– Да, я прекрасно понимаю. Сама бы с удовольствием оставила все позади, но…

– Важно, чтобы убийца оказался за решеткой.

Ловкина кивнула, и Андрей понял, что уже победил. Осталось закрепить это документально.

– Давайте сделаем вот что. Вы сейчас еще раз все быстренько повторите, я оформлю протокол, а потом пойду к начальнику и попрошу дать мне немного времени, чтобы эту версию проверить. Уверен, он не откажет.

Полчаса спустя Ловкина ушла, оставив довольного Андрея наедине с протоколом ее допроса. Он смотрел на заветную бумагу и не мог поверить своему счастью. Все сложилось как нельзя лучше.

Он заполучил дудочку, под которую подозреваемый будет плясать как миленький, осталось только наиграть правильный мотив. Так что очень скоро каждый получит свое: шеф – явку с повинной и суд в упрощенном порядке, Андрей – закрытое дело и благодарность от начальства, Власенко – обвинение в убийстве и тюремный срок.

Глава 2. Ненадлежащее поведение

Путешествий в этом году не будет – теперь это стало окончательно ясно. Мир стремительно сходил с ума. Билеты в Черногорию превратились в ваучеры от авиакомпании, желание погулять и погреться на солнце – в несбыточную мечту. Даже посиделки в кафе в честь тридцатого дня рождения казались маловероятными.

Ника старалась мыслить позитивно и не поддаваться унынию. Может, оно и к лучшему? Она опрометчиво запланировала отпуск, когда у них с агентством только-только начинались отношения: новые клиенты, интересные задачи, бессонные ночи и ни с чем не сравнимое удовольствие от запуска очередного проекта. Кто же знал, что скоро конфетно-букетный период перерастет в предпринимательские будни? Урок на будущее: собственный бизнес и отдых – вещи несовместимые.

Поток бесполезных дел безжалостно забирал драгоценные минуты: счета, акты, договоры, отчеты в налоговую, ПФР и прочие инстанции. Такие задачи вместо прибыли приносили в лучшем случае нервотрепку, в худшем – штрафы за ошибки или несоблюдение сроков. Ника не жаловалась, пока ее подпитывала основная, креативная, работа, однако с началом пандемии креативность отправилась на самоизоляцию в неведомые края, а ее место заняла бесконечная рутина.

Все клиенты остановили рекламу. Ника сама это посоветовала, потому как при неопределенности лучше замереть, проанализировать рынок и скорректировать планы. Стратегия верная, и клиенты прислушались, вот только очевидные последствия били по самой Нике: новые проекты не появлялись, старые заморозились, в результате доходы упали практически до нуля. Приходилось хвататься за любую подработку.

В свободное время она шерстила интернет в поисках заказов. Бралась за все, что подвернется: тексты, логотипы, презентации, – лишь бы оставаться на плаву. Вот и сейчас, еще толком не проснувшись, сидела в кровати с ноутбуком на коленях и проверяла объявления на сайтах для фрилансеров. Бафка, свернувшись калачиком рядом, досматривала очередной сон. Порой Ника завидовала ее безмятежности, вот бы тоже валяться и ни о чем не думать! Однако человеческие тарелки, в отличие от кошачьих мисок, не пополняются чудесным образом, людям приходится грести изо всех сил, чтобы оставаться на поверхности. Расслабишься ненадолго – утонешь.

Осложняло ситуацию и то, что перед самой пандемией Ника арендовала офис. Угораздило же! Вот он – пример полного отсутствия предпринимательского чутья. Хорошо хоть не успела нанять копирайтера и дизайнера, что-что, а зарплату она бы точно не потянула.

Аренда сжирала бо́льшую часть того, что удавалось заработать, но Ника не могла решить, стоит ли от нее отказаться. Вдруг карантин закончится завтра? Тогда она потеряет место под офис, которое так долго искала. Вдруг пандемия продлится еще год? Тогда она так и будет отдавать деньги за простаивающую площадь. Вся эта неопределенность жутко раздражала.

Ника привыкла действовать по плану и злилась, когда вмешивались факторы, ей неподвластные. Открыв рекламное агентство, она продумала стратегию на полгода вперед, знала, к чему идет, мечтала об успехе. Но потом пандемия ворвалась в жизнь, атаковав сразу по всем фронтам. Намеченные цели полетели в тартарары, а Ника застряла на бездорожье и никак не могла скорректировать траекторию.

Вчерашний разговор со следователем Голиченко, с одной стороны, хоть немного отвлек от переживаний за бизнес, с другой – ударил по еще одной болевой точке. Дело Подставкина снова ворвалось в жизнь и грозило утянуть в бездну, на краю которой Ника балансировала последние годы. Нельзя было погружаться в темноту, но отвернуться не получалось – бездна затягивала, манила, обещая ответ на самый важный, самый мучительный вопрос: из-за кого она лишилась слуха? Больше всего на свете Ника хотела, чтобы гад, виновный в ее глухоте, оказался в тюрьме.

Мог ли этим гадом быть Сергей, которого подозревал Голиченко? Ника не знала. Она давно усвоила, что зло порой скрывается в самых неожиданных местах, но никак не могла представить в роли убийцы этого нескладного, долговязого медбрата.

Сергей здорово поддержал ее после аварии: приходил в палату, писал в блокноте несмешные шутки и всячески старался расшевелить. Говорил, что работы все равно немного, так почему бы не посидеть с самой симпатичной пациенткой? Врал, конечно. Дел у медицинского персонала всегда хватало, но тем не менее Сергей находил время, чтобы к ней заглянуть.

Они не виделись с тех самых пор, как Нику выписали из больницы. Шутливый медбрат и все послеоперационные переживания остались в прошлом. Ника старалась не вспоминать о тех днях, однако прошлым летом папа разузнал, что следователь присматривается к Сергею: проверяет алиби и задает свидетелям вопросы. Ника тогда проходила маркетинговые курсы в Стамбуле и не успела толком переварить эту информацию. Позже оказалось, что версия против Сергея не подтвердилась. Папа так и не сумел выяснить, почему его подозревали и были ли какие-то улики. Следователя заменили, на его место пришел Голиченко, и поток информации оборвался.

Ника вернулась из Стамбула, и после той поездки в ее жизни разом случились два важных события: она уволилась из «Царской трапезы» и открыла собственное рекламное агентство, а Кирилл продал московскую квартиру и переехал в Краснодар. Наконец-то все складывалось чудесно и в работе, и в отношениях.

Конечно, хотелось больше свободного времени, чтобы проводить его с Кириллом, и вместе с тем хотелось больше интересных проектов, чтобы развивать агентство, – одна сфера жизни перевешивала другую, вторая то и дело отвоевывала внимание у первой. С трудом получалось заниматься всем и сразу, но до пандемии Ника часто ловила себя на мысли, что никогда еще не была так близка к той самой заветной гармонии. Все налаживалось. Впервые после аварии мысли о деле Подставкина на несколько месяцев вылетели из головы.

Однако три дня назад к ней в гости без приглашения пришел Сергей. Бездна снова распахнула объятия, и гармония, без того шаткая и ранимая, полетела в пропасть.

«Максим был моим другом! – повторял Сергей, сидя у нее на кухне. Его распушившиеся кудряшки забавно подпрыгивали, когда он мотал головой, словно стараясь прогнать наваждение. – Это какой-то сюр, я будто уснул и никак не могу проснуться. Зачем нам с Альбиной его убивать?! Почему следователь нас подозревает?!»

Ника не знала, что ответить, и уж точно не хотела во все это лезть. Но Сергей пришел не для того, чтобы излить душу, он просил помощи: «Следователь вцепился в нас мертвой хваткой, настаивает, чтобы написали явку с повинной. Говорит, точно сядем, а признание поможет скостить срок. Не представляю, что делать. Ника, я не убивал Максима! Но чтобы это доказать, мне нужен самый лучший адвокат!»

Под «лучшим» Сергей подразумевал отца Ники, знал, что в уголовных делах ему нет равных. На счету Семена Анатольевича Ловкина было целых двенадцать оправдательных приговоров. На первый взгляд – жалкие крохи, за тридцать-то лет адвокатской практики, но к такому выводу придет лишь человек, никогда не сталкивавшийся с системой правосудия.

По статистике, менее процента уголовных дел в России заканчивались оправдательным приговором, то есть стоит попасть под раздачу – почти гарантированно сядешь. Однако личная статистика побед отца Ники приближалась к десяти процентам – это если говорить о победах «чистых», но оправдание не единственный способ оставить сторону обвинения с носом. Папа добивался возврата дел прокурору, переквалифицировал статьи, что позволяло заменить реальный срок на условный, а то и вовсе обойтись штрафом, пару раз рушил обвинение еще до суда – все это дарило его клиентам свободу и портило противнику кровь.

Понятно, почему Сергей так хотел, чтобы именно Ловкин его защищал, однако Ника не спешила подключать отца: убийство Подставкина и без того потрепало их семье нервы. Два года назад смерть хирурга пытались повесить на нее: сбила пешехода и тот скончался на месте – считай, убила. Плевать, что Подставкин уже был при смерти и сам выскочил на дорогу; плевать, что она в той аварии потеряла слух. Неумолимая статистика гласила: водитель практически всегда виновен в смерти пешехода, и большая удача, если удастся доказать обратное.

Так что без помощи папы Ника осваивала бы слуховые аппараты за решеткой. Он присутствовал на следственном эксперименте и сумел добиться, чтобы аварию признали несчастным случаем. Следствие установило: Ника не могла предотвратить смерть Подставкина – однако заключение эксперта шло вразрез с вердиктом собственной совести.

Иногда ей все еще снилась та авария, но гораздо реже, чем раньше, к тому же сны перестали быть четкими, яркими, порой даже превращались в контролируемый кошмар, и Ника сама выбирала, в какой момент проснуться. В реальности приходилось хуже – воспоминания догоняли и не щадя наносили удары: раз за разом она вдавливала педаль тормоза, раз за разом выкручивала руль, раз за разом представляла, как бы все сложилось, заметь она Подставкина секундой раньше.

Сволочь, два года назад подстроившая все это, была в ответе не только за ее инвалидность и смерть хирурга – из-за этого гада Ника переживала те события снова и снова. Возможно, станет легче, когда виновный окажется в тюрьме.

Заметив, что экран погас, Ника отложила ноутбук, заскучавший от бездействия хозяйки, и пошла на кухню. Не мешало бы позавтракать, а поиск заказов можно продолжить позже.

Аромат кофе прочно впитался в стены, мебель и шторы, что не удивительно: став предпринимателем, Ника перешла на тяжелую артиллерию – двойной эспрессо вместо капучино, макиато вместо латте. Как любил повторять Кирилл: кофе в малых дозах полезен в любых количествах.

Ему-то Ника и послала видеовызов, попутно пряча за ворот пижамы стример – прямоугольное устройство, висящее на цепочке на шее.

Возможно, ей казалось, что Кирилл мрачнеет, видя эту элегантную вещицу. Возможно, дело было в том, что каждый раз надевая стример, она сама погружалась в тяжелые воспоминания. Как бы то ни было, прятать устройство давно уже стало привычкой.

Конечно, это был вовсе не тот стример, которым она пользовалась в Стамбуле! Кирилл подарил ей новый, а прежний бросил в Босфор, желая вслед за ним утопить воспоминания. Не сработало. Памяти оказалось все равно, каким устройством пользуется Ника. Новый стример – еще более продвинутый и еще более незаменимый – не только передавал звук с телефона прямиком на слуховые аппараты, но и не давал забыть, как близка она была к тому, чтобы вернуться из Стамбула в цинковой коробке^[1].