– Нет, – рассмеялась Карен, вытирая слезы. – Это мой недавно отбеленный анус. – И когда даже подобное заявление не вызвало никакой реакции, простонала. – Ради всего святого, пожалуйста, можно мне теперь мой мартини?

При этих словах девушка, казалось, сосредоточилась и начала раздавать коктейли, в то время как женщины пытались взять себя в руки.

– Как насчет тоста? – нетерпеливо подсказал Курт.

– О господи! – протянула Карен. – Дай мне сначала выпить немного жидкости для храбрости. – Она осушила половину бокала, затем подняла руку в некоем подобии благословения. – За моего ребенка. – И тут, наконец, Карен начала смягчаться. Лила встретилась с ней взглядом и улыбнулась. – Самый дотошный маленький архитектор собственных проектов – точь-в-точь как ее мать. – Затем она подняла руку Лилы и поцеловала бриллиант, испачкав его красной помадой. – Пусть сбудутся все твои мечты, до последней.

* * *

– Что за гребаная сука!

Лила обернулась. Курт, очевидно, закончил разговор с их линейным продюсером и агрессивно вертел телефон в ладони, наблюдая в окно машины, как улицы медленно превращаются в булыжную мостовую. В темноте проступил рельеф его шеи, и было видно, как пульсируют вены.

– Кто?

– Твоя мать, кто же еще! – Курт прижал костяшки пальцев к верхней губе и выдохнул – это отчетливо свидетельствовало о том, что он впадает в одно из своих дурных настроений.

После ужина они пребывали в ужасном состоянии. Как всегда, когда они вдвоем ужинали с Карен, оба напились до одури в отчаянной попытке снять напряжение, возникающее между ними, но две бутылки вина только еще больше подзадорили Карен, и она снова откровенно высказалась о браке и презрении ко всем гетеросексуальным мужчинам (ее будущий зять не стал исключением). К концу вечера она пьяно объявила, что скорее зарежет себя собственным ножом для стейка, чем придет на их свадьбу, а затем закончила последней красочной угрозой Курту насчет исправления гребаного постера. Даже для Карен это было слишком.

– Работа Джерри потрясающая, – настаивал Курт. – В твоем контракте действительно так написано? Что нужно показывать твое лицо анфас?

Она робко покрутила кольцо.

– Я не уверена.

Курт швырнул телефон на кожаный диван между ними, снова схватил его, снова бросил на пол.

– Ты в своем уме? Предлагаешь все начать сначала, выбросить его великолепный финальный вариант, чтобы можно было удовлетворить свое самолюбие? Кто, черт возьми, так делает?

Легкое пожатие плечами:

– Мама.

Машина остановилась перед их домом. Курт открыл дверцу и вышел, затем захлопнул в тот момент, когда Лила пододвинулась к ней. Она моргнула, смущенно повернулась к водителю.

– Спокойной ночи, Дэниел, – сказала она и открыла дверь. Курт уже стоял у здания, набирая пароль.

– Спокойной ночи, мисс Крейн, – кивнул водитель, и Лила вышла в теплую ночь навстречу разъяренному жениху, который нетерпеливо подпирал дверь ногой.

Они ехали в лифте молча, по коже пробегали мурашки, а затем, как только двери лифта открылись прямо в гостиную и бесшумно закрылись за ними, он повернулся к ней – его взгляд был холоден и бесстрастен, как у рептилии..

– Что ты ей сказала?

Лила моргнула, зацепив одну туфлю за палец, изящно балансируя на втором каблуке.

– О чем ты говоришь?

– Не прикидывайся дурочкой, Лила.

Она осторожно убрала обувь.

– Я сделала что-то, что тебя расстроило?

Курт сцепил руки на макушке и повернулся к Гудзону, мрачно мерцавшему в лунном свете.

– Почему бы мне не налить тебе стаканчик на ночь? Что-нибудь, что поможет немного расслабиться. Сегодняшний вечер был сложным. – Лила на цыпочках прошла по прохладному бетонному полу к бару, положила кубик для напитков в хрусталь, затем налила на несколько пальцев японского виски.

Она подошла к нему, стоящему у раздвижной стеклянной двери, его жесткий взгляд был устремлен вперед, одна рука опиралась на металлическую раму.

– Хочешь выйти на балкон? – спросила она, протягивая напиток.

Он грубо забрал его у нее и осушил стакан.

– Просто дай мне прямой ответ хотя бы раз. Как много ты рассказала своей матери обо мне? О… нас?

– Курт. – Лила коснулась его плеча, но он стряхнул ее руку. Она сглотнула, затем повернулась и опустилась на кожаный диван. – Она знает только то, что знают все, любимый, что очевидно для всего мира.

– И что это, черт возьми, значит? – Он шагнул к ней, она еще глубже вжалась в подушки.

– Ты меня пугаешь.

– Черт возьми, Лила! – Курт повернулся и хлопнул дверью так, что стекло задребезжало в раме. – Что случилось на этот раз? У нас есть квартира, мы снимаем фильм, мы основали собственную продюсерскую компанию – мы даже собираемся пожениться, ради всего святого! Чего еще ты хочешь?!

– Ничего! – воскликнула Лила, и слезы защипали уголки ее глаз. – Курт, я ни о чем не прошу. Ты – все, чего я когда-либо хотела.

Он поставил бокал на стол, и хрусталь скользнул опасно близко к краю.

– Тогда почему мне кажется, что независимо от того, что я тебе даю, этого никогда не бывает достаточно?!

– Пожалуйста…

– Хватит манипуляций. – Он уставился на нее, стиснув зубы. – Что твоя мать имеет против меня? Совершенно очевидно, что она хотела бы, чтобы я умер. Итак, скажи мне: как много знает Карен?

Лила подтянула колени к груди и медленно проговорила:

– Она знает, что мы – франшиза, что мы сплели карьеры воедино и из-за этого я завишу от тебя. Как мой менеджер, как женщина, как моя мать: она ненавидит такой порядок вещей. Все это не касается тебя лично. Мать просто обвиняет тебя в том, что ты родился мужчиной. Ты знаешь, что все это из-за моего отца. Он на всю жизнь настроил ее против всех мужчин.

– Ах, да. Не дай бог, чтобы мы хоть один день не упомянули твоего жестокого отца. – Курт закатил глаза, но его гнев уже начал таять. – Значит, вся эта чушь, которую она вытворяла сегодня вечером, была только потому, что твоя мать – психопатка-феминистка. Она ненавидит меня за то, что у меня есть член, и ненавидит тебя за то, что ты его хочешь.

Лила осторожно поднялась с дивана с робкой улыбкой.

– Как ты узнал, что я его хочу?

Сам того не желая, он усмехнулся.

– Ты маленькая грязная шлюшка.

– Правда? – На мгновение она заколебалась, затем пальцы потянулись к подолу платья. Медленно стянув его через голову, она стояла почти обнаженной в центре комнаты, если не считать нескольких полосок ленты и маленького лоскутка кружева. – Тогда почему ты не даешь мне то, чего я заслуживаю?

Еще раз этот призрачный танец. Теперь они искали дорогу назад, каждый мрачно прижимался к другому. Скоро, очень скоро с ними, возможно, снова все будет в порядке.

На его губах появилась едва заметная улыбка, а глаза расширились от предвкушения.

– Надень свои каблуки обратно и иди на балкон.

Она надела туфли, приоткрыла стеклянную дверь и шагнула в ночь. Далеко внизу, через дорогу: неясный свет уличных фонарей, согревающий дощатый настил, медленное покачивание воды. Несколько прохожих вдалеке. Внутри Курт выключил свет, сделав их невидимыми.

Он встал у нее за спиной и наблюдал, как она наклонилась вперед, облокотившись на перила. Ловкий взмах выдернутого ремня, приглушенный звук расстегнутой молнии. Она вздрогнула, когда костяшки пальцев бесшумно скользнули вниз по позвоночнику.

– Курт. – Она помедлила, подумала. И решила действовать иначе. – Представь, что я кто-то другой, – хрипло прошептала она. – Кто-то, кого ты едва знаешь. Тот, кого ты хочешь.

Он пробормотал согласие, в горле пересохло от желания. Потому что здесь, в темноте, она могла быть кем угодно. По очертаниям спины невозможно понять, кто это, каблуки делают ее выше. Волосы, обычно закрученные в узел, теперь распущены по-девичьи свободно (она знала, что ему всегда нравились молодые). Он потянулся к ее бедрам.

И когда вошел в нее, балконные перила яростно задрожали от его силы, она посмотрела на воду, на уличные фонари, которые расплылись, когда ее глаза увлажнились, на тусклый бетон, на неспящие машины, пролетающие мимо и ничего не подозревающие. Она почувствовала, как внутри потеплело, когда Курт переделал ее в то молодое, нежное воплощение; ее мысли вернулись к легкому комфорту прошлого, когда этого было достаточно, когда эта волнующая, всепоглощающая мечтательность была всем, чего она когда-либо могла пожелать. Он издал глубокий стон, звук, наконец, разделился на слоги, когда достиг кульминации, схватив ее за горло и прижавшись губами к ее уху, воплощая фантазию, произнося имя той загадочной другой женщины – имя, которое Лила уже знала.

7

Личные заметки: Дж. Гэбриэла

Пациент: Л. Крейн

Дата/время: 1 июля, 10:30 утра

Сеанс: 4

Неудачное начало сеанса Л.

Предыдущий пациент заболел, и Мэгс воспользовалась этим как возможностью прийти в офис и подискутировать о планировании свадьбы. К сожалению, Л застала нас в разгар ссоры. Мэгс, ошарашенная присутствием Л, проигнорировала протокол приема пациентов и позволила Л вступить в разговор, рассказала ей, что мы живем наверху (Л, очевидно, наша соседка: ее новый дом всего в нескольких кварталах отсюда). Сообщила Л, что она художница, что студия в задней части дома. Л попросила показать работы, и М, благоговея перед звездой, поведала Л, что будет представлена на предстоящем открытии галереи. В конце концов пришлось прямо попросить М покинуть кабинет. После того, как она ушла, Л бросилась к дивану.

– Боже, вам повезло! Она кажется удивительной. – Посмотрела на меня снизу вверх. – Она такая хорошенькая! Я бы убила, чтобы так выглядеть.

Из вежливости я рассмеялся.

– Я серьезно. Она такая… мягкая. Настоящая женщина. Иногда мне кажется, что эта карьера высосала из меня всю женственность.

Л уверена, что понятие «привлекательного» в мире кино грубо искажено. Сказала, что большинство актрис ведут голодный образ жизни (ранее Л упоминала о расстройстве пищевого поведения). Сказала, что тело М намного красивее идеализированных «истощенных скелетов».

Стало любопытно, почему Л очарована моей невестой; не является ли Мэгги (в более широком смысле) еще одним проявлением переноса Л. Задался вопросом о мотивах Л: надеялась, что я буду протестовать, настаивать на том, что Л красивая? Была ли это ревность? Или завуалированный выпад в адрес M за несоответствие популярным стандартам красоты, на фоне которого внешность Л выигрывала?

Л продолжила: иногда ей хотелось быть кем-то вроде М. Жить намного проще. (Опять же – продукт переноса, как и моя невеста? Или замаскированное оскорбление обыденности существования М?)

Прежде чем я успел ответить, Л поинтересовалась, все ли между нами в порядке. Отметила, что я казался расстроенным, когда она вошла. Напомнил Л (во второй раз), что закрытая дверь – это сигнал, что я не готов к началу сеанса. Л извинилась, но выглядела обиженной.

Я решил увести разговор от М, вернувшись к жизни Л. Спросил, как у нее дела.

Л призналась, что на самом деле чувствует себя плохо. Спросила, могу ли я что-нибудь прописать. Уточнил, что происходит.

Приступы паники почти каждую ночь всю прошлую неделю. Типичный случай: становится холодно, кружится голова, нечем дышать, кажется, что задыхаешься или тонешь. Описывает как падение в бесконечную кроличью нору без возможности подняться наверх, на воздух. Сказала, что, будучи молодой, думала, что это сердечный приступ. Это новая информация. Я уточнил о приступах в детстве.

Ответила, что они были обычным явлением, пока отец был жив. В последние годы такое случалось редко, но теперь вдруг участилось. Л сослалась на начало приступа на сеансе на прошлой неделе, сказала, что я смог остановить его до того, как он начался.