Неудивительно, что явившиеся на полуостров американцы ничего не знали о КНР. Хаотичную борьбу за заполнение политического вакуума в Корее еще больше запутывало прибытие из Чунцина самопровозглашенного Временного правительства Республики Корея – объединения, в которое входили в изгнании некоторые из выдвинутых на должности в руководстве КНР. В последующие недели скептицизм военного правительства по поводу КНР, энергично подогреваемый японцами, только нарастал. Здесь мы наблюдаем немалое сходство с отношением Запада к Хо Ши Мину и его коллегам во Вьетнаме в тот же период. Они не попытались внимательнее приглядеться к коммунистической идеологии левых; выяснить, в какой мере это ставленники Москвы, а в какой – просто неопределившиеся социалисты и националисты, не желающие терпеть традиционный помещичий уклад. Никто не учитывал и авторитет, который коммунисты заработали благодаря главенствующей роли в вооруженном сопротивлении японцам. Ходж и его правительство не видели никакой доблести в воинствующем национализме КНР – для американского военного правительства он был только помехой. Было бы наивно полагать, что такое объединение, как КНР, могло сразу сформировать гармоничное руководство для независимой Кореи: слишком много непримиримых фракций было в этом объединении. И все же именно они и были настоящими представителями мнения корейской националистической общественности, когда-либо собиравшейся под одной крышей, пусть и ненадолго. При наличии времени и поддержки они могли бы предложить Южной Корее наилучшие перспективы построения подлинной демократии.

Но резкий тон по отношению к американскому военному правительству со стороны КНР привел к тому, что объединение очень скоро стали воспринимать как угрозу и проблему. «Имеются данные [писал Беннингхофф 10 октября], что эта группа [КНР] получает поддержку и указания из Советского Союза (возможно, от корейцев, прежде живших в Сибири). В любом случае эта партия самая агрессивная из всех; в своей газете они сравнивают американские методы оккупации [с русскими] не в пользу Соединенных Штатов, насколько можно судить по манере изложения»^[24].

Ходжу и его советникам гораздо больше импонировала другая группа, способная завоевать гораздо меньше политической поддержки, чем могла получить КНР: «…так называемая демократическая или консервативная группа, в составе которой насчитывается немало профессиональных руководителей и учителей, обучавшихся в Соединенных Штатах или в американских миссиях в Корее. В своих задачах и политике они демонстрируют стремление следовать принципам западной демократии и почти единодушно желают скорейшего возвращения доктора Ли Сын Мана и “временного правительства” из Чунцина»^[25]. Не прошло и трех недель после высадки американцев в Корее, а официальные круги в Сеуле уже сосредоточились на создании нового правительства для Юге, построенного вокруг личности одного из одного из самых известных изгнанников страны.

Ли Сын Ман родился в 1875 году в семье обедневшего дворянина. Прежде чем начать изучать английский в колледже, он несколько раз проваливал экзамен на государственную службу. Затем был осужден за политическую деятельность и с 1899 по 1904 год находился в заключении. Освободившись, уехал в Соединенные Штаты и учился там несколько лет, по прошествии которых получил степень магистра искусств в Гарварде и Ph.D. в Принстоне. После краткого визита на родину в 1910 году Ли Сын Ман снова уехал в Америку. Там он оставался следующие тридцать пять лет, неустанно лоббируя американскую поддержку независимости Кореи и делая это на пожертвования корейских патриотов. Даже если кто-то из соотечественников и порицал его за себялюбие, бесконечную саморекламу, уклонение от вооруженной борьбы, в которой участвовали другие отважные националисты, не отдать должное его невероятной целеустремленности было невозможно. За все годы, проведенные в Соединенных Штатах, Ли Сын Ман ничего не усвоил и ничего не забыл. Железная воля служила ему одинаково безжалостным орудием и в борьбе с соперничающими фракциями соотечественников-изгнанников, и в борьбе с колониальной оккупацией. Он мог похвастаться даром предвидения в своих представлениях о мире. Еще в 1944 году, когда правительство США тешило себя разного рода иллюзиями по поводу послевоенных перспектив гармоничного сотрудничества со Сталиным, Ли Сын Ман говорил чиновникам в Вашингтоне: «Единственная возможность избежать в конечном счете конфликта между Соединенными Штатами и Советским Союзом – повсеместно создавать демократические, некоммунистические элементы»^[26].

Долгое отсутствие на родине дало Ли Сын Ману одно важное преимущество: многие его соперники ненавидели друг друга не меньше, чем японцев, но к Ли Сын Ману им практически не в чем было придраться. Он не запятнал себя коллаборационизмом. В то время как американцам нелегко было постичь корейскую культуру и общество, Ли Сын Ман был вполне понятной фигурой: он непринужденно вел светские беседы о демократии, со знанием дела рассуждал об Америке и американских институтах, а самое главное – свободно владел английским. Ли Сын Ман был язвительным, колючим, непримиримым. Но Ходжу и его советникам этот одержимый, не знающий жалости националист и антикоммунист казался вполне подходящей кандидатурой на роль отца-основателя новой Кореи. Двадцатого октября генерал присутствовал на официальной церемонии встречи американцев в Сеуле, организатором которой выступила партия, называвшаяся демократической (КДП), а в действительности бывшая крайне консервативной группировкой. На платформе перед собравшимися стояла одна только большая ширма из эбенового дерева, инкрустированная перламутром. В самый торжественный момент ширма была театрально отодвинута в сторону – и перед корейским народом предстал сухопарый, полный достоинства доктор Ли Сын Ман. Толпа взревела от восторга и взорвалась аплодисментами. Ли Сын Ман произнес пламенную антисоветскую речь и обескуражил даже своих покровителей, обвинив Америку в соучастии оккупации Севера Советами. Вот так триумфально началась карьера самого знаменитого – или одиозного – южнокорейского политика.

Крупнейшим козырем Ли Сын Мана была очевидная поддержка американцев. Роджер Мейкинс, бывший на начальном этапе холодной войны сотрудником британского Министерства иностранных дел, отмечал присущую американцам «склонность делать ставку не на движение, а на личность – Жиро у французов в 1942 году или Чан Кайши в Китае. Американцам всегда нравилось иметь дело с таким зарубежным руководителем, которого можно было считать “своим”. А с движениями им несподручно»^[27]. Именно так получилось и в Корее с Ли Сын Маном.

В азиатском обществе, где политикой часто движет инстинктивное желание примкнуть к сильнейшим, поддержка со стороны военного правительства послужила решающим фактором для прихода Ли Сын Мана к власти. Отождествляя Ли Сын Мана с корейским «временным правительством» в Чунцине, Беннингхофф легкомысленно упустил из вида открытую вражду между ним и этой группировкой, не утихавшую уже двадцать лет, притом что Ли Сын Ман все это время не переставал называть себя представителем «временного правительства» в Вашингтоне. Госдепартамент, давно и близко знакомый с Ли Сын Маном, считал его опасным смутьяном. Возвращение Ли Сын Мана в Сеул до сих пор окутано тайной. Военное правительство категорически отрицало не только причастность к этому событию, но и в принципе осведомленность о нем. Однако все имеющиеся у нас сейчас данные говорят о том, что генерал Ходж со своими подручными участвовали в тщательно срежиссированном тайном плане по возвращению Ли Сын Мана, несмотря на отказ Госдепартамента выдать ему паспорт. Бывший заместитель директора Управления стратегических служб в период Второй мировой, некий Престон Гудфеллоу, добился, чтобы Госдепартамент все-таки оформил Ли Сын Ману необходимый документ. Судя по всему, без коррупции тут не обошлось. Ли Сын Ман познакомился с Гудфеллоу во время войны, создав у американца ложное впечатление, будто может обеспечить агентов для операций в японском тылу. Можно почти наверняка утверждать, что после войны Гудфеллоу помогал Ли Сын Ману и собирал для него средства в обмен на обещание торговых концессий в Корее после прихода доктора к власти. В Сеул южнокореец улетел на одном из самолетов Макартура. Несмотря на решительные опровержения со стороны армии США на Дальнем Востоке, представляется вероятным, что во время пересадки в Токио он тайно встречался и с Верховным главнокомандующим, и с Ходжем. Они определенно хотели видеть его во главе корейского гражданского правительства.

Почему Вашингтон, не строивший иллюзий в отношении Ли Сын Мана, просто не призвал к прекращению политики, проводимой в Сеуле? Джон Картер Винсент, заведующий Дальневосточным отделом Госдепартамента США, намеревался, собственно, напомнить Военному департаменту, что Соединенные Штаты стремятся не принимать ничью сторону в корейской политике и тем более не продвигать конкретные фракции. Однако на его меморандум от 7 ноября, посвященный этим проблемам, откликнулся помощник военного министра Джон Макклой, чей ответ, как никакой другой документ того периода, объясняет ход событий в послевоенной Корее:

На мой взгляд, меморандум Винсента по большому счету обходит вниманием по-настоящему безотлагательные вопросы, которые нам придется решать в Корее… ‹…› Генерала Ходжа, как я уяснил из разговора с ним, беспокоит вероятность прямого захвата коммунистами власти на нашей территории. Если это произойдет, наше намерение позволить корейскому народу свободно выбирать форму государственного правления окажется под серьезной угрозой. Не вызывает сомнений, что на нашей территории ведется активная и грамотная коммунистическая работа… ‹…› Представляется, что наилучшим способом решения этой проблемы в целом является создание своими силами разумного и респектабельного правительства или группы советников, которые под руководством генерала Ходжа смогут навести некоторый порядок в этом политическом, общественном и экономическом хаосе, что царит сейчас к югу от 38-й параллели, и тем самым подготовить почву для последующих когда-нибудь по-настоящему свободных и добровольных народных выборов… ‹…› Возвращаясь к меморандуму Винсента: разве это не просьба, по сути, сообщить Ходжу, что в действительности мы не особенно ему доверяем, что мы не готовы позволить ему сделать то немногое, что он в данный момент – и в какой момент! – считает способствующим достижению наших целей? Предлагаю не только выяснить его взгляды на проблему с коммунистами и его соображения относительно того, как помешать им разрушить наши планы, но и позволить ему привлекать для своих нужд сколько угодно опальных корейцев, положившись на его стремление держаться в рамках благоразумия^[28].

Аргументация Макклоя, которая послужит оправданием всему, что будет делаться в Корее в ближайшие три года, сводилась к следующему: полагать, будто Соединенные Штаты могут сохранять нейтралитет, выступая просто наблюдателями со стороны, пока корейцы сами решают свою судьбу, – это утопия. Нужно вычленить из толпы противоборствующих фракций отдельных лидеров и помочь им завоевать и сохранить власть. И разумеется, виднее всего, кого из корейцев таким образом отметить, должно быть находящимся на месте – то есть Ходжу и его людям. Ни к каким дальнейшим уловкам, чтобы приукрасить действия, направленные на установление подходящего им режима, американское военное правительство уже не прибегало. Поскольку русские в этот период обеспечивали контроль над Северной Кореей в интересах коммунистического режима, единственным критерием, по которому американцы намеревались отбирать будущих глав Южной Кореи, было неприятие коммунизма и желание вести бизнес с Америкой.