Удивительные рассказы (страница 4)
Сразу к Поясу образовалась огромная очередь. Сначала мы с Милой не могли согласовать общий день, потом ждали, когда основной поток пройдет и народу поубавится. В это время в Москве стояли сильные морозы. И это тоже являлось для нас оправданием отложить. Мы ждали, что холода отступят и потеплеет.
Моя родственница Х., услышав, что я собираюсь в храм Христа Спасителя, предложила мне помощь. Ее приятель работал в храме, он мог нас провести без очереди. И, какое счастье, как раз вчера знакомый сам ей звонил и предлагал. Сначала я обрадовалась, но что-то меня останавливало, поблагодарила и сказала, что подумаю.
Спохватилась, когда услышала в новостях по радио, что осталось всего три дня. А морозы-то к этому времени только окрепли, и ночью температура опускалась уже ниже десяти градусов. Вот и нашлось новое оправдание: я так себя плохо чувствую. А если я заболею, в такой-то мороз вообще немудрено, а можно еще и осложнение получить, если всю ночь в такую-то погоду на улице простоять.
На следующий день, вечером, около одиннадцати часов, мы собирались ложиться спать и услышали, как в очередной раз диктор телевидения в вечерних новостях объявил, какие очереди к Поясу Богородицы, сколько часов люди стоят и сколько дней пребывания Пояса в Москве осталось. О ужас! Как два дня?! Решение пришло молниеносно, откладывать нельзя, еду сегодня. Но как я в такой час могу позвонить Миле? А если они уже спят? А если я их разбужу? Слишком поздно. Решено. Поеду одна.
Муж лежал в кровати. Смешно думать, что человек вылезет из постели и в такой мороз, в ночь куда-то поедет. Даже и спрашивать не хочется, чтобы не смущать человека. Еще и не знаю, как ему вообще объяснить, что я буквально срываюсь, и поверит ли он. Ну какая могла быть у мужа реакция, когда он узнал, что я так неожиданно и так поздно собираюсь к Поясу Богородицы, вы, наверное, представляете. Его лучшие слова изливались в самом начале, когда он меня просто отговаривал. Когда же отчаялся и понял, что всякие сравнения меня с кем-то и красноречивые уговоры не действуют, переменился и посоветовал потеплее одеться:
– Обещали, что ночью температура опустится до пятнадцати градусов. Бери мои носки из верблюжьей шерсти, и спортивные брюки с начесом, и мою шапку-ушанку из соболя. Когда будет совсем холодно, опустишь у шапки уши. И надень две шубы.
Быстро преобразившись в гордого за свою жену и заботливого, муж собирал меня, как на Северный полюс.
В то время мы жили не очень далеко от храма Христа Спасителя, и вообще это был мой родной район и все мне здесь было знакомо, каждая улица, каждый переулок. На машине я добралась быстро, за десять-пятнадцать минут.
Добралась уже ближе к полуночи. От храма очередь паломников выстроилась по Пречистенской набережной и далее по Фрунзенской. Оставив машину недалеко от храма, я пошла вдоль очереди в самый конец. Где-то в середине Фрунзенской набережной она заканчивалась, недалеко от знакомого ресторана-корабля «Мама Зоя», стоящего на Москве-реке.
Вместе со мной подошло сразу несколько человек.
Паломники к Поясу Богородицы. Фото из личного архива.
Река, поток из людей, преимущественно женщин, стремился к храму не тоненькой вереницей, а плотно стоящими группами по пять, а то и десять человек. Прикинув, сколько придется стоять, решила, что около девяти часов утра, максимум – в десять я должна пройти. По крайней мере, так объявляли все телеканалы каждый день, сообщая подробности о том, какой длины очередь, сколько времени люди стоят и в котором часу заходят в Храм. Каждый день я слушала эти подробности, и моя готовность становилась крепче.
Осматриваясь, изучая соседей, я, полная сил, ждала приказа «штурмовать гору», но мы стояли без движения. Очередь замерла. За полчаса люди не сдвинулись с места. А в это время практически каждую минуту подъезжали автомобили, из них выходили новые паломники, иногда группами, и за эти полчаса за мной уже выстроился хвост, которому не было видно конца. «Как вовремя приехала», – радовалась я.
Наконец мы продвинулись чуть вперед и опять остановились. И так какой-то период то медленно двигались, то вовсе стояли. В эти первые часы две шубы надежно защищали меня от холода. Я читала «Богородице, дево, радуйся» и, как и на канавке в Дивеево, через каждый десяток «Отче наш». Сколько раз я прочитала, я не знаю. Может быть, тысячу, может быть, две и больше.
Не было и не могло быть людей, которые приехали просто посмотреть. Всех объединяла одна вера. Рядом со мной шла молодая женщина с девочкой лет двенадцати. Они без остановки пели гимны Богородице! У мамы в руках был небольшой блокнотик, в котором записаны песни-гимны. Слова любви к Богородице, такие трогательные, нежные и самобытные, иногда наивные, возможно, придуманы знакомыми или ими самими. Я поинтересовалась, откуда они приехали. Оказалось, из Тверской области. Рядом со мной шла бабулечка лет восьмидесяти, укутанная пуховыми платками, в пуховых варежках и валенках. Она держала в руках обычную старую тетрадочку за две копейки, исписанную мелким почерком, и тоже пела молитвы. Она знала их наизусть, но тетрадочка, видимо, придавала ей уверенности. А впереди меня шел старичок в странной шапке из неизвестного животного. Серый с черными перьями мех торчал стрелочками в разные стороны. Старичок поворачивался, кивал и всем улыбался. Шли большие паломнические группы по тридцать-сорок человек, приехавшие на больших экскурсионных автобусах. Все делились радостью и счастьем, что попали сюда. Кто-то ехал весь день, а некоторые добирались целые сутки. Все эти истории очень поддерживали и воодушевляли остальных. В очереди царило абсолютное счастье и любовь. Люди прижимались друг к другу, так было теплее. Но мороз к ночи крепчал. К четырем часам я почти окоченела. Это было самое тяжелое время.
Меня хорошо защищала теплая одежда, но повышенная влажность рядом с рекой, мороз и ветер делали свое губительное дело. Я стала потихонечку замерзать. В сознание гремучей змеей постоянно вползала мысль, что уж если будет совсем тяжело, я воспользуюсь телефонным звонком и пройду без очереди. Но я прогоняла эту мысль, я даже ее боялась. Я себе убеждала: «Нет, ты должна стоять, так нужно».
Две мои шубы, верблюжьи носки и даже соболиная шапка с ушками меня не спасали. Мороз щипал лицо, я кутала его в теплый вязаный шарф. Но от дыхания влага собиралась на ниточках шерсти, становилось трудно дышать, а кожа лица начала сохнуть и шелушиться. И я перестала укрываться шарфом, старалась дышать носом, постепенно привыкая к морозу.
Я вспоминала свою бабушку. Да, она была очень набожна, но ее вера была тихой. Молилась она долго и, чтобы никто не видел, рано утром. Да, в те времена людям приходилось скрывать свои убеждения. В ее доме иконы не висели в красном углу, а лежали в шкафу, завернутые в полотенца. Да и как их повесить, если сын – народный судья? Бабушка Ефросинья никогда не произносила вслух молитв. Что она обращается к Богу и святым, можно было судить по ее направленному вдаль, очень сосредоточенному и одновременно отрешенному от нашего мира взгляду, по шевелению губ. Молилась ли она Богу, Богородице, Спасителю или какому-то святому, теперь я не узнаю.
Писателю Максиму Горькому больше повезло. Его бабушка молилась открыто, без оглядки. «В своих молитвах Акулина Ивановна обращается к Богу как к лучшему другу, с которым можно поделиться всеми своими горестями… всегда молилась своими словами, искренне и от всего сердца, полагая, что Господь в любом случае услышит ее молитвы».
Богородица была для меня такой близкой и родной, что тоже захотелось молиться ей своими словами и просто рассказывать о жизни, о проблемах, о семье, просить совета.
Опять мы встали. А стоять холодно, лучше двигаться. Я на месте перестукиваю ногами, спрятав руки в рукава, как в муфту. Как обычно это бывает со всеми, первыми у меня замерзли руки и ноги, а от них холодок потянулся по всему телу. Что же делать? Как себе помочь в таких условиях? Я решала очередную любимую арифметическую задачку. Что мы имеем? Плюсы: я не являюсь пожилым человеком, у меня неслабый иммунитет, про меня не скажешь, что кожа да кости, органы прикрыты кое-где плотным жирком. Минусы: я уставшая и голодная. Как нарочно, разыгрался аппетит, а я непредусмотрительная, не взяла никаких продуктов, даже просто перекусить. Хоть леденец, хоть печеньку. Но ведь в очереди никто не ест и не пьет, значит, и я буду терпеть. Да и какая ночью еда? Кожа моя высохла от холода и сморщилась. И опять не предусмотрительно я не намазала лицо хоть каким-нибудь жирным кремом и даже просто маслом. Однозначный большой плюс – моя меховая шапка-ушанка. Голова, уши закрыты. Я вспоминала институтский конспект в общей тетради в клеточку из сорока четырех листов в черной клеенчатой обложке. Открываю страничку с подчеркнутым заголовком вверху: «Первая помощь при переохлаждении». Все условия невыполнимы: перенести пострадавшую, то есть меня, в теплое помещение, растереть конечности спиртом, опустить замерзшие участки в теплую воду, дать теплый чай. Получается, что я себе ничем помочь не могу. И вновь я гоню мысль, что нужно потерпеть до девяти часов, что у меня есть вариант – в крайнем случае позвоню.