Айви. Возрожденная из пепла (страница 8)

Страница 8

– Да, вообще-то. И это можно устроить, знаешь ли. Я уверен, что смогу достать пару. Или, может быть, ты просто зайдешь в пожарную часть, когда мы вернемся домой.

– Себастьян, – одергивает она меня и окидывает строгим взглядом.

Я поднимаю руки в знак капитуляции.

– Ладно, ладно. Не вини парня за попытку.

Допиваю свою бутылку воды и понимаю, что срочно нужно в туалет.

Я указываю на дерево:

– Скоро вернусь, природа зовет.

– Иногда быть мужчиной действительно удобно, да? – говорит она.

Я смеюсь, направляясь справить нужду за дерево. Пока я там, я замечаю яркие цветы, которые напоминают подсолнухи или маргаритки, только розовые. Я срываю один из них и возвращаюсь к Айви.

Протягиваю ей цветок.

– Прекрасный цветок для прекрасной дамы.

– Я… я… – Ее загорелое лицо становится пепельно-серым, и она смотрит на цветок так, будто тот ядовит.

– Ты же любишь цветы, верно? Ну, ты ведь работаешь в цветочном бизнесе. – Я кручу цветок в руках. – Я думал, что это подсолнух, но разве они не желтые?

Она качает головой. Закрывает глаза.

– Это не подсолнух, – говорит она, явно с трудом подбирая слова.

– О. А что это тогда?

Ее глаза снова открываются, и она еще раз смотрит на цветок. Потом отворачивается, и я замечаю, как слеза катится по ее щеке. Она пытается это скрыть, но уже слишком поздно, я увидел все.

– Это… да… далия, – она едва может выдавить это, ее дыхание сбивается, потом она резко поднимается. – И… Извини, мне тоже нужно в туалет. Я… Я скоро вернусь.

Я стою и смотрю на цветок, пытаясь понять, что это вообще такое было. Кладу бутон на камень, на котором только что сидела Айви, и облокачиваюсь на другой. Я жду ее гораздо больше одной минуты. Когда она возвращается, ее глаза совсем красные от слез.

– Ты в порядке? Расскажешь, что случилось?

Она качает головой.

– Айви, ну пожалуйста! Я не знаю, что именно я такого сделал, и не хочу случайно сделать это снова.

Она бросает взгляд на цветок, лежащий на камне, прежде чем уйти.

– Просто не приноси мне больше цветы, и все будет нормально.

У меня еще столько вопросов! Почему именно этот цветок, а не тот, который я купил ей на пляже? Или тот, что дала ей консьержка? А что, если тот, от кого она бежит, дарил ей такие цветы?

Но я не спрашиваю ни о чем, потому что ее глаза снова становятся грустными. Я не видел ее такой весь день. Разве что такое выражение промелькнуло на ее лице буквально на мгновение, когда мы впервые встали на доски для серфинга, но тогда я подумал, что она просто испугалась.

Она идет впереди, пока мы не добираемся до вершины большого утеса – того самого, где позавчера с вертолета мы видели людей. Это место немного в стороне от протоптанной тропы, поэтому сейчас здесь никого нет. Я останавливаюсь на минутку, чтобы полюбоваться живописным каньоном.

Когда я поворачиваюсь к Айви, чтобы сказать что-то о каньоне, мое сердце замирает в груди, а адреналин мгновенно ударяет в кровь. Она стоит на самом краю утеса. Здесь нет ни ограждений, ни стен, ни перил, которые могли бы удержать от падения. Или от прыжка. Она буквально в нескольких дюймах от пропасти. Одно неверное движение, один неудачный шаг, один резкий порыв ветра – и она рухнет на сотни футов вниз, в каньон.

Я осторожно подаюсь вперед и обхватываю ее за талию, прекрасно понимая, что одно неверное движение с моей стороны тоже может стать причиной ее падения. Быстро оттаскиваю ее назад, и мы оба падаем на землю.

Она смотрит мне в глаза, но она не смотрит на меня, а будто бы сквозь меня. И тут ее рука тянется к моему члену, прямо через походные шорты. Я более чем удивлен и озадачен после того, что только что произошло, но уже не могу остановиться. Что бы ни произошло, я знаю одно – я хочу ее.

Я быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Но Айви, кажется, это совсем не волнует. Она просто смотрит на меня пустым взглядом, высвобождая мой эрегированный член из шорт. Сразу же усаживается на меня сверху, и, не тратя времени на церемонии, отодвигает свои шорты и белье в сторону и принимает меня внутрь себя.

Очень скоро мы оба начинаем дышать тяжело. Может быть, дело в запретной остроте. Или в чистом отчаянии, отраженном в ее глазах. Или в том, что я хочу ее сильнее, чем любую до этого. Но что бы ни было причиной, мы оба быстро достигаем кульминации.

Она обессиленно падает на меня, дрожа. Я не могу понять, дрожит она от оргазма или от рыданий. Но я не спрашиваю, потому что, пусть я и не знаю ее так хорошо, я чувствую всем нутром, что ей это было нужно. Ей был нужен этот спонтанный, но страстный порыв. И мне даже кажется, именно это и удержало ее от того, чтобы спрыгнуть с утеса.

Да, конечно, секс с Айви, каким бы он ни был, потрясающий. Но, ощущая, как она дрожит, лежа на мне, я начинаю думать, что ей это было нужно больше, чем она бы того хотела.

Она глубоко вздыхает, встает на колени и поправляет свои шорты. Я протягиваю ей маленькое полотенце из своего рюкзака. Она аккуратно приводит себя в порядок. Потом снова заглядывает в глубину каньона.

– Я знаю, что делаю, Басс. Меня не нужно спасать. Я сама должна помочь себе, понимаешь?

Не уверен, что понимаю истинный смысл ее слов. Я даже не могу решить, что ей нужно больше – адреналин или смерть.

Сегодня утром, когда мы занимались серфингом, она слишком близко подошла к скалам, даже после того, как я объяснил, как их обходить. А когда я поймал волну без нее, Айви уплыла еще дальше, за точку разлома волн, где просто сидела на доске и смотрела в бескрайний океан.

– Смотри, вертолет! – говорю я, когда еще один пролетает через каньон. – Два дня назад там были мы. Мы смотрели вниз и видели людей, которые казались крошечными, как муравьи. А теперь мы те муравьи, которые смотрят на них. Мы были по обе стороны, и это удивительно, насколько они разные. Здесь, внизу, мы чувствуем себя маленькими, незначительными, почти невидимыми. Но там, наверху, мы чувствовали себя так, будто весь мир у наших ног. Разве не странно, как по-разному одни и те же вещи могут выглядеть с разных точек зрения?

Она кивает. Кажется, она понимает, что я пытаюсь сказать. Но это не означает, что она поменяет отношение к случившемуся с ней. После ее реакции на цветок и того, что было на утесе, я абсолютно уверен – то, что с ней произошло, перевернуло ее жизнь. Она потеряла кого-то, кого очень любила, в этом я не сомневаюсь. За последние десять месяцев я видел много потерь. В моей работе я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди получают травмы. Умирают. Теряют близких. У Айви точно такой же взгляд, как у них. И это разрывает мне сердце.

– Теперь я понимаю, почему это называют Большим каньоном Тихого океана, – говорит она, поднимаясь. Но теперь она держится на безопасном расстоянии от края.

– Потрясающе, да? Мне сказали, что, если я окажусь на Кауаи, я обязательно должен пройти этот маршрут по каньону Ваймеа.

Она кажется грустной, когда смотрит вниз.

– Да, мне тоже так сказали.

Беру ее за руку, благодарный, что она не отдергивает ее.

– Пойдем. Нужно вернуться, пока не стемнело, – говорю я ей.

Глава 8

Айви

Вчерашний день выбил меня из колеи и физически, и эмоционально.

Кажется, Басс понял это. Он проводил меня домой после ужина, поцеловал у двери и не стал напрашиваться зайти. На самом деле я хотела бы, чтобы он остался. Мне нужно было заглушить боль, но умолять я не собиралась. Я уже и так подпустила его слишком близко. Ближе, чем сама хотела бы того.

Он наверняка думает, что сможет изменить мое решение о том, что будет, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Он еще не знает, что ему не понравится та Айви. Та, которая не встает с постели. Та, которая не летает на вертолетах и не ходит по каньонам.

Вчера я плакала до самой ночи, а потом приняла снотворное: когда я пью таблетки, мне не снятся сны. А после такого дня мне совсем не хотелось видеть сны.

Басс не знает, но все, что мы делали вчера, – то, что я и должна была сделать. То, что я пообещала. То, что разрывало меня изнутри.

– Я стараюсь. Думаю, мне понадобилось время, чтобы собраться, но я делаю все, что мы запланировали. Тут все именно так красиво, как мы представляли. Водопады, океан, каньон. Я знаю, я обещала наслаждаться этим. И иногда мне это удается. Но как только я начинаю слишком радоваться, то чувствую вину. Думаешь, это безумие? Думаешь, я схожу с ума, чувствуя вину за то, что вообще могу радоваться?

Образ Басса всплывает в моей голове, и я тяжело вздыхаю:

– Я знаю, он думает, что может сделать меня счастливой. Может, это так. На минуту. Или даже на час. Но потом, когда я вспоминаю…

Я замираю, осознавая, что только что сказала, и по щеке скатывается слеза:

– Ох, малыш. Я не забываю тебя. Никогда не смогла бы. Даже через миллион лет. Но иногда бывают моменты. Мимолетные моменты, когда мне кажется, что я могу почувствовать себя нормальной. И именно эти моменты заставляют меня ненавидеть себя. Потому что тебя нет рядом. Прости. Я знаю, ты не хотела бы, чтобы я так себя чувствовала. Но я стараюсь. Клянусь, мамочка старается.

Провожу пальцем по контуру ее улыбки. Ее глаза цвета темного шоколада искрятся смехом. Я не могу понять, как она могла быть такой счастливой и беззаботной, несмотря на все, что с ней происходило. Она была намного сильнее меня. Сильнее, чем я когда-либо могла бы быть.

Я прижимаю фотографию к себе и гляжу в окно, вспоминая тот день, когда мы решили сюда приехать.

– Крути, мама, – говорит Далия, мой маленький георгин. – И куда я пальцем покажу, туда мы поедем.

– Окей. – Я раскручиваю глобус.

– Обещаешь? – серьезно спрашивает она, наблюдая за тем, как он кружится.

Я провожу рукой по ее волосам.

– Обещаю, малыш.

Когда глобус останавливается и ее палец указывает на точку, она визжит от радости.

– Гавайи! – восклицает она.

– Дай посмотреть! – Я щурюсь, чтобы разглядеть остров. – Это Кауаи.

Далия протягивает мне айпад. Я улыбаюсь: я знаю, что делать дальше. Я гуглю Кауаи и показываю ей картинки, потом она читает, а я помогаю с длинными словами.

– Водопады! – вскрикивает она. – Ой, мамочка, мы поедем? Пожалуйста, давай поедем туда?

Я смотрю на свою больную девочку и на все эти медицинские аппараты, стоящие в ее палате.

– Конечно поедем, – отвечаю я, зная, что мы сможем попасть туда только в наших мечтах.

Следующие несколько часов мы исследуем остров. В конце концов, нам нечего делать, пока Далия прикована к аппарату для диализа.

Иглы уже не беспокоят ее. Она почти не вздрагивает, когда их вводят. А я вздрагиваю. И всегда вздрагивала. Я всегда чувствую, как все эти уколы проходят прямо сквозь мое сердце, каждый раз, когда врачи втыкают иглу в мою маленькую девочку.

– Там много дождей, – говорит она, дочитав статью. – Вот поэтому там так много цветов. Самое хорошее место для нас, правда, мамочка? А ты будешь самая красивая с цветком в волосах.

Беру прядку ее коротких тонких волос.

– Это ты будешь самая красивая с цветком.

Медсестра заглядывает к нам, чтобы проверить ее состояние.

– Все в порядке? – дежурно осведомляется она, а потом замечает глобус. – О, и куда же вы сегодня едете?

Она слишком хорошо нас знает. Все сотрудники педиатрического отделения слишком хорошо нас знают.

– На Гавайи, – выпаливает Далия. – Там так красиво! Водопады, цветы, много дождей. Мы туда поедем.