В 14:55 я вошла в кафе. Андрей уже ждал там – свежевыбритый, в дорогом костюме, с безупречной укладкой. Как будто ничего не случилось. Как будто не он вчера разбил мою жизнь вдребезги.

– Оля, – он привстал, пытаясь поцеловать меня в щеку.

Я отстранилась, садясь напротив.

– Нет, – сказала я спокойно.

– Что «нет»? – он нахмурился, не понимая.

– Нет – обмену квартирами. Нет – твоим условиям. Нет – всему, что ты собираешься мне предложить. Мы будем решать всё через суд.

Его лицо изменилось, став жестче:

– Оля, не усложняй. Подумай о Кате, о матери…

– Я думаю только о них, – оборвала я его. – И о себе. Впервые за долгое время – о себе. Ты хотел цивилизованного решения? Будет тебе цивилизованное решение. Через суд, с разделом имущества, с определением, кто сколько вложил в твою «единоличную собственность».

Его глаза расширились от удивления, потом сузились:

– Ты действительно хочешь войны?

– Нет, – я покачала головой. – Я хочу справедливости. И я её получу.

Он смотрел на меня так, словно видел впервые. Может быть, так и было. Может быть, за пятнадцать лет брака он так и не узнал настоящую меня. Ту, которая не сломается, не сдастся, не отступит.

– Передай своей Ирине, что её великодушное предложение обмена отклонено, – я поднялась, застегивая пальто. – Все дальнейшие переговоры – через моего адвоката.

Глава 4+

Офис адвоката находился в старинном особняке с лепниной на фасаде и массивной деревянной дверью. Я нервно одёрнула пиджак, проверила отражение в зеркальце мобильного – уставшие глаза, напряжённая складка между бровей, которой не было ещё несколько дней назад. Включая знание, что мой муж – предатель, живущий двойной жизнью.

Наташа, моя школьная подруга, сказала, что Илья Сергеевич Левин – лучший специалист по семейному праву в городе. «Акула, – сказала она, – но в хорошем смысле этого слова. Будет драться за каждую копейку, за каждый квадратный метр. И никаких сантиментов». Именно то, что мне нужно. Никаких сантиментов.

«Левин и партнеры» – гласила скромная табличка на двери. Я глубоко вдохнула и шагнула внутрь.

Приёмная оказалась неожиданно уютной. Тёплые тона, удобные кресла, тихая спокойная музыка. Девушка-секретарь с приветливой улыбкой проводила меня в кабинет.

Илья Сергеевич оказался совсем не таким, как я представляла «акулу юриспруденции». Никакого стального взгляда, резких, хищных движений или холодной усмешки. Передо мной сидел спокойный, основательный мужчина лет сорока пяти, с внимательными серыми глазами и аккуратно подстриженной каштановой бородой, в которой серебрились ранние нити седины.

– Ольга Владимировна, – он поднялся мне навстречу, жест рукой пригласил сесть. – Рад знакомству, хотя обстоятельства, конечно… Наталья рассказала о вашей ситуации в общих чертах. Но я бы хотел услышать всё от вас. В деталях.

Я кивнула, сглотнув внезапно образовавшийся в горле ком. Рассказывать снова, проговаривать вслух все детали предательства, лжи, унижения… Но это необходимо.

– Мой муж, – начала я, удивляясь твёрдости собственного голоса, – завёл вторую семью. У него роман с женщиной, которая на последних месяцах беременности. И ещё у неё сын от первого брака, подросток.

Илья Сергеевич кивнул, не выказывая ни удивления, ни осуждения. Просто факт, рабочая информация.

– Я узнала об этом случайно, несколько дней назад, – продолжила я, и в памяти снова всплыла картина: Андрей, Ирина и этот мальчик на противоположной стороне улицы. – После этого был… спор. Она явилась в наш дом, предложила «цивилизованно» обменяться квартирами. У неё однушка в старом районе, а наша – трёхкомнатная в новостройке.

Я заметила, как дёрнулась бровь адвоката. Первая эмоциональная реакция.

– Понимаю, – он сделал пометку в блокноте. – Квартира оформлена на кого?

– На мужа, – я напряглась, ожидая, что сейчас услышу неутешительный вердикт о моих шансах. – Но я вложила свои средства в первоначальный взнос. Продала свою долю в бабушкиной квартире. У меня сохранились документы.

Илья Сергеевич кивнул, записывая.

– Замечательно. Что ещё?

– Я занималась ремонтом, закупала материалы, мебель, – я открыла сумку и достала папку с документами. – Здесь все чеки, квитанции. И выписки с моего банковского счёта. Муж настоял, чтобы у меня был отдельный счёт для хозяйственных нужд, куда он перечислял деньги. Я всё сохранила.

Он внимательно пролистал бумаги, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на одобрение.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны, – сказал он. – Редкое качество в наше время.

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Сколько лет прошло с тех пор, как кто-то отмечал мои личные качества, а не только навыки жены и матери?

– Я всегда считала, что порядок в документах – это порядок в голове, – ответила я, сама удивляясь внезапной уверенности в голосе. – Это помогает мне и в работе. Я архитектор в «АртСтрой», правда, сейчас работаю удалённо и на полставки – пришлось сократить нагрузку, когда мама заболела.

– Архитектор? – в голосе Ильи Сергеевича прозвучало неподдельное уважение. – Серьёзная профессия.

– Да, – я кивнула. – Руководство пошло мне навстречу, разрешило удалёнку и сокращённый график. Приходится совмещать проекты с уходом за мамой после инсульта.

– Это важно, Ольга Владимировна, – он снова что-то записал в блокноте. – То, что вы работаете и одновременно заботитесь о больной матери и дочери – это двойная нагрузка. И значительный вклад в семью, который суд обязательно учтёт при разделе имущества.

Я растерянно моргнула. Никогда не думала об этом в таких категориях. Для меня это всегда было просто… жизнью. Тем, что делаешь ради близких, не считая, не измеряя, не ожидая возврата инвестиций.

– Скажите, – он отложил ручку и посмотрел мне в глаза, – вы уверены, что хотите разводиться? Возможно, ваш муж раскаивается, и вы могли бы…

– Нет, – я оборвала его жёстче, чем собиралась. – Никакого примирения. Никогда.

Он внимательно посмотрел на меня, словно оценивая решимость, а затем кивнул:

– Хорошо. Тогда мы действуем. Вы готовы к длительной и, возможно, неприятной борьбе?

Я почувствовала, как внутри разливается холодная решимость. То же чувство, что охватило меня в то утро, когда я перебирала документы на кухне. Это было почти… приятно. Как будто в мой дремлющий мозг, наконец, поступил кислород, заставляя его работать на полную мощность.

– Готова, – ответила я, расправляя плечи. – Более чем.

– В таком случае давайте перейдём к конкретике, – он откинулся в кресле, сцепив пальцы. – Помимо квартиры, что ещё подлежит разделу? Дача? Машина? Вклады? Бизнес?

Я нахмурилась. Бизнес?

– У Андрея сеть магазинов сантехники, – медленно произнесла я. – Но я никогда не участвовала в управлении. Это только его дело.

– Когда было основано предприятие? – спросил Илья Сергеевич.

– Шесть лет назад. Мы уже были женаты.

– Значит, бизнес – совместно нажитое имущество, – он сделал ещё одну пометку. – Даже если вы не принимали непосредственного участия в управлении, создавалось оно в браке, и вы имеете право на половину его стоимости.

– Но я ничего не знаю о его финансах, – добавила я. – Он всегда держал это в секрете. Я даже не уверена, что смогу доказать…

– Для этого есть я, – спокойно перебил адвокат. – Мы подадим запрос в налоговую, в банки. Проведём оценку бизнеса. Если потребуется, привлечём аудиторов. Всё, что вам нужно – это решимость и терпение.

Решимость у меня была. А вот с терпением…

– Как долго это может продлиться? – спросила я, внезапно ощутив усталость. – Процесс?

– При худшем раскладе – год, полтора, – он говорил честно, без попыток смягчить реальность. – Если ваш муж будет сопротивляться, затягивать, скрывать активы. Но есть способы заставить его пойти на мировую гораздо быстрее.

– Какие? – я подалась вперёд.

– В вашем случае – очевидные, – в глазах Ильи Сергеевича мелькнул холодный огонёк. – Репутация. Для бизнесмена она критически важна. Скандальный развод, беременная любовница, двойная жизнь, обман семьи – не лучший фон для деловых переговоров, не так ли?

Я невольно содрогнулась. Это звучало… жестоко. По-деловому расчётливо. И всё же, разве Андрей не заслужил именно такого отношения? Разве не он первым перевёл нашу историю в плоскость расчёта и выгоды?

– Не пугайтесь, – мягко сказал Илья Сергеевич, заметив моё замешательство. – Мы не будем действовать грязными методами. Никаких угроз, шантажа или манипуляций. Просто дадим понять, что готовы идти до конца, со всеми вытекающими последствиями. И если он разумный человек, то предпочтёт компромисс.

Я кивнула, смутно представляя себе, как это будет выглядеть. Компромисс с человеком, который уже разрушил мою жизнь.

– Что насчёт дочери? – спросила я, переходя к тому, что беспокоило меня больше всего. – Катя категорически отказывается видеться с отцом. Называет его предателем. Но ей всего четырнадцать, и я не знаю, как суд…

– Суд обязательно учтёт мнение ребёнка её возраста, – серьёзно сказал адвокат. – Особенно если оно подкреплено заключением психолога. Я порекомендую хорошего детского психолога, специализирующегося на разводах. Не для терапии – для экспертизы, которую мы сможем представить в суде.

Я понимала, что это необходимо, но мысль о том, что Кате придётся снова и снова проговаривать свою боль, отвечать на вопросы чужих людей, рассказывать о предательстве отца… Это причиняло почти физическую боль.

– Это обязательно? – тихо спросила я. – Ей и так нелегко…

Илья Сергеевич посмотрел на меня с неожиданным сочувствием:

– К сожалению, да. Если мы хотим обеспечить ей возможность самой решать, видеться с отцом или нет. Иначе суд может обязать её к регулярным встречам, независимо от желания.

Я сглотнула. Нельзя допустить, чтобы Катю принуждали. Только не это.

– Хорошо, – наконец сказала я. – Дайте контакты специалиста.

Адвокат кивнул, выписывая информацию на листке бумаги.

– А теперь, – он поднял взгляд, – давайте обсудим финансовую сторону вопроса. Мои услуги…

Я напряглась. Вот она, главная проблема. Деньги. Точнее, их нехватка. После болезни мамы я всё ещё осваивалась с новой реальностью, где каждую копейку приходилось считать.

– Я должна предупредить, – начала я, стараясь говорить спокойно, – что сейчас моё материальное положение… нестабильно. Я работаю на полставке, большая часть зарплаты уходит на лечение мамы. И Андрей перестал давать деньги на содержание дочери, как только я отказалась менять квартиры.

К моему удивлению, лицо Ильи Сергеевича не изменилось. Никакого разочарования, пренебрежения или сомнения.

– Это именно то, чего я ожидал, – просто сказал он. – В таких случаях муж часто использует финансовое давление как метод принуждения к нужному ему решению. Неприятно, но предсказуемо.

Он помолчал, что-то обдумывая, а затем продолжил:

– У меня есть предложение. Мы можем договориться о поэтапной оплате. Минимальный аванс сейчас, остальное – после завершения процесса, в том числе из средств, которые мы отсудим. Это обычная практика для подобных случаев.

Я почувствовала, как напряжение, сковывавшее мои плечи, немного ослабло. Это было… неожиданно. Я приготовилась к отказу, к необходимости искать адвоката подешевле, не такого известного и успешного.

– Почему? – вырвалось у меня. – Почему вы готовы на такие условия?

Илья Сергеевич слегка улыбнулся. Не снисходительно, как улыбаются, совершая благотворительность, а… по-человечески. Просто и открыто.

– Потому что ваше дело выигрышное, – сказал он. – И интересное. Я вижу, что вы настроены решительно. Что у вас есть доказательства вашего вклада. И что ваш муж совершил ошибку, недооценив вас.

Он сделал паузу, а затем добавил чуть тише: