Отец настоял, чтобы я продолжила учиться. Пусть и не в таком престижном месте, зато рядом с семьёй. В случае чего – могу помочь. А может, наоборот: родители смогут подхватить меня, если я совсем растеряюсь.

Хотя… теряться я не привыкла. Я – из тех, кто сначала идёт, а потом уже смотрит, куда.

Мы заходим в аудиторию – просторную, с высокими потолками и почти вытертым паркетом. Воздух пахнет чем-то сухим и немного затхлым, как в любой старой аудитории.

Студенты рассаживаются: кто ближе к выходу, кто у окна. Я, как обычно, выбираю середину – так можно и слышать, и остаться незаметной.

Алина садится рядом. Достаёт тетрадь с идеально выведенными заголовками – у неё даже конспекты какие-то очень эстетичные. Я на её фоне чувствую себя машей-растеряшей, потому что уже три минуты ищу в рюкзаке ручку.

Преподаватель входит в аудиторию с ворохом бумаг, пара человек ещё заскакивают с запыхавшимися лицами, пока не хлопает дверь и не наступает то самое утреннее полубессознательное ожидание лекции.

Я почти залипаю – от жары, от недосыпа, от внутреннего беспокойства. Телефон в сумке, но мысли всё равно крутятся вокруг Натана.

Что он сейчас делает? Думает ли обо мне? Или… уже в своей новой жизни?

Внезапно сзади поднимается легкий шорох. Как будто ветер прошёлся по комнате, хотя окна закрыты. И тишина. Та самая, настораживающая. Та, которая наступает не просто так.

Я поднимаю голову и сразу чувствую: что-то изменилось. Просто ощущаю кожей. В воздухе стало тесно, как будто кто-то вытянул из него кислород.

В дверях я вижу силуэт.

Парень.

Высокий. Тёмная рубашка, широкие крепкие плечи, уверенная, лениво-хищная походка.

Он входит не спеша, и… толпа расступается. Да-да, буквально. Люди на амфитеатре лекционного зала двигаются в стороны, освобождая проход.

Я замираю. Даже не моргаю. Внутри всё становится странно тихо. Тишина – абсолютная. Даже сердце, кажется, решает замереть.

Он идёт мимо рядов, вообще не глядя по сторонам. Но когда подходит ближе – вдруг останавливается. И поворачивает голову.

Наши взгляды встречаются.

Он смотрит на меня. Прямо. Долго. Без стеснения.

Не как на человека. А как на… цель?

– Это кто? – шепчу, не отрывая взгляда, когда эта здоровенная машина всё же отводит взгляд и спускается ниже, на самый первый ряд, к столу преподавателя.

– Данияр Байматов, – отвечает Алина таким же шёпотом, почти не шевеля губами. – Старшекурсник. Он учится на стоматологическом, у его отца целая сеть клиник, и Данияр заведует одной из самых крупных. И…

– Что? – смотрю на Алину, которая, кажется, побледнела.

– Он… опасный, Мадина. Очень. Только не смотри на него так.

Я же, наоборот, не могу не смотреть. Он будто магнитом притягивает.

Байматов стоит, о чем-то разговаривает с преподавателем, что-то внимательно слушает, склонившись к невысокому профессору, словно огромный медведь к случайно забредшему в его владения леснику.

У Байматова невероятно широкие плечи, мощный загривок, рукава темной рубашки подвернуты к локтям, и всем видно, что его жилистые предплечья забиты вязью затейливых татуировок.

Он вообще смотрится очень… взросло.

Конечно, я знаю, что мои соотечественники взрослеют быстро, и, бывает, уже в пятнадцать выглядят на все двадцать или двадцать пять. Но тут что-то такое… Если старший курс, то ему сейчас года двадцать три – двадцать четыре, получается? А выглядит на все двадцать восемь…

И, главное, что, помимо этой взрослости, он еще и очень такой… Брутальный. Да. Вот оно, правильное слово.

И дело не только во внешности, но и в моторике, в спокойном тягучем нечитаемом взгляде, в лениво-плавных, хищных каких-то движениях, развороте головы…

И глаза у него – темные. И такие…

Ой, мама!

Смотрит!

Прямо на меня смотрит!

Пойманная с поличным, я краснею, кажется, всей кожей!

И почему-то не могу отвести взгляда.

Смотрю на него, словно завороженная медленным плавным змеиным танцем. Или кружением дервишей на восточном базаре.

В голове пусто-пусто. Дышать тяжело становится, а внутри что-то щелкает. Словно невидимый замок на пока еще невидимой клетке.

Зачем он так?.. Смотрит…

Байматов первый отводит глаза.

Я выдыхаю, ощущая, словно меня только отпустили. С линии огня убрали.

Торопливо отворачиваюсь, делая вид, что очень сильно занята копошением в сумочке, а сама пытаюсь привести эмоции в порядок.

Байматов еще что-то минуты две выясняет с преподавателем, а затем покидает аудиторию, даже не глянув ни на кого больше. И на меня, в том числе.

Наверно, можно выдыхать и радоваться?

Но почему тяжёлое, гнетущее ощущение, будто… меня отметили?

Глава 2. Как все продолжилось

Всю пару я сижу в напряжении, даже особо не вслушиваюсь в то, что говорит преподаватель. Мою рассеянность заметно со стороны, Алина периодически тревожно посматривает, но ничего не говорит.

А я все никак отойти не могу от произошедшего. Хотя, казалось бы, ну что такого произошло?

В конце концов, что, на меня раньше не смотрели, что ли? Смотрели… И побольше даже. И очень нагло. И приставали! Я же не в безвоздушном пространстве жила, Москва – большой город! И университет, в котором я училась, тоже не маленький. Всякое было.

Но чтоб вот так…

Наверно, это просто мое внутреннее состояние, стресс, может… Я сама не понимаю, а организм реагирует на переезд, болезнь деда, хоть я его и не знаю толком, видела несколько раз в жизни до нашего переезда сюда, но все же родной человек…

И расставание с Натаном…

Это – первые мои такие серьезные отношения, и так все обрывается…

Точнее, ничего и не обрывается!

Мы с Натаном поклялись, что будем вместе! Что будем поддерживать связь, летать друг к другу!

Конечно, о дальнейших планах на жизнь не заговаривали еще, но я уверена, что у него ко мне все серьезно! Как и у меня к нему!

После пары я открываю наш с Натаном чат, отправляю милое сердечко. Просто хочется от него ответа. Реакции. Чтоб знать, что меня любят. И ждут.

Натан не отвечает, и настроение мое снова падает.

– Так, у тебя сахар упал, – авторитетно заявляет Алина, – пошли в столовую.

Киваю уныло. Мне без разницы сейчас, куда.

Иду, думая о том, что Натан сейчас там, на парах… И у него, возможно, тоже перерыв. И много девчонок вокруг. Нет, конечно, любит он меня, я уверена, но… Столько соблазна… А я далеко.

А он такой красивый…

– Булочку! – Командует Алина, снова возвращая меня к реальности. – И чай! Вот! И еще вот этот салатик. Восполнить запас витаминов.

– Ты прямо как будущий медик говоришь, – улыбаюсь я.

– А кто ж еще? – Удивляется Алина. – Конечно, медик! Я тебе говорила, что летом буду практиковаться у папы?

– Ого-о-о! – Уважительно тяну я.

Папа Алины – заведующий терапевтическим отделением в одной из больниц города.

– Да, – кивает Алина, сияя счастливой улыбкой и становясь невероятно хорошенькой, прямо восточная красавица. И платок ей так идет. – Конечно, на полставки, и не в терапии, а в детском. Но я так рада! Очень хочу! А то наши многие уже с первого курса подрабатывают! А меня никуда не пускали. Еле уговорила!

Болтая, мы идем к столику, садимся. Я ем, пью сладкий чай, слушаю болтовню Алины и прямо-таки чувствую, как настроение поднимается. Точно, это просто недостаток сахара… Ну, и Байматов, конечно, тот еще зверь… Взгляд такой… Бр-р-р…

Отмечаю, что теперь произошедшее вспоминается уже без тягостного ужасного ощущения давления, успокаиваюсь еще больше.

А потом телефон светится входящим от Натана.

– Привет! – Радостно выдыхаю я в трубку.

– Привет, Мадинка, – теплый голос Натана согревает бальзамом по душе. Так нежно… До слез. – Прости, у нас была лекция у Меркулова. А он, сама знаешь…

– Да-а-а… – тяну я, не сдерживая счастливую улыбку. Алина наблюдает за мной, тоже улыбается, явно радуясь, что мое настроение улучшилось. – Боже… Я даже по этому упырю скучаю!

– Эй, малышка, я начинаю ревновать! – Смеется Натан. – Ты только по мне должна скучать! Скучаешь?

– Конечно! – Я ловлю любопытный взгляд Алины, понижаю голос. – Но мне неудобно говорить…

– Тогда напиши мне, как ты скучаешь… – голос Натана становится ниже и чувственней, – а лучше… Пришли фото.

– Сейчас не могу. Я в столовой.

– Тогда потом, хорошо? Перед сном. Пришлешь?

Ох… Этот тон… У меня мурашки по коже скачут! И щеки краснеют.

В этот момент замечаю, что Алина уже не улыбается, а смотрит куда-то поверх моей головы, разворачиваюсь резко и замираю: прямо напротив, на расстоянии вытянутой руки, стоит Байматов. В руках у него телефон, но он не смотрит на экран. Только на меня смотрит.

И столько яростного недовольства в его взгляде, что мне становится не по себе. Мурашки колючие сразу по плечам бегут, и мне хочется обхватить себя руками.

– Помнишь, как ты мне присылала? – Урчит в трубку Натан, но я уже не слышу его, настолько в шоке от ситуации. – Глаза… Губки… Помнишь?

Мне становится одновременно жарко и холодно, от двусмысленности положения. Я смотрю на парня и одновременно ласково и на грани фривольности общаюсь по телефону с другим! Это просто верх разврата!

А если Байматов что-то услышал?

– Малыш… – продолжает Натан, и в другое время я бы краснела, бледнела и горела от смущения и непонятного, острого возбуждения, которое всегда приносил его голос, но сейчас… Сейчас у меня куда более яркие эмоции! И куда более запретные!

– Прости… Я должна бежать… Перезвоню.

Я поспешно отключаюсь и также поспешно отворачиваюсь.

– Всевышний… – шепчет испуганно Алина, – я не поняла, это что было такое?

– Он стоит еще? – Едва шевеля губами, спрашиваю я.

Хотя, чего спрашивать?

И без того все прекрасно ощущаю! Затылком буквально! Аж мелкие волоски на шее дыбом встают.

А Байматов так и стоит! Смотрит!

Ужас какой!

Алина кивает. Глаза ее, темные влажные маслины, становятся еще больше.

Она смотрит за мою спину!

Что там происходит???

Я снова хочу обернуться, хоть и страшно до ужаса почему-то, но в этот момент ощущаю Байматова прямо рядом! Он касается моего плеча, вскользь, наклоняется… Что он хочет?..

– Сумка твоя… – хриплый жесткий голос раздается прямо возле уха. Словно звериный рык за спиной. И дыхание хищника, готового вцепиться в холку своей добычи… – упала.

В полном шоке смотрю сначала на сумку, действительно свалившуюся со спинки стула и теперь возвращенную на сиденье соседнего, затем поднимаю взгляд выше – вскользь по мускулистой смуглой руке с ярко выраженными венами. Явно этот парень много занимается спортом… Затем – еще выше – к широченной груди, обтянутой футболкой. И торможу на серьезном лице, только сейчас, впервые, рассматривая пристально Данияра Байматова.

Он… Хищный. Вот правильное слово. Хищный. Лицо воина, такие в нашем народе в древности высекали на чеканках, восхваляющих вождей и героев. Мужественные черты, сжатые сурово губы, небритость. И темный, властный взгляд.

Он вообще не юноша уже, хоть и учится на последнем курсе.

Он – мужчина.

И мне рядом с ним страшно.

Не хочется попасть в прицел его внимания.

– Спасибо… – шепчу я.

В этот момент снова загорается экран телефона, высвечивая фото улыбающегося Натана. И его сообщение: «Люблю тебя, малыш».

Байматов видит и фото, и сообщение.

Взгляд его заостряется, а скулы становятся каменными.

– Будь внимательнее, – говорит он.

И отходит.

А я моргаю и поворачиваюсь к молча наблюдающей за нами Алине.

Что это было вообще?

К чему относилось это его «Будь внимательнее»?

Всевышний, сплошные стрессы сегодня!