Я прикончил остатки супа, выпив через край, и вытер губы тыльной стороной ладони. Тело и душа пригрелись, и печали на некоторое время уступили покою. У меня проснулось задиристое настроение.

– Да вот с этим.

Хлопая ресницами, я вытянул руки в замке и, имитируя присущую голосу Ливия хрипотцу, протянул:

– О-ох, дружище Луциан, ешь, пожалуйста, всю мою еду, а ещё не надо было меня спасать, ведь я такой исключительный. – Войдя в раж, я перешагнул лавочку и обратился к воображаемой женщине: – О дева, с тебя упала одежда, прикрой груди моим золотом, которым я кичусь вопреки приличию. Возлечь с тобой? Да, можем полежать – буду всю ночь рассказывать тебе, какой я горемычный.

Я не выдержал фарса и засмеялся, выплёскивая боль и страх. Нас, жрецов Бахуса, учили радости – всемилостивому, благословенному счастью, способному залатать любую брешь в душе.

Тем не менее мой соперник был силён. Пусть от меня не укрылось негодование, отпечатанное на эмоциональном лице, Ливий добродушно улыбнулся и обезоружил меня:

– Как же здорово у тебя получается изображать меня! – Мало того, он похлопал в ладоши, словно я перед ним выступал, и склонил голову к плечу. Он провёл пальцем по кромке плошки. – Я придерживаюсь строгих правил. Однако тебе стоит знать: Плотий говаривал, что питаться стоит из своей посуды и мыть её песком и водой. – Он состроил лицо весталки, зачитывающей мораль. – Иначе можно подцепить заразу из-за слюны кого-то из тысячи предыдущих хозяев.

– Венера, смилуйся над этим убеждённым целомудренником. – Я округлил глаза. – Он собрался мыть Царицу песком и водой. Лучше б ты, Священный царь, держал рот под замком – какой только вздор он не порождает.

Я удовлетворился душевной перебранкой. Сволочью Ливий был, ею и остался, зато сволочью живой. Путь ещё не начался, а мы уже потеряли соратницу – порочное колесо стоило остановить, пока оно не переломило нам хребты.

Улыбка померкла от свежих воспоминаний. Я постучал по столбу, подпиравшему потолочные опоры, и тихо произнёс:

– А ведь мы по уши в дерьме, Ливий. Маска и анкил – святыни, притягивающие зло. Взять их с собой, может, решение и верное, с другой стороны – мы идём в неизвестном направлении с оружием, о котором известно проходимцам. Будто приносим отравителю яд со словами: «Плесни мне в вино».

– Хуже того, – согласился Ливий, – если в соседнее государство просочился слух о реликвии бога Тиния, одним убийцей не обойдёмся.

На самом деле я чрезмерно полагался на ум Ливия и свою силу. Только моя мощь дала однажды брешь, едва не стоившую жизни соратника, а его мудрость проиграла коварности врага. Первого, но не последнего. Нет, мы определённо не были готовы.

Я махнул ладонью:

– Игра на скорость. Осуществим задуманное, только спешно, пока нас не ограбили и не лишили жизни.

– Предположим, мы разыщем того, к кому обещала сопроводить покойница. – Ливий потёр серьгу, его лоб прорезала морщинка. – Или же самостоятельно определим, где найти свитки. Но, Луциан, мы мыслим недальновидно.

– О чём ты?

Он сцепил руки в замок и положил их на стол. Я помнил, что поза эта предшествовала важному умозрению. Ливий обладал рядом качеств, вызывавших неприязнь, но укорить его за скудоумие никто бы не осмелился. Даже я.

– О людях, Луциан. Наши границы защищены Священным щитом Марса.

– Который мы забираем с собой, – подхватил я и вонзил пальцы в волосы, с болью расправив непослушные пряди. – Ох, Юпитер. Я уже размышлял об этом.

«И наш суп едва не убежал, когда меня осенило».

– Я опасаюсь, что во время нашего путешествия Рим поработят, а жителей легко, как статуи, сровняют с землёй. – Ливий безупречно облёк мои опасения в слова.

Присев на край стола, я снял крышу крынки и обмакнул два пальца в ароматный мёд. Облизнув их, ощутил прилив положительных чувств и сказал:

– М-м-м, будем решать проблемы по мере их поступления. Следует осмотреть лавку и тушу этрусского грабителя. Вдруг обнаружим подсказки, как нам поступить дальше?

Ливий соблазнился и тоже подобрал круговым движением мёд из сосуда. Отрешённо глядя в сторону, он растёр сладость по жемчужным зубам, облизнулся и изрёк:

– Разумно. Я осмотрю тело, а ты – прилавок.

Я поднял брови:

– Ты что-то путаешь, шельма. Мертвеца я беру на себя, я же его и прикончил, пока ты плясал с ножичком. Ты же ободрал его лавку как липку, – я щёлкнул по серьге в напоминание, – будет разумно оставить всё как есть.

– Послушай меня, друг, – перебил Ливий. – Ты либо доверяешь моему опыту, либо и дальше полагаешься на щит и хмельные попрыгушки.

Я так и застыл с пальцами во рту. В низинах души взволновались яростные реки – я ясно видел, как скромный жрец обретал черты бесчестного манипулятора; то было как метаморфоза ягнёнка на заклании, если бы тот под ножом обнажал клыки и выпускал отравленные шипы. Впрочем, ему бы и вырываться не пришлось: яд, пущенный под кожу, подействовал бы на жреца раньше. О Ливий-Ливий. Плод гнилой оливы.

Мои глаза непроизвольно сузились, а на губах заиграла усмешка.

Авторитарному Туцию однажды удалось подмять под себя уступчивого Корнелия. Но не Сильву, ибо Сильва – выродок лесной матери^[9], что не ложится ни под кого, в особенности под властолюбцев.

На пике злости я был готов срубить росток дружбы, пробившийся в трещине посреди пустыни, но усилием воли разгладил грозное лицо и ласково, насколько это возможно с моим низким голосом, ответил:

– Убедил. Обшарю лавку, может, поучусь взламывать витрины, а ты подаришь мне смокву как старательному ученику.

Ливий стёр с лица усталость, протерев его ладонью, и свёл брови домиком, придав выражению особенную мучительность. Глаза цвета мёда, что мы распили, вопреки этому глядели проворно – Ливий испытывал меня.

Он не поверил мне.

Ливий встал и протянул руку. Я с улыбкой обхватил его запястье, чуть дёрнув на себя, в то время как он отразил моё действо, и на удивление его рукопожатие оказалось цепким.

Одним лишь взглядом я вопросил: «Ты уверен, что я не знаю, где ты на самом деле прячешь клинок?»^[10]

Мне ответили: «Уверен, что знаешь. Но мы начали агоналии – и будем играть в них до победного».

Приходилось воображать людскую трель, которая в обычные дни наполняла торговые ряды Бычьего форума. Слышались резкие запахи скисшего молока и гнилого мяса, древесины, сена и навоза. Уголком глаза я улавливал хаотичные облака из мух – и они впрямь зависли над коровами в стойлах и говядиной. У коров не шевелились хвосты, которыми они отгоняли насекомых.

Я обошёл рынок по кругу, увязая сандалиями в грязи. Солнце склонялось к горизонту – почти весь день ушёл на похороны Атилии. Мне думалось, что несправедливей удела и представить сложно. Проклятая с детства, жрица нашла спасительное пристанище в ногах богини очага, но и там её попытались растлить. А завершился короткий век жестоким убийством.

Утренний кошмар камнепадом обрушился на голову. Я остался посреди дороги, облокотился о скособоченную телегу. Под ногами хлюпала земля, пока я переступал, ощущая, как сгущаются сумерки вокруг и внутри. Ничто не обнадёживало меня – и я не мог положиться ни на кого, кроме себя. Стоило подумать об отце, оставленном на Священной дороге, – и тут же посещали мысли о том, как кто-то из северян или восточных захватчиков перережет ему горло. От уха до уха. И нашему добродушному царю. Вот «потеха»!

– И ждать нельзя, и торопиться чревато! – Я со злости пнул телегу, и она окончательно развалилась.

Похлопав по щекам, я собрался и, минуя указы Ливия, отправился к Дому Весталок, чтобы застать его врасплох.

Возвратившись на место бойни, я спрятался за арочную колонну домуса и выглянул. Как и ожидалось, силёнок у Ливия не хватило, чтобы полностью вытащить здоровяка-этруска из воды. Что сказать: пусть я был крепко сбитым, сильным и широкоплечим, но сволочи удалось на раз-два уложить меня на лопатки. Так могли немногие: разве что дубильщик Секстий. Торгаша Ливий вынул частично и свесил наполовину с бортика водоёма. С чернявых волос и бороды капала зеленоватая вода.

Мне пришлось высунуться, чтобы найти Ливия: он пришёл со стороны храма со странным набором в руках. Я распознал курильницу, палочки для розжига, сосуд с неизвестной мне жидкостью и камешек необычной формы. Ливий разложил предметы перед собой и принялся растирать палочки, чтобы вызвать огонь. Когда над курильницей затянулся дым, Ливий достал жертвенный кинжал и поднял на ладонях к небу, шепча неразборчивые слова.

«Что он вытворяет?»

У меня упала челюсть и сползлись к переносице брови.

Ливий отложил нож и выпил из сосуда. Взяв мертвеца за загривок, влил содержимое ему. Багровая жидкость вытекла у того изо рта. Схватив нож, он уверенно саданул торговцу по шее и омыл камень в крови.

Я не выдержал и покинул укрытие. Сдавив до хруста кулаки, которыми потрясал в сторону сумасшедшего Царя священнодействий, осыпал его проклятиями:

– Ты некромант! Я так и знал, что ты такой! Чёрная маг… – Меня прервало просвистевшее лезвие: кинжал, вылетевший из рук Ливия, вонзился в землю в дигите^[11] от кончиков пальцев на ногах. От багрянца на чёрном лезвии мой взор медленно поднялся к Ливию.

Он смотрел на меня в позе, из которой метнул нож. Выпрямившись, кинул в меня чем-то ещё. Я поймал и кровавый булыжник. Разглядев вещицу, заметил обвислые груди, дряблый животик и источенную безносую физиономию. Истыканная иглами фигурка безликой женщины.

– Колдуны насылают порчи с их помощью, – пояснил Ливий. Он сложил руки на груди; его взгляд не сулил доброго исхода нашей беседы. – Нашёл при этруске. Похоже, как анкил и маска, реликвия упасла гадину от злого рока.

– Да покарает тебя Марс праведным копьём, ущербный Туций! – Я переступил кинжал и в два счёта оказался перед Ливием. Схватив его за грудки, приблизил своё лицо к его. – Что ты себе позволяешь?

– Зачем ты следил за мной? – Он совсем не боялся, что я его ударю. Печальная улыбка так и зрела на устах. – Разыграл для тебя представление. Ты, наверное, так меня не любишь, что готов поверить в любую черноту, лишь бы она соответствовала твоему мнению.

Не верил, что я был в шаге от того, чтобы подпортить правильные черты его лица? Какая неосмотрительность с его стороны.

– Да, Ливий, да, – ответил я, вперив взгляд, – да, я вспыльчив и несдержан – лёгкая причина для твоих страдальческих поз. Только посмотри, – мой палец завис над его носом, – не я развёл жуткую сцену с ритуалом, чтобы позлить кого-то.

– Суровый, но урок, – ответил он, вцепившись в кулак, который я держал на уровне пояса. – Бей, если не умеешь их усваивать.

– Урок? Кто их даёт? Духовный наставник Ливий Туций Дион? – я засмеялся и ослабил захват. Оттолкнул Ливия, покачивая у лица фигурку. – Обшаривая труп, по-мальчишески воспылал к грудастой Венере. Мыслитель, ну куда деваться! – Я со злостью плюнул под ноги Ливию и разбил с размаху гипсовую деву. Она раскололась натрое. – Пошёл ты!

Ливий вздрогнул и шумно сглотнул, когда реликвия рассыпалась. Его кадык ходил ходуном. Казалось, Ливий был готов впасть в слёзы или в ярость и нашпиговать меня клинками, как куклу вуду.

Я гневно потряс руками и, ничего не вымолвив, сопя от негодования, потащился по улицам. Темнело – и я отправился в тёплое место, чтобы переспать со всем кошмаром, свалившимся за день.

Приснился дурной сон – я проснулся, с шумом набрав воздуха. Сердце бешено колотилось, и я таращился вокруг, смутно ища в расплывавшихся стенах остатки кошмара. Протерев глаза, пригляделся – предметы обрели чёткость. Меня окружало скромное убранство, вазы с цветами, вышитые полотна и ритуальные таблички с молитвами.