Десятый (страница 17)
Нет, это была полная чушь. Нельзя было поддаваться неуместным и невозможным идеям. Джемма – дочь моего тренера. Между нами могла существовать безумная химия, она могла нравиться мне настолько, что от одной мысли о ней внутри все пробуждалось. И чтобы это не значило, этого не могло быть достаточным.
Мы были двумя незнакомцами, которые отлично провели вместе время. На этом все. Больше ничего нас не связывало, и не было смысла даже задумываться о чем-то столь безумном.
«Нет никаких «нас», идиот», – я загнал внутренний голос обратно, хотя не мог не согласиться с ним.
– Ну что, справишься? – спросил Марони, ожидая ответ.
Я посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь собраться с мыслями. Сказать «да» было легко, но воплотить это в жизнь – совсем другое дело. Тем не менее я понимал, что иного варианта нет.
– Да, тренер. Справлюсь.
Он улыбнулся, похлопал меня по щеке по-отцовски и вернулся к остальным игрокам. А я остался стоять на месте, глядя на мяч у своих ног. Внутри бушевала буря эмоций: радость от возможности снова быть частью команды и играть весь матч, а не отсиживать задницу на скамье запасных большую часть сезона, страх перед тем, что может произойти, если я не оправдаю доверие тренера. Но самое главное – это чувство, которое я никак не мог подавить. Чувство, словно, стараясь избежать ошибок, я совершал их еще больше.
Глава 10. Фабиано
Мадрид, Испания
Октябрь 2025 года
Так будет правильно.
Эти слова вертелись в моей голове с момента окончания тренировки. Они преследовали меня, пока я стоял под горячим душем, пытаясь смыть усталость дня и освободить мозг от лишнего шума. Они звучали в ушах, когда я садился за руль своего «Макларена» и мчался через город к дому, надеясь хоть немного привести мысли в порядок. Эти слова эхом отражались в сознании, когда я парковался возле ее многоэтажного комплекса, потратил двадцать минут, пытаясь собраться с духом, и направился к подъезду. Они пульсировали в унисон с сердцем, пока лифт поднимал меня на нужный этаж. И вот теперь, стоя перед ее дверью ровно в восемь вечера, как мы договорились днем, переписываясь в соцсетях, они все еще звенели в голове.
Но внутри меня шла борьба. Одна сторона – рациональная, логическая – твердила, что я рискую всем: карьерой, местом в команде, доверием тренера и дружбой с парнями, ставшими моей семьей, а другая шептала, что футбол – всего лишь средство бегства от мрачных теней прошлого. Да, я любил этот вид спорта, но для кого-то, вроде Диего, он – вся жизнь, а для меня… Просто удачный билет в мир успеха и независимости от наследства моего отца и его фамилии. Все, что у меня есть, добыто собственным трудом, без помощи отцовского состояния.
Если уйду из команды, найдутся другие клубы, готовые принять меня, если нет, у меня есть «Феникс» – мое детище, моя независимость, мое спасение. Но, черт, я не хотел бросать играть, а о другом клубе и других сокомандниках не могло быть и речи. Мысль о потере всего этого заставляла сердце сжиматься в болезненной судороге. Я не мог, не хотел этого допустить.
Поэтому я явился сюда, чтобы сдержать слово, данное тренеру. Нужно удалить отвлекающие факторы, а его дочь – самый опасный из них с той ночи, когда она впервые вошла в мою жизнь, и особенно после вчерашнего возвращения. Мне нужно доказать Марони, что я чего-то стою, что мне можно доверять, что маска шута не въелась мне в кожу, став частью меня.
Решив больше не медлить и покончить с этим, пока не стало слишком поздно, я позвонил в дверь и стал ждать. Через мгновение за дверью послышались приглушенные шаги, которые с каждой секундой становились все громче.
Черт возьми, она на каблуках…
Дверь открылась, и на пороге появилась девушка, которая выглядела так, словно рождена, чтобы заставить меня опуститься на колени перед ней и забыть все обещания, данные себе и тренеру.
Волосы Джеммы, рассыпавшиеся по плечам, как будто она только что распустила косички, выглядели мягкими и шелковистыми. Ее глаза, подчеркнутые тонкой подводкой, привлекали взгляд, а губы, покрытые блеском, манили прикоснуться. Румянец на щеках и глубокое декольте, сияющее бронзовым оттенком кожи, делали ее образ неотразимым.
Мини-платье глубокого иссиня-черного цвета, напоминающее ночное небо во время метеорного потока Персеиды, плотно облегало ее фигуру, подчеркивая тонкую талию и соблазнительно приподнимая грудь. Нижняя часть платья едва достигала середины бедер, открывая взгляду ее длинные стройные ноги, украшенные тонкими ремешками босоножек, обвивающих изящные лодыжки, по которым хотелось провести языком. Педикюр и маникюр глубокого винного оттенка гармонично дополняли образ.
Да, я был внимателен к деталям… А еще заметил маленький пластырь на указательном пальце ее левой руки, небольшое родимое пятно на правом бедре и тонкий шрам на предплечье. Маленькие несовершенства на совершенном теле лишь добавляли ей шарма.
Она была ошеломляющей.
«И ты должен от нее отказаться», – напомнил внутренний голос, вторгаясь в мои мысли.
– Ты пунктуален, как часы, – сказала она, улыбаясь, и эта улыбка могла уничтожить любую решимость.
– Ну, знаешь, я не люблю опоздания, – ответил я, стараясь сохранить спокойствие, хотя сердце колотилось в груди. – Ты выглядишь…
Я не мог подобрать слов, чтобы описать ее или выразить свои чувства. Словно весь мой словарный запас тут же улетучился.
Улыбка на ее лице угасла. Mierda…
– Ох, это слишком, да? – забеспокоилась Джемма, когда я затянул с ответом. – Я могу переодеться. Дай мне пару минут, и я…
Я не дал ей закончить и не позволил уйти, когда она развернулась, чтобы вернуться в комнату. Схватив ее за руку, я остановил ее. Наши взгляды встретились, и я не мог не заметить ее неуверенность и замешательство в этих шоколадных радужках.
Я сделал шаг в ее сторону и встал почти вплотную. Это была наша третья встреча, но я точно мог сказать ей, что у Джеммы Марони был собственный аромат, присущий только ей: смесь персика или манго с чем-то более свежим, возможно, мята.
– Ты чертовски красива, Джемма Марони. Просто ослепительна.
Улыбка вновь вернулась к ее губам.
Иисус, как же мне хотелось прижаться к ним, чтобы проверить, такие же они на вкус, как пахнет сама Джемма. Хотелось запустить руку в ее шелковистые волосы, чтобы ощутить их мягкость. Хотелось сорвать с нее это платье, чтобы вспомнить мягкость ее кожи.