Первой мыслью было: у Тимофеевны открылось чувство юмора и она решила отомстить подтрунивавшим коллегам. Второй мыслью: непорядок какой! Надо проверить, что это за шутки, пока кто-нибудь с более слабой психикой не перепугался и не решил, что нашим заштатным музеем заинтересовались инопланетяне.

Перекинув сумку на другое плечо, я обогнула витрины с раскопанными монетками и украшениями, подошла к камню поближе и нахмурилась.

Такие вытянутые валуны, установленные нашими предками, назывались менгирами. Этот раскопали прямо в городе, на пустыре, где собирались строить очередной торговый центр. Менгир был повален, кусок отломился. Ученые нашли недостающую часть неподалеку, исследовали ее, но ничего толком не выяснили. Вся поверхность была испещрена значками, о значении которых никто не догадывался. Только предполагали, что это шаманские символы некогда жившего тут малого сибирского народа.

Поскольку камень на родном месте нельзя было оставить, его перевезли в музей – вроде как древность же, пусть и сомнительная. Время от времени приезжал кто-нибудь из аспирантов, чтобы изучить символы и выдвинуть новую гипотезу их значения. Больше никто, кроме Тимофеевны, о нем не вспоминал, поэтому удивительно, что объектом дурацкого розыгрыша выбрали именно его.

Сияло всего несколько значков. Издалека можно было подумать, что кто-то нанес на них фосфоресцирующий состав, но вблизи становилось понятно, что краски на менгире нет. Для пущей уверенности я коснулась пальцами его неровной поверхности. Светился будто бы сам камень, изнутри.

Как такое возможно? Если это подстроила Тимофеевна, то эта бабуля – мастер-фокусник.

Я еще раз оглядела помещение, удивляясь, что никто до сих пор не отреагировал на порчу памятника истории. Через главный зал постоянно ходят охранники, чтобы заварить в одном из кабинетов нормальный кофе, а не пить жижу из аппарата в холле. В любом случае где-то тут должна быть уборщица, которая в это время обычно вовсю мыла полы. Вон вроде ее ведро с тряпкой стоит возле витрины. Где сама Гуля?

Убедив себя, что она уже отправилась к охранникам пожаловаться на вандализм, я для очистки собственной совести заглянула в следующий зал, где у нас находились предметы семнадцатого-девятнадцатого веков. Но там все было в порядке – никто не сдвигал карты на стенах, под стеклом спокойно висели платья мещанок и мундиры офицеров времен Наполеона. Тишь да гладь.

Уже собравшись развернуться и пойти наконец домой, я обратила внимание, что из-за шкафчика в углу торчат носки чьих-то туфель. Тимофеевна, что ли, прячется, чтобы ее не поймали с поличным? Бабулька, похоже, совсем из ума выжила.

– Выходите, я вас вижу, – громко сказала я и, не получив ответа, тяжело вздохнула. – Мне сразу охрану позвать или вы просто прекратите ломать комедию?

Снова ноль реакции.

Рассердившись, я подошла к шкафчику…

И едва не осела на пол с забившимся сердцем. Там, в углу, скорчилась без сознания уборщица Гуля. Кто-то завязал ей рот и стянул тряпкой запястья. И это определенно была не сухонькая Тимофеевна, у которой на такое не хватило бы сил.

Я не успела и вскрикнуть, чтобы позвать на помощь. Вокруг меня сомкнулись сильные руки, закрывая рот, в бок уперлось что-то острое, царапнув кожу под блузкой.

– Взвизгнешь – выпущу кишки, – прошептал на ухо мужской голос. – Поняла?

Я слабо кивнула. На глазах выступили слезы, колени сразу же начали подгибаться. В голове болезненно пульсировала всего одна мысль: закричу – убьет, не закричу – тоже наверняка убьет. Рискнуть ли этим крошечным шансом только для того, чтобы подать знак охране?

– Вперед, – тем временем приказал голос над ухом.

Лица напавшего мне не было видно, но по хватке ощущалось, что мужчина высокий и сильный. Такой свернул бы мне шею меньше чем за секунду. Осознание этого факта помогло принять решение, которое казалось единственно верным: послушаться и сделать все, что психопат прикажет. А в том, что передо мной, вернее за спиной, сумасшедший, сомнений не было. Только больному на голову взбрендило бы влезть в краеведческий музей, настолько незначительный, что о нем знали не все горожане.

Толчок подсказал направление. Я зашагала в первый, главный зал и остановилась перед камнем.

– Закрой глаза и не рыпайся.

Если бы мне не затыкала рот пахнущая железом и землей ладонь, я бы засмеялась, честное слово. Какое рыпаться, тут шевельнуться страшно, чтобы не заполучить дырку в боку! А я не торопилась на тот свет. Кто же в старости будет подбирать котят у подъездов?

Новый толчок заставил меня подойти вплотную к камню. Опускать веки я на свой страх и риск не стала, поэтому сначала почувствовала, как бок перестало царапать острие, а затем увидела, как мужчина с кинжалом в руке касается полустертого символа, находящегося в центре менгира.

Мужчина тут же убрал ладонь, но перед моим внутренним зрением сохранилась картинка с оружием, которым он мне угрожал. Не кухонным ножом и не охотничьим – кинжалом! И он совершенно не походил на нелепую сувенирку для туристов. Хорошее, заточенное обоюдоострое лезвие, простая рукоять, обмотанная кожей, на навершии переплетение линий – то ли монограмма, то ли герб, в полутьме не разобрать. В целом оружие выглядело рабочим, таким, будто им постоянно пользуются, а не хранят на полке как память о славном прошлом.

Если меня схватил и психопат, то он определенно повернут на истории. И ладно бы только это. Словно откликаясь на его прикосновение, символ на менгире тихонько засиял. Зато теперь стало ясно, что Тимофеевна не врала насчет свечения на шаманском камне.

Мне, правда, от этого не становилось ни капли легче.

В спину опять пихнули. На сей раз я замерла, не понимая, чего мужчина хочет. Чтобы я ударилась лбом о валун? Прекрасная смерть, ей-богу.

– Кому сказал: глаза закрой, – прошипели сзади. – Вперед!

Что ж, какая разница, как умирать, если мне будет уже наплевать на вид собственного тела. Я набрала в грудь воздуха, зажмурилась и сделала шаг вперед.

И будто провалилась сквозь стену… не знаю куда. В дыру? В иное пространство?

Я знала одно – мой лоб с выщербленной поверхностью камня так и не встретился.

Когда внезапно исчезло назойливое жужжание установленных в зале кондиционеров, а столкновения все не было и не было, я не удержалась и распахнула глаза. Вместо музейного зала меня окружала темнота, пронзенная тонкими нитями. То тут, то там в пустоте виднелись светлые пятна, соединенные этими линиями. Иногда они соединялись, превращаясь в перекрестки, зависшие посреди бесконечного Ничто. Сколько бы я ни вглядывалась в него, не получалось отыскать границы, только светлые пятна становились все меньше и меньше – совсем как звезды на бескрайнем ночном небе.

Под ногами у меня была такая же нить-тропа, а под ней – чернота. Я вскрикнула, взмахнула от страха руками и лишь еще больше испугалась. Чувство было таким, словно я двигаюсь под водой. Только более жидкой, чем на Земле, что ли…

Когда я дернулась, мужчина коротко и непонятно выругался. Для него происходящее сюрпризом не было, потому что он не мешкал ни секунды, по-хозяйски развернул меня к себе и закинул на плечо, как мешок. Парадоксальным образом я была ему за это благодарна. Не придется идти самой, балансируя над бездной.

Тяжесть на плече нисколько не мешала незнакомцу быстро и уверенно двигаться вперед. Несмотря на вязкость воздуха, он не пошатнулся ни разу, даже когда совершал сложный маневр с забрасыванием меня на плечо. Если бы я не была в шоке, возможно, восхитилась бы его стойкостью.

Преодоление Ничто заняло у него от силы две минуты. Все это время я наблюдала, как от меня удаляется светлое пятно с очертаниями музейного зала в сердцевине. Скоро там вообще стало невозможно что-то различить, кроме сияния.

Затем перед глазами все мигнуло. Секунду назад меня окружала мгла, а теперь я смотрела на менгир, который мог бы быть братом-близнецом шаманского камня в музее, если бы тот пощадило время. Еще секунда – и меня довольно грубо сняли с плеча и поставили на пол.

Гравитация вернулась в полной мере. Я покачнулась, потеряв равновесие. Но камня не коснулась – нет, спасибо, мне больше путешествий через черное Ничто не нужно.

Меня неожиданно придержал за руку тот же мужчина, который меня похитил. Лишь теперь появилась возможность его нормально рассмотреть.

Он в самом деле оказался высоким и широким в плечах. В облике угадывалась южная кровь – скорее всего, испанская или итальянская. Смуглое лицо, обрамленное жесткими темными волосами, могло бы быть красивым, если бы не жесткость, даже безжалостность в чертах. Глядя в темно-карие глаза, на ум приходило всего одно – от этого человека пощады ждать не стоит.

Я мгновенно отстранилась. А он выпрямился и усмехнулся.

– Сообразительная. Теперь, кстати, можешь визжать.

– А это поможет?

– Нет.

Оглядевшись, я поняла это и без него. Куда бы мы ни попали, это больше не был краеведческий музей.

Сводчатые стены из красного кирпича напоминали старинный погреб. Ни одной электрической лампочки я не заметила, как и других признаков цивилизации. Меня словно перекинуло в Западную Европу лет на пятьсот назад: в медных канделябрах горят свечи, в дальнем углу под потолком висят пучки трав. На массивном столе листы плотной желтоватой бумаги и связка очиненных гусиных перьев, несколько серебряных кубков на подносе и такой же кувшин. В углу приоткрытый гардероб, набитый разнообразными нарядами.

Только латных доспехов в углу не хватало, а так – идеальная экспозиция из музея о средневековом быте зажиточного человека. Однако интуиция подсказывала, что это не она. В моем городе ничего подобного не было, да и опыт, который я только что пережила, не поддавался разумному объяснению.

Я еще раз посмотрела на шаманский камень. Он был такой же высоты, такой же округлой формы, но поверхность более гладкая и символы четче. Повсюду виднелись трещины. Похоже, менгир раскололи, а затем собрали вновь, однако не полностью – некоторых кусков с символами не хватало.

На всякий случай я провела ногтем себе по коже. Больно. Значит, это не сон. Если я все еще в своем уме, в чем убедиться гораздо сложнее, значит, весь этот бред происходит взаправду.

– Где я?

Мужчина насмешливо приподнял бровь. Удивительно: в этой обстановке он, одетый в современные брюки и пиджак, казался анахронизмом.

– Не будешь ни кричать, ни падать в обморок?

– А смысл? – спросила я. – Хотя если это заставит тебя вернуть меня домой…

– Если бы это было так просто, зачем бы я стал тебя сюда приводить? Ты выглядишь женщиной умной, наверняка уже догадалась, что подобное путешествие, – он кивнул на менгир, – по щелчку пальцев не устроишь.

Логично.

– И не бегай так глазами, – добавил похититель. – Отсюда тебе не выбраться, пока я не позволю. Лучше присядь, расслабься. Вина?

Он подошел к столу и приподнял кубок. Я помотала головой – нет, спасибо, но в деревянное кресло опустилась. Ноги после путешествия держали плохо.

Из темноты внезапно выступил новый человек. Он стоял так тихо, что в сумраке погреба я спутала его с деталью интерьера. Мужчине на вид исполнилось лет пятьдесят, носил он одежду, которую я бы описала как ливрею. Слуга – в наше время?

Кем бы он ни был, но подошел к похитителю со смиренно опущенной головой, проговорил что-то на непонятном наречии и подал кубок с темной жидкостью. Похититель взял сосуд и отпустил слугу взмахом руки.

– Спасибо, Эно. Выпей, – это уже относилось ко мне. – Потерпи немного, не шевелись.

Он положил ладонь мне на волосы, неаккуратно их взлохматив, и зашептал. Язык походил на тот же, которым пользовался слуга, но я не узнавала ни слов, ни звучания в целом. Что это – суахили? Иврит? Папуасский?

Что вообще происходит?

Горьковатую жидкость я цедить не стала, опрокинула в себя махом. Если там яд, мне все равно деваться некуда.

Голову сразу наполнил шелест. На миг почудилось, что мне в уши едва слышно шепчут десятки людей, но стоило шевельнуться – и ощущение исчезло.