– И ещё потому, что справедливость иногда должна побеждать. Даже если для этого требуется небольшая отсрочка оплаты.

Что-то в его тоне, в его взгляде подсказывало, что за этими словами стоит собственная история. Может быть, он тоже когда-то был предан? Или видел, как предавали близких?

Я протянула руку, не совсем понимая, почему делаю это:

– Спасибо. Я… ценю ваш подход.

Его рукопожатие было твёрдым, уверенным. Ладонь сухая и тёплая – рука человека, который знает, что делает.

– Не благодарите раньше времени, – он улыбнулся, но глаза остались серьёзными. – Нам предстоит нелёгкий путь. Но я обещаю – мы будем бороться за каждый шаг, за каждое право. Ваше и вашей дочери.

Мы ещё долго обсуждали детали – какие документы собрать, что говорить Андрею, если он попытается связаться напрямую, как вести себя, если снова появится Ирина… Илья Сергеевич был методичен, тщателен, предусматривал все варианты.

Когда я, наконец, вышла из кабинета, на улице уже смеркалось. Я стояла на ступенях старинного особняка, глядя на зажигающиеся в окнах огни, и впервые за эти долгие дни чувствовала что-то, похожее на надежду.

Эта надежда не была яркой, ослепляющей. Скорее, тихой, упрямой, как первый росток, пробивающийся сквозь асфальт. Хрупкий, но несгибаемый.

Появилась почва под ногами. Опора. План. Илья Сергеевич с его спокойной уверенностью и профессионализмом словно дал мне карту местности, по которой предстояло идти – опасной, коварной, но всё же преодолимой.

Зазвонил телефон. «Мама» высветилось на экране.

– Да, мам?

– Оленька, как всё прошло? – голос матери звучал взволнованно. – Он взялся за дело?

– Да, – я невольно улыбнулась, ощущая, как груз последних недель становится чуть легче. – Он взялся. И знаешь что? Он считает, что у нас хорошие шансы.

– Конечно, хорошие! – возмущённо фыркнула мама. – Ты вложила в эту семью годы жизни, свою долю от бабушкиной квартиры, растила дочь, ухаживала за мной, не бросила работу. А он… Ну да ладно, что сделано, то сделано. Главное, что теперь у тебя есть поддержка. Профессиональная.

Я шла по вечерней улице, слушая мамин голос в трубке, наблюдая за спешащими по своим делам людьми, и думала: вот она, моя жизнь. Не идеальная, не такая, о какой мечтала, но моя. И никто – ни Андрей, ни его беременная Ирина – не имеют права отнимать у меня то, что я строила годами, что заслужила своим трудом, своей любовью, своей верностью.

Я чувствовала, как расправляются плечи, как распрямляется спина, как дыхание становится глубже, увереннее. Жизнь продолжалась. И в этой новой главе я больше не была беспомощной жертвой обстоятельств. Я была женщиной, готовой бороться за себя, за дочь, за своё будущее.

Глава 5+

Конверт пришёл в субботу, обычной почтой. Бледно-жёлтый прямоугольник с ровно напечатанным на принтере адресом, без обратного. Я вынула его из почтового ящика, машинально добавив к стопке рекламных листовок, которыми всегда набивали наши ящики по выходным. Обычная почта, обычный день.

В квартире пахло блинами – мама, которой в последнее время становилось лучше, решила побаловать нас с Катей завтраком. Она стояла у плиты, ловко орудуя лопаткой, концентрация на лице – словно хирург на сложной операции. Движения всё ещё чуть замедленные, но куда увереннее, чем месяц назад.

– Почта, – я бросила стопку на кухонный стол и потянулась за чашкой кофе. – В основном реклама.

– А конверт? – мама кивнула на жёлтый прямоугольник. – Может, счета?

Я пожала плечами, вскрывая конверт. Внутри оказался сложенный вдвое лист бумаги. Разворачиваю, пробегаю глазами первые строки… и чувствую, как холодеет всё внутри.

«В Московский районный суд г. […]. Истец: Морозов Андрей Сергеевич. Ответчик: Морозова Ольга Владимировна. Исковое заявление о расторжении брака и определении места жительства несовершеннолетнего ребёнка…»

Чашка задрожала в моих руках, кофе выплеснулся на скатерть, растекаясь неровным коричневым пятном.

– Что там? – встревоженно спросила мама, оборачиваясь.

– Он… он подал на развод. Он подал до того, как я о них узнала, – мой голос звучал глухо, как из-под воды. – И требует, чтобы Катя жила с ним.

– Что?! – мама всплеснула руками, забыв о сковородке, на которой шипел недопечённый блин. – Как он смеет? Это же абсурд!

Я перечитывала строки иска, и с каждым словом внутри нарастала ледяная ярость. В сухих юридических фразах Андрей описывал меня как «эмоционально нестабильную», «препятствующую общению с ребёнком», «неспособную обеспечить надлежащие условия в связи с уходом за тяжелобольной матерью». Выставлял мои усилия, мою любовь, мою заботу – как доказательство моей несостоятельности.

– Он опередил нас, – я сжала зубы так, что заныла челюсть. – Подал первым. Чтобы выглядеть пострадавшей стороной. Чтобы забрать Катю.

Мама выключила плиту и опустилась на стул рядом со мной. Её рука, всё ещё чуть неловкая после инсульта, легла поверх моей.

– Он не получит её, – твёрдо сказала она. – Катя уже достаточно взрослая, чтобы её мнение учитывалось. И она ясно дала понять, что не хочет иметь с ним ничего общего.

Я кивнула, пытаясь унять дрожь в пальцах. Скорее бы понедельник. Нужно срочно связаться с Ильёй Сергеевичем, подготовить встречный иск…

– А где Катя? – вдруг спросила я, осознав, что в квартире подозрительно тихо.

– К Лене пошла, – мама кивнула в сторону окна, выходящего на соседний дом. – Они какой-то доклад по истории делают вместе. Сказала, до обеда вернётся.

Я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Хорошо, что Кати не было дома в этот момент. Ей не нужно видеть меня такой – растерянной, напуганной, злой. Оставлю новости о подлом манёвре её отца на потом, когда немного успокоюсь. Или, может быть, объясню как-то иначе… Хотя нет. Хватит лжи. Хватит попыток смягчить правду. Катя заслуживает знать, что происходит.

Мой телефон завибрировал, высвечивая незнакомый номер. Обычно я не беру такие звонки, но сейчас, в контексте этого иска, любая информация могла быть важной.

– Алло?

– Ольга Владимировна? – мужской голос, официальный тон. – Старший участковый Григорьев. Мне поступило заявление от вашего супруга, Андрея Сергеевича, о том, что вы препятствуете его общению с дочерью. Мог бы я приехать сегодня для выяснения обстоятельств?

Земля словно ушла из-под ног. Заявление участковому? После всего, что произошло, после измены, после двойной жизни, после всех его действий – он ещё смеет писать жалобы на меня?

– Приезжайте, – голос дрожал от с трудом сдерживаемого гнева. – Я буду дома весь день.

Повесив трубку, я тут же набрала Илью Сергеевича. К счастью, он ответил почти сразу.

– Ольга Владимировна, доброе утро. Что-то случилось?

Я выложила всё – и про иск, и про звонок участкового.

– Так, – в его голосе появились стальные нотки, – первое: ни о чём не беспокойтесь. Это стандартная тактика в таких делах. Ваш муж пытается создать видимость, что вы – злонамеренно препятствующая сторона. Второе: не подписывайте никаких бумаг, которые вам предложит участковый. Скажите, что проконсультируетесь с адвокатом. Третье: я приеду через час. К приезду участкового я буду на месте.

От его уверенного, спокойного тона мне немного полегчало. По крайней мере, я не одна в этой битве.

Через сорок минут в дверь позвонили. Я вздрогнула – неужели участковый пришёл раньше? Но на пороге стояла Катя, раскрасневшаяся, с рюкзаком за спиной.

– Мам, мы с Ленкой закончили раньше, – затараторила она, скидывая кроссовки в прихожей. – И знаешь что? Нам учительница сказала, что наш доклад лучший во всей параллели, и…

Она осеклась, заметив выражение моего лица.

– Что-то случилось?

Я помедлила. Говорить или нет? Но разве не в этом был наш договор – больше никакой лжи, никаких недомолвок между нами?

– Катя, нам нужно поговорить, – я кивнула в сторону гостиной. – Твой отец подал на развод.

Она застыла посреди коридора. В полутьме её лицо казалось бледнее обычного, только глаза горели лихорадочным блеском.

– И?.. – осторожно спросила она. – Мы этого ждали, правда же? Ты говорила, что наняла адвоката…

– Да, но, – я запнулась, ища правильные слова, – он требует, чтобы ты жила с ним.

Лицо Кати исказилось, словно от физической боли.

– Никогда, – прошептала она. – Никогда я не буду жить с ним и этой… этой…

Она недоговорила, но в её глазах стояли слёзы – не горя, а ярости. Той же холодной, опасной ярости, что разрасталась во мне с каждой минутой.

– Не волнуйся, – я обняла дочь, чувствуя, как её тело дрожит от напряжения. – Никто не заставит тебя переехать к нему. Тебе уже четырнадцать, суд обязательно учтёт твоё мнение. К тому же, Илья Сергеевич, мой адвокат, скоро будет здесь.

– Адвокат? Зачем? – она отстранилась, глядя на меня вопросительно.

– Ещё кое-что случилось, – я вздохнула. – Твой отец пожаловался участковому, что я не даю ему с тобой видеться. Полицейский скоро приедет для разбирательства.

Катя побледнела ещё сильнее.

– Он правда думает, что я захочу его видеть? После всего?

– Я не знаю, о чём он думает, – честно ответила я. – Но нам нужно быть готовыми.

Мы переместились на кухню, где мама уже накрывала на стол – словно обычный завтрак мог создать иллюзию обычного дня. Я пыталась проглотить кусок блина, но он застревал в горле. Катя даже не пыталась – просто сидела, уставившись в тарелку невидящим взглядом.

Когда прозвенел звонок, мы все трое вздрогнули. Я пошла открывать, от внезапного страха слегка подкашивались ноги. К счастью, на пороге стоял Илья Сергеевич – в строгом костюме, с кожаным портфелем, надёжный как скала.

– Доброе утро, – он вошёл, кивнув мне и оглядев прихожую профессиональным взглядом. – Участковый ещё не приезжал?

– Нет, вы первый, – я провела его на кухню, представила маме и Кате.

К удивлению, Илья Сергеевич проявил особое внимание к Кате – не как обычные взрослые, снисходительно или покровительственно, а как к равной. Спросил о школе, об увлечениях. Заметил на стене её фотографии природы и искренне восхитился.

– У вас настоящий талант, – сказал он, рассматривая снимок заледеневшего озера в лучах заката. – Я немного занимался фотографией в студенческие годы, но до такого уровня мне было далеко.

Катя покраснела от удовольствия:

– Это просто хобби…

– Очень серьёзное хобби, – заметил он с улыбкой, а затем посерьёзнел. – Катя, я понимаю, что ситуация непростая, и я не хочу вас тревожить, но мне нужно задать несколько вопросов до прихода участкового. Вы не возражаете?

Дочь кивнула, выпрямившись на стуле:

– Спрашивайте.

– Ваш отец пытался связаться с вами напрямую в последние недели? Звонил, писал сообщения?

– Да, – Катя нахмурилась. – Звонил каждый день. И сообщения писал. Я… я не отвечала.

– Почему? – мягко спросил Илья Сергеевич.

– Потому что не хочу с ним разговаривать, – в голосе Кати звучала решимость, совсем не детская. – Он предатель. Он разрушил нашу семью. Солгал всем нам.

– Ваша мама просила вас не отвечать на его звонки? Запрещала встречаться с ним?

– Нет! – Катя даже привстала, возмущённая таким предположением. – Наоборот, мама говорила, что я должна сама решать, общаться с ним или нет. Что он всё равно мой отец. Но я не хочу его видеть. Это моё решение.

Илья Сергеевич кивнул, делая пометки в блокноте:

– Хорошо. Это важно. Если участковый будет задавать вам вопросы, просто говорите правду. Ничего не приукрашивайте, не преувеличивайте. Только факты.

Не успел он закончить, как вновь раздался звонок в дверь. На этот раз это был участковый – подтянутый мужчина средних лет с усталым лицом человека, повидавшего слишком много семейных драм.