– Как же это! – кричал губернатор. – Это же дикость какая-то! Бросать деньги, словно мусор. А главное, кому? Кому, я спрашиваю? Нет, ну я, конечно, понимаю, будут приличные люди. Эти врачи, учителя, но ведь и маргиналы будут. И наркоманы будут. Они, что ли, достойны такого благородия? Дикость натуральная! Можно же ведь цивилизованно помочь: отдать властям, а мы уж сами распределим туда, куда помощь требуется. Вот, например, скамейки надо в центральный парк поставить. Надо здание Дома культуры красить. Надо это, как его… Последнее пристанище, тьфу ты, улицу Гагарина ремонтировать. Правильно ведь, Пал Палыч? Надо же нам дома в божеский вид приводить?

Раскрасневшийся Александр Михайлович схватил стакан с водой, стоявший на столе, и сделал несколько шумных глотков.

Про Последнее пристанище он неслучайно оговорился, но об этом месте – чуть позже.

Пал Палыч, мэр Большого Брюха, сухонький бледный старик, сидел по правую сторону длинного лакированного стола и смотрел на столешницу. Услышав свое имя, он растерянно кивнул: – «Надо». Но, по правде говоря, Пал Палыч вообще был далек от мыслей о Купцове и его намерениях осчастливить город своими деньгами. Он пришел сказать, что хочет уволиться с поста и уехать в деревню, поскольку уже несколько месяцев страдал неоперабельным раком желудка и хотел остаток жизни провести на своей малой родине. Но Приплясов всё не давал ему сказать.

– Так вот и я о том же! – Приплясов со стуком поставил опустевший стакан и тяжело поднялся с кресла. – Ну придут эти учителя и врачи, ну получат по тыще долларов на рыло, и что? Куда они потратят-то? Они же таких денег сроду не видели! Они же все спустят в первый же день!.. А мне вот надо церковь отреставрировать? Кто об этом подумает? Эта интеллигенция? Они все только о своих желудках думают!

Александр Михайлович стал беспокойно ходить по кабинету. На круглом его лице лежала гримаса растерянности и искреннего негодования.

– Как тут не думать, – слабо откликнулся Пал Палыч. – Зарплата у населения едва прожиточный минимум покрывает.

Приплясов остановился и удивленно посмотрел на старика. Рот губернатора возмущенно искривился, губы задрожали.

– Я, что ли, виноват? – воскликнул он. – Дотационный край. И так каждый месяц в Москву езжу с протянутой рукой. А там, знаешь ли, уважаемый Пал Палыч, за каждую копейку спрашивают!

Пал Палыч едва заметно ухмыльнулся. Каждый в администрации города Большое Брюхо знал, что Приплясов в Москву мотается, чтоб контролировать строительство своего замка. На что, спрашивается, строит себе хоромы губернатор? Ежу понятно, что не на зарплату.

Приплясов подозрительно свёл брови к переносице, глядя на старика.

– Что это вы, Пал Палыч, улыбаетесь? Я что-то смешное сказал?

Ухмылка тут же пропала, и вместо нее в уголке рта Пал Палыча легла скорбная морщинка.

– Нет, Александр Михайлович, ничего смешного в создавшемся положении я не вижу. Более того, это всё очень-очень страшно.

В кабинете возникла неловкая тишина, и потому фраза «это всё очень–очень страшно», немая и невидимая, повисла над длинным лакированным столом, пока ее не спугнул грубый голос губернатора.

– «Антикризисные меры». – процитировал название грядущей акции Купцова Приплясов. – И вообще! Откуда такие деньги у этого голодранца? Это что же, хитрожопый папаша заныкал, получается? И оставил ему в наследство? Точно помню, не было у него… – Приплясов осекся, побарабанил пальцами по столу и завелся по новой: – Это что же… – губернатор вдруг заволновался, ловко оттянул узел красного галстука на не менее красной шее. – Это он намекает, что в моем городе кризис? Так, что ли, получается? А если… Если привлечь этого Купцова за клевету? За очернение власти? Да конфисковать эти деньги? Это же легко!

Глаза Приплясова хищно загорелись, но тут же погасли. – Нет, так не пойдет. Что же я… А вот что! – Приплясов рванул к столу, поднял телефонную трубку и рявкнул: – Танюша! Отыщи номер Ильи Купцова. Ага, того самого. Что? Есть уже? Откуда?

Оказалось, что месяц назад, по словам Танюши, Купцов звонил в приёмную губернатора по какой-то мелочи, вроде спрашивал про документы на землю. Секретарша Татьяна удивилась и сказала ему звонить в Департамент Жилфонда. Тогда Купцов настойчиво просил записать его номер, Таня и записала.

– Умница, Танюша, – похвалил секретаршу Приплясов. – А теперь соедини меня с ним.

Он бросил трубку, затем сунул руки в карманы брюк, и торжествующе посмотрел на мэра, похожего на сморщенный засохший гриб.

– А мы вот щас Купцова отговорим, Пал Палыч.

Пал Палыч кивнул:

– Да-да.

Через минуту на стационарном телефоне раздался щелчок и женский голос сказал:

– Александр Михайлович, Купцов на связи.

Приплясов снова снял трубку и поднес ее к уху. На лице его нарисовалась дежурная улыбка.

– Илья, здравствуй, дорогой! Это губернатор Александр Михайлович. Ага, это я. Как ты, дорогой мой? Ха-ха! Я вот что звоню. Илья, дорогой мой мальчик, до меня вести дошли, что ты хочешь акцию провести в моем городе… Не врут, значит?.. А я-то думаю, Илья бы оповестил власти, согласовал бы со мной, а то у нас несанкционированные акции… Не успел? Хотел сегодня позвонить? Да что ты! Конечно, ничего страшного!.. Я все необходимые справки выпишу, а как же. Все равно, скопление народа в одном месте, надо разрешение… Что юрист твой сказал? А-а. Ну, знаешь… Все равно, в обход власти нельзя ходить. Дружески тебе советую на будущее. Ха–ха… Вот что, Илья: коли хочешь городу помочь, то у нас тут оборудование надо в больницу купить, центральный парк облагородить, в общем, хозяйство большое, может, ты нам эти деньги отдашь? А то народ наш не сознательный, проест, пропьет помощь-то… А если властям поможешь, так мы пристроим деньги так, что они десятилетиями пользу будут приносить… А? Решил уже? Ну ты подумай, подумай, Илья. – Пал Палыч, прищурившись, с интересом следил за Приплясовым. Пал Палычу пришла в голову интересная мысль, что на лице губернатора отразились все четыре сезона природы. Багровые пятна на пухлых щеках намекали на жаркое лето. Капельки пота на лоснившемся лбу напоминали мокрую осень. Фальшивая улыбка на губах была как обманчивая весна. А холод в глазах Приплясова говорил о суровой зиме.

– …Тут налоговая уже интересуется, – продолжал губернатор, не замечая пристального внимания мэра. – Говорит, получится незаконное обогащение граждан, как с них налоги-то брать? Непонятно ведь, кому перепадут деньги и в каком размере, как-то сложно с ней все, с налоговой. Как бы они потом тебе счет не выставили за всех… А так, нам бы деньги передал, так мы бы перед налоговой отчитались, и никаких проблем. Что? Юрист всё сделает? А, ну да… Ну, ты же понимаешь, я о тебе думаю, мы же с твоим отцом друзьями были, а так поступок, конечно, благородный… Ну хорошо. Передумаешь, позвони. Я быстро все устрою. Давай, дорогой, пока!

Багровый и взвинченный Приплясов со стуком бросил трубку и, давая волю чувствам, стукнул по столу.

– Ты погляди, какой проныра! – воскликнул он. – Все-то он уже знает, все-то ему юрист оформит! Тьфу… Ну ничего, ничего. И не таких прогибали, способ-то изыщется…

В его глазах зажглись зловещие огоньки.

– Александр Михайлович, – робко подал голос Пал Палыч.

– А?

Приплясов аж подпрыгнул, совсем забыв про присутствующего в кабинете мэра.

Пал Палыч кашлянул и сказал, наконец, зачем он сегодня явился к губернатору:

– Увольняюсь я.

– Тха! Насмешил. С такой должности, как твоя, Пал Палыч, не увольняются. Только, если кто сверху решит. – Александр Михайлович весело хохотнул. Но мэр не оценил шутки. Он положил костлявые руки на стол, задумчиво рассматривая пергаментную кожу на них.

– Рак у меня обнаружили. Жить осталось полгода. Потому оставшееся время хочу посвятить молитвам и семье.

– Так лечиться же надо, Палыч!

– Какой!.. – отмахнулся Пал Палыч. – Мне уже семьдесят. Пожил свое. Покоя хочу.

– Мда-а, удивил ты меня сегодня, Пал Палыч. Не было печали. – Приплясов сел в кресло. – Ну хорошо. Насчет преемника что думаешь?

Если бы Приплясов смотрел в эту секунду на Пал Палыча, то заметил бы, как тот вздрогнул. Но Приплясов смотрел на свои пальцы, похожие на сосиски и унизанные золотыми перстнями.

– Сын у меня. – дрогнувшим голосом сказал Пал Палыч. Приплясов кинул свои "сосиски" на столешницу и осуждающе посмотрел на старика.

– Ну какой сын! А что на это в Москве скажут? Там не поймут, знаете ли. Сын!.. Заместитель у тебя покладистый, не глупый. Его и поставим.

Пал Палыч поднял мертвый взгляд на губернатора, пожевал губами.

– Не глупый, – сказал он. Медленно поднялся и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Приплясов шумно задышал. «Странный старик, – подумал он, – мало того, что он – Приплясов его продвинул в мэры, так он еще рожу кривит. Неблагодарный.»

Но вскоре он забыл об этой неприятной ситуации, потому что в голове прочно засела мысль – как заработать на благотворительной акции Купцова.

Глава 4. Обитатели Последнего пристанища

В солнечный понедельник тридцатого июня из двухэтажного барака на окраине города вышли два пенсионера. Вообще, это была улица Гагарина, но неофициально квартал прозвали "Последним пристанищем", поскольку за бараками протекала Мертвая речка, а сразу на другом берегу виднелись кресты и гранитные памятники городского кладбища. Обитатели "Последнего пристанища", в общем-то, не роптали против тихих соседей, не страдали суеверными страхами и давно отпустили из душ иллюзорную надежду на бессмертие. Неудивительно. Ведь все жильцы этих бараков были пожилыми людьми.

Если немного отойти от барака, из которого вышли два пенсионера, то станет заметно, что правый угол ветхого здания накренился и окна первого этажа стали визуально ниже окон с левой стороны. Нельзя не заметить, как выкрашен барак – стены его покрыты неестественно яркой оранжевой краской, а наличники окон синей и салатовой. Глядя на эти «детсадовские» цвета, становится понятно, что жильцы любят свой дом и делают всё возможное для уюта. Но все равно барак выглядит, как древний старик, нелепо обряженный в весёлый костюм клоуна.

Далеко вперед тянулись такие же бараки. Возле них, прислонившись к стенам, дремали старики, вышедшие на улицу погреть свои старые кости. За последним бараком начинался пустырь, сплошь усеянный хлипкими деревянными сараями. А за пустырём город. Словом, создавалось впечатление, что обитатели этих домов – люди преклонных лет, – и сами дома доживали свой век вдали от посторонних глаз.

Пенсионеры Федор Милентьевич и Аграфена Антиповна двинулись вверх по улице, минули "Последнее пристанище" и бодро потрусили по вытоптанной тропинке вдоль пустыря.

Рыжая трава густо стелилась по земле, изредка сквозь нее проглядывали редкие зеленые травинки. Недалеко от тропы смотрели черными глазницами окон сгнившие и покосившиеся сараи. Оттуда слышались громкие голоса, смех и плач. Федор Милентьевич и Аграфена Антиповна, даже не видя обладателей этих голосов, знали: не стоит привлекать их внимания, и потому старались идти как можно быстрее.

Миновав пустырь, запыхавшиеся старики, наконец, вышли на асфальтированную дорогу, по которой изредка проносились автомобили.

***

Утро понедельника у губернатора Александра Михайловича выдалось противоречивым. Ему позвонил из Москвы подрядчик и обрадовал, сказав, что замок Приплясова почти достроен.

Приплясов возликовал. Но, как потом оказалось, ликование его было преждевременным.

Давно он мечтал о собственном замке в Подмосковье и о саде, в котором он гулял бы, когда выйдет на пенсию. Первый гектар, который он купил, рассчитывался как раз на замок и сад. Однако, подрядчик, который на утверждении проекта божился, что территории хватит не только на все это, но еще и на гараж, и на домик для прислуги, теперь, заикаясь, сообщил, что надо бы для сада докупить еще гектар земли. А лучше – два.

Губернатор помрачнел. Гектар земли в Подмосковье стоил как сто квартир в Большом Брюхе. Где брать такие деньги? Хотя, если подумать… Можно, например, налог за пользование благами города увеличить. Скажем, на двадцать процентов. А что? Ведь Александр Михайлович асфальт новый положил в центре? Положил. Не сам, конечно, рабочие. Громоотводы поставил на зданиях школы? Поставил. Так что он заботится о населении, придраться не к чему.