Л рассмеялась и ответила, что это, скорее, заставило ее больше доверять мне. Оценила мое обращение к неудобной теме. Сказала, что начинает чувствовать, что может доверять мне больше, чем кому-либо в своей жизни. Это привлекло мое внимание. Хотя значение слов Л опасно, это также явная возможность лучше понять мотивы, стоящие за переносом. Я попросил ее выразиться поподробнее.

– Это именно то, что я чувствую с тех пор, как мы начали встречаться. У нас было всего три сеанса, а мы уже поговорили о вещах, которые я никогда ни с кем не обсуждала. Вы смогли получить доступ к тем частям меня, которые так долго были похоронены. Такое чувство, что вы понимаете меня так, как никто никогда не понимал. Это немного пугает.

Упомянутая уязвимость, безусловно, может пугать.

– Но с вами я чувствую себя в безопасности, – продолжила она. – О некоторых вещах, которые мы обсуждали, я никогда не смогла бы поговорить ни с кем другим.

Спросил почему.

Л вздохнула.

– Не поймите неправильно: у меня есть замечательные друзья, друзья, ради которых я готова на все. Но когда оказываешься на моем уровне известности, быстро учишься: никогда никому нельзя доверять полностью. Потому что, если по какой-либо причине что-то случится и отношения развалятся, секреты могут стать оружием против вас.

Я предположил, что, должно быть, утомительно постоянно защищаться. Л ответила, что привыкла к этому. Спросил, доверялась ли она матери.

– О, я бы никогда не стала говорить с мамой ни о чем из этого. Не смогла бы. После смерти папы она изменилась. Это произошло практически за одну ночь: она стала другим человеком.

Снова вспомнив о голосовой почте от Карен, заинтересовался этим и спросил, что такого было в смерти отца, что так разительно изменило ее. Л пожала плечами, напомнила, что напрочь забыла события той ночи.

Я объяснил Л, что уверен, что она подавила травмирующее воспоминание об автокатастрофе, но его, на самом деле, можно разблокировать. Заверил, что непосредственное столкновение с этим воспоминанием может помочь Л исцелиться. Попытался предложить ДПДГ^[6], но, прежде чем успел объяснить технику, Л оборвала меня, заявив, что это бесполезно. Бесчисленное количество раз пыталась вспомнить автокатастрофу, в итоге сдалась. Это было безнадежно. Воспоминания исчезли.

Показалось, что Л закрывается, поэтому я оставил данную тему и вернулся к отношениям с матерью. Попросил Л описать Карен нынешнюю.

Л глубоко вздохнула.

– Она гораздо тверже, чем была раньше, гораздо жестче. Но внутри… Вы бы никогда не поняли этого, общаясь с ней, но она действительно очень хрупкая. Я чувствую, что должна ее защитить – После смерти папы, думаю, ей нужно было начать все сначала. Мы с мамой переехали в Калифорнию, она вернула себе девичью фамилию, а затем с головой ушла в создание собственной карьеры.

– В то время она была одной из немногих женщин, которая действительно смогла пробиться в мужской клуб мира кино. Она закрылась ото всех, чтобы защитить себя после всего, через что ей пришлось пройти, понимаете? Однако мне порой кажется, что, возможно, она перестаралась. Папа так долго издевался над ней, а потом, вдобавок ко всему, ей пришлось пережить боль от его потери так внезапно и таким ужасным образом. – Л затихла. – Раньше она была совсем другой – очень мягкой, очень ранимой. Однако теперь она повторяет как мантру: «Никогда больше, – постоянно говорит она, – никогда больше я не буду пытаться искать свою ценность в мужчине». – Л пожала плечами. – Думаю, она хотела быть уверенной, что никогда не позволит мужчине причинить ей боль, как это делал папа.

Она покачала головой.

– Это было такое долгое и трудное путешествие. Но сейчас, думаю, ей лучше… кажется, она наконец-то пришла в себя.

– Но это тонкий лед, – предположил я. – Вы боитесь, что если сейчас доверитесь матери, если попытаетесь опереться на нее, лед треснет, и вы – или она – провалитесь.

– Да.

– Что насчет Курта?

– Курта? – Со скепсисом. – Курту я точно не стану изливать душу.

– Но он ваш жених. Кому, как не ему?

– О, нет. Я не смогу.

– Почему нет?

Л покраснела, устремив взгляд вдаль.

– Лила?

Л прикусила губу и посмотрела на меня.

– Потому что то, о чем мы здесь говорим – мои родители, мои отношения с мужчинами – все это секреты, которые я похоронила. Они похожи на ужасные, уродливые шрамы, которые я, кажется, никогда не смогу стереть. Мне приходится чересчур усердно стараться, чтобы навсегда спрятать их. Курт не знает и никогда не узнает. Я не хочу, чтобы он осознал, насколько я сломлена.

Я возразил Л, что она не сломлена, и, возможно, часть нашей совместной работы должна быть направлена на укрепление ее уверенности в себе, ее самоуважения. Спросил, что Курт думает о решении начать терапию. Л ответила, что не знает, поскольку не сказала ему, боялась реакции. Уточнил потому ли, что Курт не верит в терапию. Оказалось, дело не в этом, проблема заключалась в том, что она видится со мной, он бы ревновал. Я уточнил: ревность связана с тем, что Л будет обсуждать личные вопросы со мной, а не с ним? Она ответила утвердительно, но добавила, что имеет значение тот факт, что я – мужчина. Спросил, как это сказывается на Л.

Признала, что Курт всегда был ревнивым типом: собственником, которому не нравится дружба Л с гетеросексуальными мужчинами. Это в некотором роде лестно, заставляет Л почувствовать, как сильно он ее хочет. Я спросил, ощущался ли когда-нибудь его контроль. Л пожала плечами и сказала, что таков Курт: хочет того, чего он хочет и когда он этого хочет.

Действую осторожно, предполагая, что собственничество и ревность часто являются реакцией на что-то внутреннее. Возможно, это проекция внутреннего беспокойства К, маскирующая более глубокий страх. Она быстро оборвала меня, сказав, что всегда была верна. Я уточнил, что не это имел в виду. Спросил, подозревала ли Л когда-нибудь, что Курт может быть ей неверен.

При этих словах Л побледнела как полотно и замолчала. Наконец, кивнула.

– Он изменяет мне прямо сейчас.

Л объяснила, что им было нелегко подобрать кандидата на роль Розмари – никто не подходил. Но потом Л обнаружила молодую неизвестную актрису и сразу поняла, что она та самая. (Здесь Л извинилась, сослалась на соглашение о конфиденциальности, объяснила, что не может назвать имя.) Но Л понимала, что именно К должен был быть тем, кто «откроет» ее, поэтому организовала ее прослушивание. В ночь после кинопроб К вернулся домой поздно и объявил, что нашел Розмари. Л уловила исходящий от него запах духов, увидела что-то похожее на засос на шее. У нее было стойкое ощущение – что-то произошло, но она ни о чем не спрашивала. Пыталась убедить себя, что ей почудилось.

Затем, при первом чтении «Ночи» на прошлой неделе, подозрения Л подтвердились. Актриса явно чувствовала себя виноватой, ей было неуютно. К демонстративно притворился, что едва знает ее, даже пожаловался на нее Л, чтобы сбить ее с толку. Но она могла сказать наверняка: К никогда не был актером.

Л считает, что актриса переспала с К, чтобы получить работу. Это было обычным делом в мире кино – просто она никогда не думала, что К так поступит. Он создал себе репутацию благодаря уважительному отношению к женщинам и усилиям по расширению их прав и возможностей. Это было не похоже на него и заставило Л почувствовать, что К не тот мужчина, за которого она его принимала.

Я спросил Л, как она относится к работе с этой актрисой в свете того, что произошло.

– О, я ее не виню. Я ни в малейшей степени не виню ее. То, что она сделала, было неправильно. Но если вы женщина в этой индустрии, то знаете: транзакционный секс происходит постоянно. И он работает. Я просто жалею, что поставила ее в такое ужасное положение, и она чувствовала, что должна была сделать это, чтобы получить роль.

Я заметил, что вряд ли это ее вина. Л была бы обязана предупредить актрису, если бы знала, но она понятия не имела. Спросил, сердится ли она на К.

– Сержусь? – Л покачала головой. – Боже, нет! Я совсем не сержусь!

Это тревожный сигнал. Неспособность Л выказать гнев, вероятно, уходит корнями в отношения с родителями, скорее всего с отцом.

– Почему нет? – поинтересовался я. – Думаю, это было бы более чем оправданно.

Л пожала плечами.

– Мне просто грустно.

Спросил почему.

И тут она расплакалась.

– Потому что мои опасения подтвердились. С самого начала я не могла поверить, что Курт действительно хотел быть со мной. Я всегда чувствовала, что должна стать идеальной, чтобы удержать его. И теперь точно знаю: меня недостаточно.

Очевидно, что отношения Л с К означают проработку неразрешенных отношений с отцом. Нужно будет рассмотреть параллели на будущем сеансе, помочь Л увидеть и лучше понять повторяющуюся динамику, но в текущий кризисный момент я не стал форсировать ситуацию.

Возразил, что неверность К связана не с тем, достаточно ли Л хороша. Корень зла в нем самом. Но Л не в состоянии это услышать. Спросил, что она планирует делать.

– Не знаю. – Л покачала головой. – Не могу представить, что потеряю Курта, не могу представить, как жить без него. И помимо этого, очень многое зависит от наших профессиональных отношений, от бренда, который мы создали вместе. Мы слишком на виду. Было бы ужасно, если бы мы расстались и в результате разрушили карьеру.

Я напомнил, что многие кинозвезды пережили драматические расставания. Л возразила, что это не одно и то же, что у них не просто романтическая история. Они вместе построили империю. Они нуждаются друг в друге.

Страх одиночества затуманивал Л разум, что еще раз указывало на то, что ее отношения с K действительно были токсичными, нездоровыми, как и предполагала Карен. Очевидно, что она испытывает стыд из-за своих мыслей, именно поэтому глубокий страх проявился только сейчас, в кризис.

Спросил, планирует ли Л объясниться с К по поводу его неверности. Она побледнела и заявила, что никогда бы не смогла этого сделать. Я настаивал, что, по-моему, ей это необходимо.

– Если я это сделаю, он меня бросит. Я не могу.

Сказал Л., что у меня большой опыт помощи парам, столкнувшимся с изменой; отношения можно восстановить. Все меняется, проблемы устранимы. Но это необходимо обсудить, причем прямо сейчас, чтобы, если или когда они примут пожизненное обязательство вступить в брак, их отношения были абсолютно прозрачны. Если К партнер, которого заслуживает Л, он не сбежит. Он захочет стать лучше ради нее. Сказал, что, если Л не в состоянии сделать это сама, она может привести его сюда. Можно было бы провести сеанс для пары, я мог бы направлять беседу. Возможно, Л чувствовала бы себя в большей безопасности.

При этих словах Л практически затрясло.

– Джона, пожалуйста! Он не должен знать, что я встречаюсь с вами. Он ужасно разозлится.

Интенсивность реакции Л застигла меня врасплох.

– Это было всего лишь предложение, – успокоил ее я. – Вы не должны делать ничего, что доставляет вам дискомфорт.

Но это явно не успокоило ее. В глазах паника, дыхание учащенное и неглубокое – признаки начинающейся панической атаки.

– Вы должны пообещать мне, что наши отношения останутся в секрете, – пробормотала Л.

– Конечно. До тех пор, пока вы этого хотите, наша совместная работа будет оставаться полностью конфиденциальной.

Л начала учащенно дышать. Спросил, не нужна ли вода. Она покачала головой, хватая ртом воздух, потянулась к моим рукам. Я колебался.

– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Пожалуйста, Джона. Я не могу… дышать…

Я взял ладони Л в свои, нежно сжал их. Ее дыхание сразу же начало замедляться.