Слёзы богини огня (страница 2)
Собственный тембр показался отзвуком бессилия и необъяснимого беспокойства, что висело в пещерном воздухе. Мирон первым направился к пролому, туда, откуда просачивался угасающий дневной свет, оставляя среди духов древности молчаливых коллег и тяжкий груз невысказанной тревоги. Пещера вздохнула долгим, сырым выдохом.
В висках гудело, а желудок сжимали неприятные спазмы. Пыль проникла везде. В лёгкие, мозг и даже в суставы просочилась. Но Мирон списывал дурное самочувствие на продолжительный недостаток отдыха. Он плёлся во главе, ощущая на затылке колючие взгляды товарищей. Он вспотел, несмотря на прохладу вечера. Слишком долго они пробыли в ущелье.
С приходом сумерек комары стали навязчивее. Мелкие жужжащие твари парили в воздухе, голодные, как проснувшиеся ото сна вампиры. Тонкий комариный писк раздражал. Фролов распылил репеллент, от которого почти не было толку. Он протянул баллончик коллегам, но те отказались.
Тропа уводила вглубь окутанных тайной просторов. Далёкие кроны деревьев тонули в хмурых облаках. Стволы елей облеплены лишайниками и мхом. Многовековая тайга тёмной громадой высилась над группой.
Мирон заметил большие и довольно отчётливые следы лося, напоминавшие, что геологи не одни в дикой глуши. Лес затаил дыхание, наблюдая за незваными гостями. Тысячи маленьких глаз следили за каждым движением людей. Никто из команды не признавался, что первобытный ужас тихо прокрадывается в душу. Нельзя думать о страхе, иначе он полностью поглотит сознание. Главное сейчас – передать пробы.
– Надо глянуть на карту… – начал Казаков и включил свой навигатор. – Что показал георадар? Есть ещё залежи в околотке? Больше привезём – больше заработаем.
Они преодолели ещё семьсот метров по труднопроходимой местности. Мирон ловил себя на мысли, что лучше бы остался дома, или поехал в отпуск к морю. Но вместо пляжного песка и ласкового прибоя работа в «поле» в нескольких сотнях километров от цивилизации. «Полем», бывало, оказывались тундра, тайга и горы. Окружённые топкими трясинами, геологи шли к лагерю. С болот повеяло плесенью.
– Нас нет на карте, умник, – усмехнулся Мирон. – Здесь отсутствует связь.
Подчинённые хранили молчание. Даже болтливый Олег был подозрительно немногословен, что на него не похоже. Обычно он неловко шутил или рассказывал о своей семье.
– Вы что поругались? – выпытывал Мирон, украдкой глядя на товарищей.
Олег отрицательно покачал головой. Костя мрачно молчал и откровенно игнорировал присутствие Зимина. Мирон мгновение наблюдал за ними, и ему показалось тревожным знаком, что они не смотрят друг на друга и никак не контактируют. Он только пожал плечами. Люди взрослые разберутся сами. Но отчего-то их отчуждённость выглядела странной. Что-то настораживало, но Мирон ясно не понимал, что именно. Вот-вот случится событие, которое перевернёт их жизни навсегда.
Время приближалось к полночи. На окрестности опустился мягкий сумрак. Тучи набежали на небо и закрыли бледно мерцавшую горошину луны. Геологи безмолвно преодолевали извилистый путь, который изредка преграждал валежник. Таёжные просторы поражали своим размахом, казалось, лесу не будет конца. Хвойные деревья перемежались с лиственными.
На картах всё виделось другим. Огромные территории, закрашенные густой зеленью, испещрены точками озёр. И представлялось, что можно обойти всё за часы. Однако в реальности тайга оказалась необъятной, и за каждой сосной таилась опасность. Между стволами мелькали зыбкие тени, заставлявшие настороженно вглядываться в лесной полумрак. Воздух насыщен смолистым дурманом хвои, но сквозь него пробивался едкий могильный запах тления. Земля вспоминала то, что давно следовало забыть. То, что однажды Мирон похоронил в своей памяти.
Глава 2. Гнев Най-эквы
Издалека сквозь ночное марево проступали нечёткие очертания домов. Но по мере приближения надежда на короткую паузу в человеческом жилище таяла. Перед геологами предстал выгоревший нор-кол5. Замедлив шаг, они прошли мимо обугленных остовов деревянных изб и лабазов, походивших на почерневшие кости неведомого существа, торчавшие из земли под неестественным углом.
Тишина здесь не просто отсутствие звуков, а тяжёлая, вязкая субстанция, впитывающая каждый шорох. Посреди пепелища, словно печальный памятник, возвышался ритуальный столб-идол, чудом уцелевший в пламенном кошмаре. Яростный огонь пощадил его. На нём подкоптившаяся маска из бересты – напоминание о священных медвежьих игрищах. Она была обращена в сторону скалы, обвиняя или моля о прощении.
Старик Лахтин говорил, что угодья сгинули за одну ночь. За какие грехи ответил глава рода? Мирон не собирался его судить, только хотел знать, чтобы не повторить роковую ошибку.
Старейшина Стонин осмелился забрать кристалл из запретной пещеры у подножия Ванкырнёл. Хотел сделать личный оберёг, или пупыг6, приручить божественную силу для своего семейства. Опрометчивым поступком он страшно разгневал богиню огня Най-экву.
Возмездие было смертоносным и неотвратимым. Дух Най-эквы явился в облике большой огнедышащей лисы, спалил селение дотла, оставив лишь пепел да страх в памяти выживших манси. Почерневшие от копоти, источенные когтями диких животных остовы нор-кола – беспристрастные свидетели тех дней надёжно скрывали бездну прошлого. И теперь не выяснить никому, что же случилось в сибирской глуши. Но одно известно точно – кристаллы из тех пещер считались проклятыми, несущими огненную кару.
Дерево, превращённое в уголь, хрустело под ногами, рассыпаясь чёрной пылью. Поселение было мертво уже много лет, и смерть его витала в воздухе – в запахе давней гари, смешанном с затхлой сыростью мха и гнилью.
Стойбище, даже уничтоженное, не осталось без стражей. По краям пепелища, поросшего бурьяном, стояли несколько идолов. Время и стихии не пощадили их. Растрескавшееся окаменевшее дерево было таким старым, что покрылось трещинами и в некоторых местах поросло бархатной плесенью веков и застывшими слезами смолы. У деревянных идолов в глазницы вставлен кварц. Выцветшие, мутные минералы ловили косые лучи низкого солнца, мерцали мертвенно-зелёным и всё ещё хранили тайну. Око небожителей, наблюдавших за земными делами людей.
Мирону почудилось, что глаза божков внимательно следят за группой геологов, взвешивая их намерения. От тяжести оценивающего взгляда по спине полз холодок.
Обычно любопытный и обожавший всё исследовать Олег не взглянул на истуканов, будто и не заметил их. Он нарочно не поднимал головы, изучая на пепле отпечатки подошв Мироновых болотников. Костя криво ухмыльнулся, поглядев на покрытый паутиной лик одного из них.
– Красавцы, что сказать, – процедил Казаков сквозь зубы, но в его голосе не слышалось привычной бравады, а только брезгливое презрение, призванное заглушить тот же суеверный трепет, испытанный Фроловым. Следует быстрее уйти из местечка, которое так давит гнетущей атмосферой.
Мирон помнил, что нужно обогнуть огромный кедр, чья богатая шапка, украшенная шишками, терялась в облаках. Манси верили, что первым деревом был кедр, который вырос на клочке земли около дома прародителей. Мирон коснулся шершавой коры, ища защиту и поддержку. Он приблизился и разглядел, как в извилистых древесных морщинах снуют муравьи. Мелкие создания, затерянные в дремучих лесах, не подозревают, что являются частью неизмеримо большего, чем они сами. Из ран, оставленных когтями рыси или медведя, сочилась смола, тягучая и тёмная, как запёкшаяся кровь.
Тропинка привела бригаду к импровизированной базе, где в ожидании затаились вездеход и купол палатки. Сначала в тамбур зашёл руководитель экспедиции. Казаков и Зимин топтались снаружи, не решаясь последовать за ним в укрытие.
Уже внутри Мирон посмотрел на маленькие тени, плясавшие на брезентовых стенках палатки. Окружив временное убежище, насекомые ждали, когда к ним выйдет вожделенная жертва. Горько усмехнувшись, он прокричал тем, кто на улице:
– Наша палатка – пятизвёздочный отель для комаров и мошек. А мы шведский стол. Скоро от нас одни кости останутся, – рассмеялся Мирон и хлопнул себя по шее, где уже краснел зудящий след. Комары и прочий гнус старались найти незащищённые участки тела и больнее укусить, чтобы досыта напиться крови. Увидев вошедшего Олега, он обратился к нему: – Тебя что, не кусают?