лёд. Серый настил уже размякал под пробуждавшимся источником, так что не удержал бы и ребёнка – но легко выдержал стонгардского мага.