Глава 17

Свернув на повороте, указывающем дорогу в деревню Калиновка, Вера быстро проехала по главной улице и нырнула под «кирпич». Она надеялась, что старую дорогу, некогда шедшую к военному полигону, не разрушили и она сможет проехать в пункт назначения, скостив расстояние и сэкономив время. Дорога под «кирпичом» вела к следующему повороту, на этот раз к родному селу. Найти ее могли только местные – чужак ни за что бы не догадался, что Калиновка – это лишь перевалочный пункт.

Дорога была такой же, какой Вера ее помнила. Только сорняки на обочине стали гуще и местами пробились из-под мощных бетонных плит. Их стебли приближали конец существования дороги. Но на Верин век покрытия хватит. Проехав по плитам и подскакивая на ухабах (поездка живо напомнила побег из родного края семнадцать лет тому назад), Вера свернула в лес. Там дорога была узкой – двум машинам не разъехаться. Время подбиралось к двум часам ночи, и Оля снова крепко спала. Вера позавидовала ее здоровому сну. Сама она после рождения дочери просыпалась от каждого шороха. Снизив скорость до минимума, она медленно поехала до дороге, петлявшей в лесу. Фары выхватывали небольшие участки растрескавшегося асфальта и тонули в густоте ветвей. Лес был смешанным – сосны и лиственные деревья, – и это позволяло ему достойно выглядеть даже в уродливый переходный период. Вера попробовала сосредоточиться и представить, что ее ждет через несколько часов. Обычно четкая, словно в телевизоре с высоким разрешением, картинка, показывающая ей будущее, сбилась. Сейчас она больше напоминала изображение допотопного агрегата, который чудом удалось настроить при помощи древней антенны. Она видела себя во дворе старого дома, видела, как открывает дверь, и все – затем экран тух и изображение пропадало. То что нужно. Дар предвидения здесь не работал, Вера не ошиблась. В этом проклятом месте и она, и Оля будут в полной безопасности.

Глава 18

Выбора у него все равно не было – можно было и не затевать эту глупую карточную игру со специально приглашенным крупье. Надо было заранее отказаться. Хотя, отказать Борису? Об этом человеке ходили разные слухи, и проверять на собственной шкуре, правдивы ли они, Глебу совершенно не хотелось. Ему уже не было ни холодно, ни жарко. Точнее, физическое состояние было такой мелочью, что Глеб его просто не замечал. Только что он проиграл Борису собственную жену. Произошло это в половине пятого утра, в то самое время, которое так любят самоубийцы. На секунду Глеб поиграл с этой мыслью, но тут же от нее отказался: такие, как он, всегда выживают. Выживет и сейчас, надо только обдумать, как выйти из ситуации с минимальными потерями.

– Это абсурдно, – сделал он первую попытку.

– Логика – вообще понятие относительное, – пожал плечами Борис, вставая из-за стола. Он подавил зевок и выразительно посмотрел на часы. – Последний штрих – договор, и можете быть свободны, Глеб Николаевич.

– Подписывать будем кровью? – не сдержался Глеб.

– Ну что вы, не надо делать из меня сущего дьявола. Я просто бизнесмен. – Борис кивнул одному из парней, тот вышел из комнаты уже в другую дверь (в этой квартире было невообразимое количество проходов. Может быть, у Бориса психическое расстройство, и ему нравится жить в окружении бесконечного множества дверей?).

– Вера не моя собственность, как я могу что-то подписывать от ее имени, еще и передавать ее кому-то? – Глеб предпринял слабую попытку апеллировать к разуму Бориса.

– Можете, Глеб Николаевич, можете. Я все предусмотрел.

Парень вернулся с кожаной папкой в руках. Борис достал из папки проект договора, уместившийся на одном листе, и протянул Глебу.

– Здесь все просто. Это договор на то, что фирма «Зодиак» в лице генерального директора Глеба Николаевича Подольского, предоставляющая услуги по составлению астрологических прогнозов (при участии Веры Григорьевны Подольской), отныне будет предоставлять услуги эксклюзивно только одному клиенту. Мне. Вы, как генеральный директор фирмы, имеете полное право подписать этот договор. И оцените мою щедрость, Глеб Николаевич: я даже буду вам за это платить.

– Я тронут, – огрызнулся Глеб, погружаясь в чтение текста.

В стены зеленой комнаты были вмонтированы хрустальные светильники, источающие скудный медный свет. Их мощности было достаточно, чтобы осветить происходящее за карточным столом, но читать в блеклых отблесках было невозможно. Буквы расплывались, сливаясь в мутную жижу, в которую за несколько часов слилась вся его жизнь. Ему нужно к Вере, срочно, она что-нибудь придумает!

– Я могу взять договор домой, прочитать, подписать и вернуть завтра?

Борис покачал головой:

– Я бы предпочел закончить все дела сегодня.

– Я очки дома забыл, – посетовал Глеб.

– Мои парни могут съездить с вами и подождать, пока вы их возьмете. Затем придется вернуться сюда. Зачем создавать лишние сложности и совершать ненужные телодвижения, Глеб Николаевич?

– Тогда принесите еще одну лампу, – сдался Глеб.

Борис снова кивнул одному из парней, и через несколько минут тот вернулся с мощной настольной лампой. Яркий свет на пару мгновений ослепил Глеба. Он прикрыл лицо руками и с удивлением ощутил влагу на лице. Слезы? Пот?

Он прочитал текст договора. Еще раз и еще раз. Составлен безупречно, не придерешься. Идеальная ловушка. Поколебавшись одно мгновение, Глеб все же поставил размашистую подпись и протянул договор Борису.

– Как вы узнали? – обреченно поинтересовался он. Ведь он был уверен, что правда об их с Верой бизнесе не известна никому, кроме них самих. Даже секретарша не в курсе. А уж она крутилась в офисе каждый день и дурой не была.

– Передавайте привет Вере Григорьевне. Завтра утром заеду, поговорю с ней лично, – проигнорировал его вопрос Борис. – Мне нужен будет прогноз по покупке здания на Героев Сталинграда. Уж слишком хорошо выглядят условия, меня терзают определенные сомнения.

Он протянул руку Глебу, тот, поколебавшись, протянул свою в ответ.

– Не серчайте, Глеб Николаевич, каждый выживает как может. Я рад, что вы оказались более сговорчивым, чем Вера Григорьевна.

– Вы с ней говорили? – изумился Глеб.

– Да. Она не согласилась.

Глеб попытался освободить руку из жесткой хватки Бориса, но это ему не удалось.

– А если она и сейчас не захочет? – немного агрессивно поинтересовался он. За семнадцать лет совместной жизни он еще ни разу не принудил Веру к чему-либо, кроме секса, и ему вовсе не хотелось начинать.

Борис немного потянул Глеба за руку, и тот сделал непроизвольный шаг вперед. Словно в увеличительное стекло разглядел серое невзрачное лицо Бориса. Можно смотреть до бесконечности, но ровно пять минут спустя невозможно будет воспроизвести черты по памяти.

– Будь я на вашем месте, Глеб Николаевич, я бы из кожи вон вылез, чтобы она согласилась. Иначе мне придется вам помочь.

– Уговорить Веру? – не понял Глеб.

– Нет, – покачал головой Борис, отпуская руку Глеба, – вылезти из кожи.

Глава 19

Все оказалось точь-в-точь как на смазанной картинке в Вериной голове. Дом бабки по-прежнему стоял на окраине, напротив – покосившаяся хибара тети Мани, которую та весьма кустарно старалась привести в божеский вид. Впрочем, попытка провалилась.

Слева дом все так же граничил с проклятым лесом, ставшим еще более густым и непролазным и наводившим суеверный ужас на местных жителей. Весьма кстати: променады желающих полюбоваться на ромашки на лесных лужайках Вере вовсе ни к чему. Она остановила машину вплотную к забору дома и вышла. Предрассветный час, но окружающие детали уже проступают из тьмы. Она подошла к калитке и замерла.

Кусты малины и ежевики, которые бабушка высаживала возле входа во двор, словно из сказки про Спящую красавицу разрослись, выставили гигантские шипы и перегородили вход в сад. Сухие, колючие. Вера вернулась в машину, согнала Бурана с места и достала из салона многострадальный плед. Обмотав руку, вернулась к покосившейся калитке. Размахивая перед собой обмотанной пледом рукой словно мечом-кладенцом, Вера начала прокладывать путь к старому дому. Кусты закончились неожиданно. За ними буйствовал сад. И хотя деревья все еще голы и ломки, Вера отметила, что кроны старой вишни и яблони тесно сплелись друг с другом. Ей пришлось наклонить голову, чтобы подойти к крыльцу.

Протянув руку и пошарив за козырьком крыльца, Вера нашла ключ и тяжело вздохнула. Они знали. И мама, и бабушка. Знали, что она вернется. Может, поэтому и не пытались ее разыскать. Они всегда все знали лучше нее. Вера открыла дверь – та даже не скрипнула. Такое впечатление, что ее смазали к приезду. Не зажигая свет и подсвечивая себе телефоном, Вера зашла в сени, или, как их еще называла мать, «приемную», где всегда ждали многочисленные просители. Вера и припомнить не могла, когда в доме не было посторонних людей. Сидели в сенях, топтались во дворе, с раннего утра толпились возле калитки. До семнадцати лет у нее не было ни единого шанса побыть в одиночестве. Всегда кто-то рядом. Всегда кто-то, кто для мамы и бабушки важнее ее, Веры, и ее проблем. С самого первого дня жизни она должна была понимать и не мешать. Помогая незнакомым людям, они не смогли помочь себе. Вера отогнала ненужные мысли. Рефлексию и плач по утраченному она ненавидела. Жить нужно сегодня, глядя в завтра. Вера щелкнула выключателем в сенях. Лампочка зажглась на долю секунды, щелкнула и перегорела. На ощупь Вера толкнула старую растрескавшуюся дверь, расположенную справа от входа, и попала в гостиную. Подошла к лакированному серванту, стоявшему слева. Открыла дверцу верхней полки, подсветила себе телефоном – свечи были там. Мать и бабка убили бы, если бы узнали, что она собирается воспользоваться ими не по назначению. Но мамы и бабушки больше нет, а она ни за что не вернется к прошлому.

Задернув плотные цветастые шторы, Вера вернулась к серванту, достала свечу и, найдя на полке коробок, извлекла из него одну спичку и чиркнула. Свеча занялась сразу. Через несколько секунд мерцающий свет уверенно осветил все вокруг. Вера поставила толстую красную свечу на старый круглый стол, прикрытый кружевной скатертью, и окинула комнату взглядом. Все как тогда. Ничего не изменилось. Покрытые пожелтевшими обоями в мелкий цветочек стены, иконы в дальнем правом углу. На окнах те же плотные шторы в подсолнухах. Сколько Вера себя помнила, они висели здесь. Под ними наверняка тюль, утративший белизну и прозрачность. На старый, растрескавшийся, покрытый красновато-бурой казенной краской пол кинут истертый зеленый ковер: жалкая попытка создать некое подобие уюта, а по факту – просто пылесборник, от которого Вера избавится при первой же возможности. Круглый лаковый столик под пожелтевшей от времени кружевной скатертью. В пару ему лаковый монстр-сервант, ровесник ее матери. Убогость в каждом сантиметре. Повсюду концентрированная пыль людской боли. Первым порывом было выскочить на улицу, сесть за руль и убраться отсюда, пока не стало слишком поздно, но Вера тут же подавила в себе это желание. Она знала, зачем приехала сюда. И отчаянно надеялась, что старый ковер и пожелтевшие обои будут ее самой большой проблемой.