– Морозова Ольга Владимировна? – он сверился с блокнотом. – Я по заявлению вашего супруга, Морозова Андрея Сергеевича. Он утверждает, что вы препятствуете его общению с несовершеннолетней дочерью Екатериной.

– Проходите, – я пропустила его в квартиру. – Катя дома, вы можете поговорить с ней. И это мой адвокат, Илья Сергеевич Левин.

Участковый слегка нахмурился при виде адвоката, но кивнул:

– Возражений нет. Вы имеете право на юридическую поддержку.

В гостиной Катя сразу же начала говорить, не дожидаясь вопросов:

– Я не хочу видеть отца. Это мой выбор. Мама не запрещает мне с ним общаться.

Участковый оглядел всех присутствующих:

– Может быть, нам стоит поговорить наедине, Екатерина?

– Нет, – твёрдо сказала дочь. – Я хочу, чтобы мама и мой адвокат присутствовали.

– Ваш адвокат? – участковый поднял брови.

– Да, – вмешался Илья Сергеевич. – В свете искового заявления Морозова Андрея Сергеевича, где он требует определить место жительства ребёнка с ним, мы решили, что несовершеннолетней нужна своя юридическая защита. Её интересы могут не совпадать ни с интересами матери, ни с интересами отца.

Это было новостью и для меня, но я сдержала удивление. Стратегия Ильи Сергеевича начинала вырисовываться – показать, что Катя – не пешка в наших с Андреем играх, а самостоятельная личность со своими правами и желаниями.

Участковый задал ещё несколько вопросов – когда Катя в последний раз видела отца, пытался ли он прийти к ней в школу, настаивала ли я на прерывании контактов. Всё это время Илья Сергеевич сидел рядом с дочерью, иногда тихонько подсказывая, как лучше сформулировать ответ, но не вмешиваясь в суть.

Наконец, участковый захлопнул блокнот:

– Что ж, ситуация ясна. Заявление вашего супруга не имеет под собой оснований. Девочка сама отказывается от контактов, вы этому не препятствуете. Составлю рапорт по результатам проверки. Однако, – он помедлил, – должен вас предупредить. Если ситуация изменится, и вы начнёте активно препятствовать общению отца с дочерью, это может быть расценено как нарушение его родительских прав. С соответствующими последствиями.

– Никто не собирается нарушать чьи-либо права, – вмешался Илья Сергеевич. – Мы действуем строго в рамках закона.

После ухода участкового я почувствовала такую усталость, словно разгружала вагоны. Нервное напряжение последних часов отхлынуло, оставив только свинцовую тяжесть в конечностях.

– Вы отлично справились, – сказал Илья Сергеевич, обращаясь к Кате. – Очень собранно, по существу. Многие взрослые теряются в таких ситуациях.

Катя слабо улыбнулась:

– Я просто сказала правду.

– Иногда это самое сложное, – тихо ответил он, и я услышала в его голосе отголоски какой-то личной боли.

Когда мы проводили адвоката до двери, он тихо сказал мне:

– Это только начало, Ольга Владимировна. Первый выпад, первая проверка сил. Будьте готовы – дальше будет сложнее.

– Что вы имеете в виду? – я похолодела, не понимая, что могло быть хуже, чем сегодняшний иск и визит полиции.

– Дальше начнётся настоящая война, – его глаза смотрели серьёзно, без тени паники, но с холодной уверенностью человека, знающего, о чём говорит. – Если он пошёл на такой шаг, значит, готов бороться до конца. Ждите провокаций, попыток выставить вас неадекватной, неуравновешенной, плохой матерью. Это стандартная стратегия в таких делах. Агрессивная, но, увы, эффективная.

– Я не боюсь. Мне нечего скрывать. Я хорошая мать. А он… он предатель, как верно заметила Катя.

Илья Сергеевич улыбнулся – не профессионально сдержанно, а с искренним восхищением:

– Вот эту решимость и держите. Она вам понадобится. А я буду рядом, помогать с юридической стороной.

Когда он ушёл, мы с Катей и мамой ещё долго сидели на кухне, допивая остывший чай. Разговор не клеился – каждая из нас была погружена в свои мысли.

– Странно, – наконец нарушила молчание Катя. – Папа так долго делал вид, что ему всё равно. Почти не появлялся дома, не интересовался моими делами. А теперь вдруг так отчаянно хочет, чтобы я жила с ним?

Я вздохнула, не зная, как объяснить дочери циничную логику взрослых игр.

– Катюш, – осторожно начала я, – иногда для людей важнее не сам человек, а победа. Не ты, а возможность доказать, что он – лучший родитель, чем я.

– Или дело в деньгах, – мрачно предположила мама. – Если Катя будет жить с ним, он не будет платить алименты. И ещё сможет тебя заставить платить.

– Мама! – я бросила на неё предупреждающий взгляд. Не стоило посвящать Катю в эти меркантильные подробности.

– А что? – фыркнула мама. – Правду говорю. Он всегда был прижимистым, когда дело касалось денег. Помнишь, как не хотел отдавать тебе деньги на новое зимнее пальто для Кати два года назад? Сказал, что старое ещё можно починить?

Я помнила. Как и многое другое, что старательно гнала из памяти, защищая перед дочерью образ идеального отца. Но, наверное, пришло время перестать приукрашивать реальность. Перестать создавать иллюзии. Катя уже сделала свой выбор, основываясь на собственных наблюдениях, а не на моих рассказах.

Вечером, когда мама и Катя уже легли спать, я стояла у окна, бездумно глядя на мерцающие огни ночного города. Телефон в руке тихо вибрировал – Андрей звонил в третий раз за вечер. Я не брала трубку. Всё, что нужно будет сказать, мы скажем через адвокатов. Через суд. В свете юридических формулировок, подкреплённых статьями закона.

Я почти собиралась выключить телефон, когда экран высветил входящее сообщение. От Андрея. «Зря ты так. Я просто хочу, чтобы всё было по-хорошему. Цивилизованно. Подумай о Кате».

«По-хорошему» – это не подавать на развод втайне, не жаловаться в полицию, не строить из себя жертву. «По-хорошему» – это не предавать, не лгать, не разрушать семью.

Я положила телефон экраном вниз, не удостоив сообщение ответом. Заварила чай, который не собиралась пить. Просто нужно было чем-то занять руки, унять нервную дрожь, которая появлялась всякий раз при мысли об Андрее, его беременной любовнице, его лживых глазах, его подлых манёврах.

В какой-то момент я замерла, поражённая внезапной мыслью: я больше не чувствовала боли. Не было жгучей обиды, разъедающей душу ревности, тоски по разрушенному счастью. Только холодная, расчётливая решимость дать отпор. Защитить себя, дочь, нашу жизнь. Может, это и есть настоящее исцеление? Не прощение, не принятие, а трезвое понимание: некоторых людей нужно просто вычеркнуть из своей жизни. Как опасную инфекцию, которую нужно изолировать, чтобы выжить…

Глава 6+

Звонок будильника разорвал утреннюю тишину. Я открыла глаза, на мгновение ощутив привычное забытье после сна. Но только на мгновение. Реальность накатила тяжёлой волной, как это происходило каждое утро последние недели: измена, двойная жизнь, иск, полиция… Перечень предательств, которые нанёс мне Андрей, разрастался как снежный ком.

Я тихо поднялась с кровати, стараясь не шуметь. Стены в нашей квартире были тонкими, а Катя теперь спала чутко, часто просыпалась от кошмаров. Все недавние события сильно отразились на дочери – она стала замкнутой, тихой, словно повзрослела за считаные дни.

На кухне уже хлопотала мама. За прошедшие недели её состояние заметно улучшилось – движения стали увереннее, речь яснее. Словно сама ситуация, требовавшая от неё сил и собранности, ускорила восстановление.

– Я заварила тебе чай, – она поставила передо мной дымящуюся чашку. – Есть будешь?

Я покачала головой. Кусок в горло не лез. Сегодня предстояла важная встреча с Ильёй Сергеевичем – нужно было обсудить нашу стратегию после того, как Андрей подал иск.

– Тебе нужны силы, Оленька, – мама поставила передо мной тарелку с яичницей. – Хотя бы немного. Нельзя воевать на голодный желудок.

Воевать. Именно это слово точно описывало происходящее. Не развод, не разрыв отношений, а именно война – с атаками, отступлениями, флангами и тылами. Я никогда не думала, что окажусь на поле такой битвы. Что человек, с которым я прожила пятнадцать лет, окажется противником.

– У тебя сегодня встреча с адвокатом? – мама села напротив, внимательно глядя на меня.

– Да, в десять. Я подам встречный иск, как советует Илья Сергеевич.

Мама одобрительно кивнула:

– Правильно. Нельзя только обороняться, нужно и атаковать.

За последние дни она стала настоящим стратегом, выдавая мне советы, которые, как ни странно, часто совпадали с рекомендациями Ильи. Может быть, горький опыт её собственного развода, о котором она впервые рассказала мне, давал ей это понимание.

На пороге кухни появилась сонная Катя – волосы растрёпаны, глаза ещё затуманены дрёмой.

– Доброе утро, – пробормотала она, опускаясь на стул.

– Доброе, солнышко, – я коснулась её плеча. – Выспалась?

Катя неопределённо пожала плечами. Под глазами залегли тени – свидетельство бессонных ночей и слёз, которых она не показывала при мне, но которые я иногда слышала сквозь дверь её комнаты.

– После школы поедешь к Лене? – спросила я, пытаясь создать иллюзию обычного утра.

– Нет, сразу домой, – она посмотрела на меня с какой-то взрослой серьезностью. – Буду готовиться к контрольной.

Ещё несколько минут обычной утренней суеты – завтрак, сборы, – и вот мы уже вышли из квартиры. Я проводила Катю до школы, крепко обняла на прощание. Она ответила на объятие с неожиданной силой, словно черпая от меня энергию для предстоящего дня.

– Всё будет хорошо, – пообещала я, и на мгновение сама почти поверила в это…

Офис Ильи Сергеевича встретил меня привычной атмосферой собранности и порядка. Секретарь сразу проводила в кабинет – я стала частым посетителем за последние недели.

– Доброе утро, Ольга Владимировна, – Илья поднялся мне навстречу. – Вижу, вы готовы к решительным действиям.

Я кивнула, доставая из сумки папку с документами.

– Я собрала всё, что вы просили. Выписки со счетов, договоры, квитанции о моих вложениях в бизнес Андрея.

Он внимательно просмотрел бумаги, делая пометки в своём блокноте.

– Отлично. Теперь мы можем подать встречный иск с чёткими требованиями. Доля бизнеса, компенсация вложений, право на квартиру, алименты на дочь. Всё по закону.

– Я… я готова, – голос слегка дрогнул, но глаза оставались сухими. Слёзы давно закончились, оставив место холодной решимости.

– Великолепно. Мы подадим документы сегодня же, – Илья откинулся в кресле. – Есть ещё кое-что, о чём я хотел с вами поговорить. Нам нужны свидетели, которые могли бы подтвердить ваш вклад в семейный бизнес.

Я задумалась. Моё участие в делах Андрея не афишировалось, но оно было.

– В самом начале, когда он только открывал первый магазин, я привлекла своих клиентов из архитектурного бюро. Три крупных строительные компании начали закупать у него сантехнику именно благодаря моим связям, – сказала я, удивляясь, что совсем забыла об этом.

– Кто-то из тех людей мог бы это подтвердить?

– Максим Петрович Конев, директор «СтройГрада». Он тогда очень хвалил меня за рекомендацию. И Елена Сергеевна из «АртСтрой», моя бывшая начальница. Она знает, что я вкладывала деньги от своей премии в развитие бизнеса мужа.

Илья кивнул, записывая имена.

– Прекрасно. Я свяжусь с ними. Любое подтверждение вашего вклада усилит позицию.

Мы ещё долго обсуждали детали иска, формулировки, суммы. Поговорили и о том, как вести себя в случае провокаций со стороны Андрея или Ирины.

– Главное – не поддаваться эмоциям, – наставлял меня Илья. – Они хотят, чтобы вы сорвались, показали себя неуравновешенной. Не давайте им такого козыря.

Я кивала, ощущая странную отстранённость от происходящего. Словно всё это случалось не со мной, а с какой-то другой женщиной, чью историю я наблюдала со стороны.

– Что ж, думаю, мы готовы, – подытожил Илья, закрывая папку с документами. – Теперь нам остаётся только ждать реакции противоположной стороны.