Он не мог сказать иначе, потому что мальчишеское тело диктовало: нельзя быть слабым, нужно игнорировать боль. Настоящий африканский воин не обращает внимания на такие мелочи. Опять нахлынули незнакомые Мише картинки, но они были такие четкие, что даже в лихорадочном состоянии он понимал: такое уже было у этого тела, когда в долгой дороге болело и ныло все тело. Но пожаловаться на боль мужчине, который шел рядом, было невозможно. Мальчик понимал, что нельзя показывать слабость, над которой будут смеяться все сверстники. Африканские мужчины не просят пощады и не обращают внимания на такие мелочи, как стертые ноги и капли крови, падающие в пыль.

Сознание Миши как бы раздвоилось. Он чувствовал, как идет, прихрамывая, по дороге под жарким солнцем, и одновременно слышал слова Соломона:

– Нет-нет, парень. Сиди, как бы горячка не прихватила тебя. Совсем ты мне не нравишься. Промыть раны надо, да перевязать. Ишь, покраснела да распухли ноги. Ты еще свою спину не видишь!

Миша, измученный лихорадочным состоянием и болью, краем сознания человека двадцать первого века, сам себе поставил задачу взять верх над памятью тела. Тяжелые воспоминания мальчика мешали, усугубляли реальность.

Соломон вернулся с миской еды и тряпками для перевязки. Вместе с ним пришел хмурый Арчи. Он молча взглянул на Мишу и вышел. Через несколько минут прибежала Салли.

– Ох, миленький! Да он весь горит, у него жар! Как же так, неужели Рикки сказал кандалы не снимать? Соломон, его же Миш зову? Ну вот, Миш, сейчас тетушка Салли все сделает как надо. Ай-яй! Так и без ног можно остаться. Соломон, это ему не переводи, чтобы не испугался мальчонка.

У Миши замерло сердце внутри. После предыдущего перемещения у него все полученные в Африке раны остались на теле! Если сейчас что-то будет нехорошее с ногами, то это катастрофа!

Он покорно выпил все, что дала ему Салли, перенес болезненное промывание, жгучее ощущение от нанесенной мази и незаметно то ли уснул, то ли потерял сознание.

Очнулся Миша от того, что Арчи снимал с него кандалы, а Салли ругала стоявшего рядом мистера Рика:

– Рикки, он же ребенок, а кандалы как на взрослого. Ты разве не видел, что у него там раны? Ты купил парня за огромные деньжищи, чтобы сразу убить или ноги отрезать? Дай ему несколько дней, чтобы подлечился. Ему нельзя пока вставать, пусть лежит. Потом я его возьму на кухню, там будет помогать. Когда увижу, что у него все в порядке, тогда скажу тебе. Там твоя власть будет, а пока он мой подопечный. Все, не трогай его.

Было слышно, как мистер Рик недовольно сопел, но возражать грозной кухарке не стал. Почти сразу он ушел вместе с Арчи, буркнув уже в дверях:

– Ладно, только лечи быстро. И зачем я его купил только на свою голову! Хотел этого богатея Дэвиса и его доченьку-грымзу обскакать, уж больно Дороти на парня нацелилась.

Когда они ушли, Салли оглядела скудное убранство хижины и сокрушенно покачала головой. Потом погладила Мишу по голове и жалостливо проговорила:

– Ты вот не понимаешь, что я говорю на нашем языке, а мне африканские наречия совсем незнакомы. Мои родители уже здесь родились, и меня учили только английской речи. Эх, бедняга, от мамми и паппи оторвали, до полусмерти избили. Нет у тебя детства, бэби. Ну тебе здесь тетушка Салли поможет. Ты ничего не бойся, все образуется.

Ты лежи пока, мне обед надо готовить, потом Мэг пошлю посмотреть, как у тебя дела. Надо тебе хоть одеялко какое-то прислать, да лампу, чтобы в темноте не сидел. Миссис Оливия узнает про тебя, так сама прибежит. Она всех жалеет. Спи, бэби.

Салли сложила ладошки, сделала вид, что ложится на них, и закрыла глаза.

– Спи, бэби.

Мише с трудом удалось удержать непрошенную слезу. Видимо черное тело маленького африканца, которое он занял, не могло не откликнуться на первые ласку и доброе отношение в этой страшной чужой стране, в которую его насильно привезли. Никак нельзя было показывать, что он многое из ее речи понял, поэтому Миша крепился изо всех сил.

Надо было показать первому обладателю этого тела, кто сейчас здесь хозяин.

***

Почти два дня Мише было очень нехорошо. Если бы не Салли, он вряд ли бы выкарабкался. Она прибегала к нему каждую свободную минуту, меняла перевязки, поила настоями, кормила. Ее стараниями в хижине появились необходимые предметы, в том числе одеяло.

В какой-то момент Мише в забытье показалось, что он слышит незнакомый голос. Женщина довольно сурово говорила с мистером Риком:

– Мистер Рик Уайт, я совершенно расстроена. Вы умудряетесь делать непостижимые вещи. Как можно было привезти больного ребенка и бросить его на произвол судьбы. Он черный, но он ребенок. Вы посмотрите на его раны! Надо было заехать в городе к доктору, тот бы что-то посоветовал.

– Золотце мое, я и так его слишком дорого купил, о каком докторе ты еще говоришь! Я разорюсь на этом оборванце.

– Вас кто-то заставлял покупать его так дорого? Вы сами это сделали, хотя говорили, что нужен сильный мужчина для работы в поле. Если этот мальчик выживет, когда придет то время, когда он станет достаточно сильным для тяжелой работы? Мистер Рик, сама по себе покупка человека безумна, а этому мальчику очень плохо! Вы же точно его не били? Значит, кто-то его до такой степени избил, что он чуть жив. Куда вы смотрели?

– Я его осматривал. Он был вполне здоров.

– Был здоров, а приехал при смерти. Так не может быть. Что вы с ним делали?

– Ничего, милочка. Ну, не сердись, мой прекрасный розан! Он отлежится и скоро будет здоров.

Миша лениво подумал, что семейная жизнь супругов вряд ли гармонична.

После ухода мужа миссис Оливия что-то еще обсудила с Салли, оставила лекарства из своих запасов, погладила Мишу по кудрявой голове и ушла. Время от времени в хижину заходил Арчи, осматривал больного и молча уходил. Когда он приходил, Миша старался делать вид, что спит.

К вечеру третьего дня стало немного легче. Миша проснулся, сам смог приподняться на топчане и оглядеться. За время его болезни хижина преобразилась и стала вполне пригодной для жизни. Даже окровавленный тюфяк под ним кто-то умудрился заменить. На грубом табурете рядом с топчаном Миша увидел большую кружку воды и с удовольствием ее выпил. Потом постарался понять, как обстоят дела с ранами.

На ногах кандалов не было, а все открытые мучительные раны были забинтованы. Под бинтами были видны фрагменты неизвестных ему листьев. Миша вспомнил, как Салли накладывала отпаренные листья и ворчала: «Никому еще мои припарки вреда не приносили. Вы, миссис Оливия, лечите белых хозяев по-своему, а моя мамми черным всегда такие повязки делала, и никто не жаловался».

Стало ощутимо легче, прошло жуткое ощущение, что ноги безобразно раздуло и грозит гангрена. Миша понял, что спал на спине, но раны ему не очень мешали. Даже, кажется, сегодня кошмары не снились.

Он осторожно опустил ноги на земляной пол и переждал головокружение. Надо было сходить в туалет. Довольно непростая, хоть и недолгая прогулка немного взбодрила, порадовало, что ноги слушались, и в хижину Миша возвратился гораздо увереннее. А там его ждал небольшой сюрприз.

На топчане сидела и болтала ножками маленькая черная девочка лет трех-четырех. Она увидела Мишу и засмеялась, а потом быстро заговорила:

– Я Бесс, моя мамми работает в поле. А ты почему не в поле? Дядя Арчи будет сердиться.

Миша чуть было не ответил ей, но спохватился, что не стоит говорить по-английски даже с малышкой. Он просто подал ей руку, как взрослой, и она важно ему ответила, потом затараторила:

– Когда я буду большая, я тоже буду работать в поле. Пока я маленькая и меня мамми не берет с собой. Я знаю, ты не умеешь говорить, так миссис Оливия сказала. Давай я буду тебя учить, это же очень просто. Вот это стол. Скажи – стол.

Урок длился недолго, потому что пришла Салли. Увидев маленькую посетительницу, она всплеснула руками:

– Миш, детка, эта непоседа и до тебя добралась! Бесс, Миш болеет, не надо ему мешать. Иди пока поиграй где-нибудь, я полечу больного. Беги-беги.

Девочка явно неохотно вышла из хижины, а Салли уложила Мишу на топчан и принялась разматывать перевязку. Не догадываясь, что Миша ее немного понимает, она при этом негромко бормотала:

– На плече, конечно, повязку можно уже убрать, чтобы быстрее подсохло. Но если Арчи или Рик увидят, что у тебя руки не перевязаны, сочтут, что руками ты что-то можешь делать. Нет уж. Отдыхай, парень, пока есть возможность. Тетушка Салли знает, что делает. Ноги, конечно, лучше стали, а я совсем испугалась, когда в первый раз их увидела. Ничего, все хорошо будет, не отдам я тебя этим извергам пока.

Миссис Оливия уж так ругала Рикки, что он тебя мог загубить. Добрая она женщина, а досталась такому невидному мужчине. Оно и понятно, что у них не ладится жизнь. Рикки вырос на моих руках, я знаю ему цену. Без своих денежек он – никто.

Ладно, бэби, пойду я к себе на кухню, а ты лежи, не вставай.

Салли положила сложенные ладошки под пухлые щеки и закрыла глаза, сделав вид, что спит.

– Спи, бэби. Пока есть возможность, отдыхай. Надо сказать Соломону, чтобы он это тебе сказал на понятном тебе языке. Старайся не попадаться на глаза Арчи. Я совсем его пока плохо знаю, он недавно у нас. Но мое сердце чует, много беды с ним можно хлебнуть. Глаза у него такие.

Толстушка передернула плечами, как от холода.

Мише очень хотелось поговорить с доброй женщиной, но он понимал, что нельзя показывать своего знания языка, поэтому вспомнил маленькую Бесс, показал рукой на стол и произнес «Стол».

Салли всплеснула руками и прижала кудрявую голову Миши к пышной груди:

– Какой ты молодец, бэби, выучил словечко! Ай да Бесс! Как большая белая учительница! Учись, бэби, тебе это нужно.

Миша не знал, можно ли увидеть, что чернокожий человек краснеет, но выбираясь из рюшей на блузе на массивной груди кухарки, он чувствовал, что краснеет.

После ухода Салли Миша некоторое время пытался уснуть, но ничего не получилось. Кряхтя и постанывая, он поднялся на топчане. Посидел, потом опустил ноги на земляной пол и почувствовал подошвами его приятную прохладу. Надо было отдать должное, лечение тетушки Салли и хозяйки миссис Оливии помогло. Голова уже не казалась тяжелой и дурной, вернулась способность разумно рассуждать.

Думать просто о возвращении домой не хотелось. Было понятно, что он должен выполнить какую-то задачу. Почему это должен сделать именно он, и почему не хватило первого погружения в африканскую эпоху, можно было даже не пытаться понять.

Не отпускала мысль о Лизе и о том, что она где-то страдает, пока он здесь прохлаждается. Миша посмотрел на свои забинтованные ноги. Конечно, не очень он прохлаждается, но все же время идет, а никакого плана действий нет.

Видимо, придется форсировать имитацию своего обучения языку, потому что уйти просто в никуда, спасаться от ловцов беглых рабов и искать по всем плантациям рабыню Лиз было неразумно. Со знанием языка появится возможность расспрашивать у той же Салли о ситуации на соседних плантациях. Скорее всего, о ближайших соседях она точно знает.

Кто еще может снабжать информацией? Возможно, болтливая девушка Мэг. Соломон в силу своего преклонного возраста и уединенного образа жизни при конюшне вряд ли может интересоваться девушками в округе. Хотя, кто его знает, молчуна этого?

Очень возможный информатор кучер Боб, который всюду возит хозяина, но с ним пока отношения не очень сложились. Да и возраст у него тоже не слишком способствует любознательности по поводу девушек.

Хотя, есть вариант с хозяйкой. Можно попытаться стать любимцем или просто очень полезным для нее. Если она выезжает за пределы поместья, то может брать его с собой. Спорно? Ну, что ж. Попытаться все же можно.

Судя по отношениям между супругами, мистер Рик может идти на поводу у миссис Оливии. Его стремление угодить явно любимой, но не очень любящей супруге, поможет.