– Напыщенный индюк, – вслух согласился с Дагборном Илиан, как только за возмущенной делегацией закрылись двери. – Когда два десятка зим тому они шли за сердцем Стонгарда – они разрешения у нас спрашивали? Лицемеры!

– Что дозволено брутту, не позволено стонгардцу, – усмехнулся Император. – Илиан, ты по-прежнему выражаешься, как простолюдин. Неудивительно, что мастер Эмин видит в тебе дикаря.

– Как бы я ни рассыпался в комплиментах, я останусь для них забавной игрушкой, мой Император, – нахмурился Илиан. – Как и все прочие подданые Объединенной Империи.

– Ты предвзят. Наши западные соседи – это всё же не альды, и ничто человеческое им не чуждо.

– Нет, – согласился Сильнейший. – Высокомерие, зависть и ненависть у них вполне человеческие.

Мастер Левент светло улыбнулся. Смуглый, невысокий, немногословный, он был полной противоположностью вспыльчивому, порывистому Илиану. Колдовская мощь стонгардского самородка буквально выплёскивалась наружу, в то время как в тихом и неприметном сикирийском Сильнейшем даже Дагборн не заподозрил колдуна в первое знакомство.

– Довольно, – ровно оборвал Император, хотя Дагборну показалось, что тот тоже едва сдерживает улыбку. – Слышал, ты побывал на юго-западе?

– На границе с реттонами, – нехотя подтвердил Сильнейший. – Слухи оказались верны: Братство Ночи там объявилось тоже. Прости, мой Император: на допрос имперским дознавателям я доставил лишь двух поклонников Тёмного, и даже те покончили с собой в камере. Остальных пришлось уничтожить. Сопротивлялись.

Давен медленно кивнул. Методы мастера Илиана вызывали сомнения; всё жёстче Сильнейший пресекал ненавистный культ, всё резче беседовал с соперниками; но и другого такого, как Илиан, в Империи не имелось. Если Император и собирался в будущем подрубить этот монолит, то время ещё явно не пришло, судя по изобилию августейшего внимания.

– Подойди, Сильнейший.

Дагборн проследил, как Император вешает дорогой медальон на шею мастеру Иннару, вздохнул, не размыкая губ. Таких наград в стонгардской гильдии скопилось уже несколько – и если бы не запасливая Элеа, Илиан уже давно сменял бы их на зерно или припасы. Юная альдка обладала куда большей сознательностью, чем её жених; прибирая к рукам каждую, она буквально спасала их от неблагодарного и невежественного героя Империи.

– Благодарю, мой Император.

– Поспеши с оставшимися сердцами, Илиан, – одними губами проговорил Давен. – Брутты раздражены…

– Я немедленно отправлюсь в северный предел за сердцем воздуха, – тут же откликнулся Илиан. – И затем загляну к альдам. Больше промедлений не будет, мой Император.

Давен Второй едва заметно кивнул. Илиан развернулся, быстрым шагом покидая залу; следом направились мастер Лелль и верный телохранитель. Не сговариваясь, прошли длинными коридорами к выходу из главной башни. До самых дверей молчали. Мастер Левент едва поспевал за рослыми стонгардцами, так что на крепостном дворе, задыхаясь, обратился к товарищу первым:

– Сбавь шаг, Илиан…

Господин Иннар опомнился, с трудом замедляя движения. Сильнейшему унтерхолдской гильдии оказалось тяжело обуздывать как колдовскую силу, так и порывистость молодого тела, находившегося на пике здоровья и силы, но ради друга – постарался унять хотя бы последнее.

Воины и почетный караул не шевелились, как и положено, пока важные гости проходили мимо, зато чернь раскланивалась едва ли не до земли, а придворные, хотя и воротили носы, но приветствовали магов сдержанными кивками: никто не смел теперь отмахиваться от фаворитов Императора. Простой люд – просители, дожидавшиеся очереди на беседу с дворцовыми покровителями – замирали, перешептываясь и разглядывая высокопоставленных колдунов с любопытством, а порой – с откровенным восторгом. Восхищённых взглядов хватало, уважительно склоненных голов – тоже.

– Тебя любят, Илиан, – проронил мастер Левент на бруттском, – народу кажется, что в Империи появился наконец герой, которого признает даже Император. Герой, который борется со злом, уничтожает Братства Ночи, которого боятся враги и который непременно защитит в случае опасности…

– А если не защитит, с той же легкостью станет врагом Империи, – ввернул Илиан.

– Вряд ли, – мягко откликнулся Левент. – Героев здесь давно не рождалось, почему бы не сделать тебя местным кумиром? Давен знает, что делает. Оплошаешь – тебя похоронят как героя, обожествив посмертно. Если, конечно, тебе не придет в голову безумная мысль восстать против Императора.

– Я же не дурак, – возразил стонгардский самородок, подступая к главным воротам замка.

– Ты не предатель, и это важнее, – усмехнулся мастер Левент. – А ещё – прости меня, Лиан, но императорской властью тебя не соблазнишь. Вот и весь секрет твоей преданности. Давен и сам не знает, как ему повезло. Поддержка Сильнейших… поддержка такого Сильнейшего…

– Не начинай! – даже вздрогнул Илиан. – Мне и так тошно после каждого награждения. Я становлюсь ещё более противен себе, чем когда-либо. Все эти фальшивые, льстивые слова в грамоте…

– Переживаешь, как бы гордыня не одолела?

Мастер Иннар дёрнул плечом.

– Пусть обожествляют посмертно, я согласен. Но не при жизни, Лелль! Это… душит.

Столица встретила их тёплым ветром, запахом костров выстроившихся у берегов Нестры воинских отрядов, скрипом телег, шумом сотен голосов и неизменной грязью под сапогами: тёплая зима в Сикирии – то же, что поздняя весна в Стонгарде. Дагборн знал, что молодой господин ненавидел месиво под ногами, унаследовав стойкую неприязнь к отсутствию цивилизации ещё со времен жизни в деревне, но терпел без единой жалобы. Ради книжной лавки и возможности посидеть с лучшим другом в тихой таверне в кузнечном ряду Илиан стерпел бы и не такое.

Мощённые гладким камнем мостовые сменяли узкие тропинки в переулках, покрытые лишь досками, а изобилие народа не позволяло им оставаться чистыми надолго. Мастер Левент чувствовал себя в столице так же спокойно и уверенно, как у себя дома, в ещё более шумном и крикливом Оше, поэтому и выступил в качестве проводника. Ловко обходя людские потоки и ныряя в один переулок за другим, сикирийский Сильнейший отводил их из ряда в ряд, выбирая лучшие лавки и самых честных торговцев. Столичные цены кусались, зато именно здесь попадались редкие реагенты и самые изысканные товары.

Дагборн, пока маги увлечённо растрачивали монеты, рассматривал прохожих, стараясь не особенно заглядываться на местных женщин. Городская жизнь сказывалась на тонкой ткани длинных одежд, вычурности причёсок, ухоженности лиц, рук и даже обуви – здешние красавицы носили сапожки на небольшом каблуке, что делало их походку соблазнительной, а фигуру – более стройной. Мужчины же в большинстве своём гладко брились, что казалось непривычным для стонгардского глаза, и отличались опрятностью в одежде. Критично разглядывая своё отражение в зеркалах посудной лавки, Дагборн пришёл к неутешительному выводу, что как он, так и его подопечный разительно выделялись из толпы. И дело было не только в стонгардском росте. При всей тщательности, с которой оба собирались на совет к Императору, добиться лощенной изысканности им не удалось, так что даже молодой и по-мужски привлекательный Илиан казался на столичных улицах почти дикарём – порывистым, резким и дичащимся здешних толп. Неудивительно, что бруттские чистоплюи воспринимали их, как забавных животных, которых надо обуздать.

– Нагулялся, Лиан? – поинтересовался мастер Левент, выходя из очередной лавки. – Тогда идём в таверну.

Телохранитель высоко ценил дружбу подопечного с сикирийским Сильнейшим: при категоричной резкости мастера Иннара немногие бы потерпели его неуживчивый характер. Приятелей среди двора у стонгардского самородка не наблюдалось вовсе, поддержка среди магов питалась исключительно превосходящей силой господина Иннара, поэтому искреннее участие мастера Левента казалось наблюдательному телохранителю подарком небес. Лелль, как называл друга Илиан, гасил раздражительность и чрезмерное самомнение стонгардского самородка, а господин Иннар выступал в роли тарана, подбрасывавшего всё новые безумные идеи в костёр их неустанной совместной работы.

– Дианира по-прежнему тебе проходу не дает, Лиан? – потягивая душистый квас, благодушно поинтересовался мастер Левент. – Виделся с ней сегодня?

Дагборна за стол позвали тоже, и, хотя телохранитель не участвовал в разговоре, делая вид, что заинтересован только в кружке с брагой, оба мага то и дело взывали к третьей стороне в диалоге: рассудить.

– Виделся, – не отпирался Илиан. – Жаловалась на брата, мол, на собрания не пускает. К себе приглашала, но и только.

– Всего лишь, – усмехнулся Левент. – Дагборн, друг мой, скажи – я неправ, полагая, что светлейшей Дианире плевать на собрания, а в покои она господина Иннара не ради изысканных бесед звала?

Дагборн улыбнулся в кружку, уходя от ответа. Лишь выразительно приподнял бровь, не собираясь рыть себе могилу на потом: Илиан порой бывал на редкость злопамятен.

– Не выдумывай, Лелль! – нервно постучал пальцами по столешнице Илиан. – Что может связывать меня и сестру Императора?

– Настырное желание последней, – спокойно пожал плечами мастер Левент. – Признанную сестру, Илиан, признанную. В которой сам Давен души не чает, а значит – выполнит если не любую, то многие из её безумных просьб. Не говори потом, что тебя не предупреждали: светлейшая Дианира хочет видеть тебя в своих покоях и, если не вмешаться, она тебя там увидит. Чтобы отказаться от дурной затеи, ей придётся ни много ни мало хлебнуть зелья забвения. Притупить непомерные страсти в шатком разуме, – тонко улыбнулся Лелль. – За этим дело не встанет: одно твоё слово, дорогой друг, и зелье окажется у неё в бокале. Я при столичном дворе бываю чаще, чем ты, и провернуть подобное труда не составит.

– Составит, – тут же возразил Илиан. – Сам, что ли, отнесёшь зелье в покои Дианиры? Прикрывшись щитом невидимости и погасив колдовское поле всех встречных дворцовых магов? Или кого из прислуги подкупишь?

– Для друга никаких трудов не жалко, – философски подметил мастер Левент. – Моё предложение всегда в силе, Илиан.

– В чужом разуме я и сам, если понадобится, покопаюсь, – буркнул тот. – Я же тебе рассказывал…

– Да-да, твои опыты с названной сестрой Веленой, – кивнул сикириец. – Но мне отчего-то кажется, ты не полезешь в разум вздорной девицы ради «такой малости» – попросту поленишься, а потом пожалеешь. Но будет поздно…

– Любишь ты нагнетать, Лелль, – фыркнул господин Иннар, любовно поглаживая накупленные в торговых рядах книги и свертки с реагентами для Элеи.

По настоянию многоопытного Дагборна и мягкому совету Левента, Илиан купил также и серебряное ожерелье для полуальдки, с сапфировым кулоном в качестве подвески. Элеа не приветствовала лишние траты, но порой даже её альдское сердце смягчалось при виде искренне человеческого и трогательно неумелого внимания могущественного жениха.

– Дай знать, когда потребуется помощь, – усмехнулся мастер Левент, переглядываясь с Дагборном. – Ты же знаешь, я с тобой.

– За это я тебя и люблю, Лелль, – всё ещё любуясь будущими подарками невесте, кивнул Илиан. – Но сердца воздуха и земли я достану сам. Должен же кто-то приглядеть за Империей, пока я позволяю себе… навести шороху?

Левент светло рассмеялся, качнув головой.

– Самонадеянный мальчишка, – усмехнулся старший Сильнейший. – Пригляди за ним, Дагборн.

Телохранитель невозмутимо кивнул.

***

«Как только не стыдно думать о таком!»

«Если я не могу спрятать от тебя свои мысли, то будь добр, терпи их все. Между прочим, это тебе загорелось ночью проводить очередной опыт. А я, заметь, замужняя женщина, и ночью у меня могут случиться совершенно другие интересы, чем позволять нетерпеливому мальчишке без капли такта и житейского опыта копаться в моих мозгах.»

«Но на улицу ты по моему приказу всё же вышла. И нашла на заднем дворе припрятанный сверток с красной лентой».