Потянувшись лишние пару секунд, но успев прочувствовать каждую мышцу, я лениво выбираюсь из кровати и иду распахивать шторы, за которыми открывается прекрасный вид на вечерний Мельбурн. Смотрю на часы – девять вечера. Зря я, конечно, позволила себе отключиться на два с лишним часа после усердной тренировки, но во всем виновато джакузи. Расслабило меня так, что я заснула под «Один дома», стоило только забраться в постель.

Не успеваю составить в голове логичный план действий, когда желудок, отозвавшийся противным урчанием, решает все за меня. Поэтому я плетусь в ванную комнату, чтобы умыться холодной водой и наклеить патчи под глаза, и на ходу проверяю телефон, смахивая сообщения от папы и уведомления новостных лент. Пока не натыкаюсь на… Нет, нашими совместными фотографиями с Алексом Де Виллем на крыше меня уже не удивишь. Их было много, но обсуждали эту тему ровно один вечер, и я даже сохранила себе парочку на память. Не из-за Де Виля, конечно, а потому что я на них особенно хорошо вышла. Сейчас же я застываю на месте совсем по другому поводу.

«Джеймс Холлиуэлл неожиданно выбывает из борьбы за трофей Australian Open после второго круга».

А вот это шок-контент! Я завороженно пялюсь в экран, испытывая что-то наподобие волнения. Перед началом турнира я читала статью с аналитическими раскладами на турнир. Писали, что если Джеймс не защитит прошлогодний титул, то Алекс, в случае успеха, может сместить его с первой строчки чемпионского рейтинга. То есть… То есть, он реально может наконец-то стать первым?!

Одергиваю себя. Усилием воли гашу совершенно неуместное ликование. Мне-то какое дело до раскладов в мужском рейтинге? И вообще, столько думать о дьяволе, только проснувшись, не лучшая из моих идей. Поэтому я выбираю трек любимых Imagine Dragons в плейлисте и, заглушая им навязчивые мысли об Алексе, собираюсь на поздний ужин, о котором папе знать ни к чему, потому что это прямое нарушение распорядка моего дня.

Надев простую белую футболку с голубыми джинсами, чтобы не разгуливать по ресторану в спортивной одежде, я спускаюсь вниз на лифте. Успешно игнорирую мысли о Де Виле, спутавшем меня с прислугой в нем же. Но все равно не могу сдержать радость от осознания того факта, что ранний вылет Холлиуэлла может приподнести Алексу первую строчку на блюдечке! Если это случится, моя совесть, которая мучает меня после выходки на спонсорском показе, будет чиста. Это ли не удача?

Я захожу в зону шведского стола уже совсем в другом настроении, даже несмотря на то что, на первый взгляд, все столики кажутся занятыми. Приткнусь где-нибудь. Собираюсь выпить горячий чай и перекусить чем-нибудь легким, нежирным, когда…

– Черт! – в тот же миг резко отшатываюсь назад и прячусь за кофейным аппаратом, потому что замечаю у мясных нарезок в нескольких метрах от меня Алекса, которого-не-должно-быть-здесь, Де Виля.

Ну и какого черта он не ужинает в мишленовском ресторане, расположенном где-то под крышей? Я думала, что он всегда заказывает еду в номер. Ни разу за все дни не видела его здесь и уж точно не собиралась встречаться с ним сегодня! Особенно с наспех расчесанными волосами, которые еще и прилизаны с одной стороны – с той, которой я лежала на подушке. Снизошел до простых смертных?

Моя растущая злость никак не мешает мне его разглядывать, к слову. Сейчас, когда его тонкие цыплячьи ножки спрятаны под темными джинсами, а сверху надета огромная черная толстовка с личным логотипом он кажется еще более привлекательным. Хотя я не то чтобы признаю его привлекательность в принципе. Или, может, это из-за небритости на щеках, которой стало больше. Или из-за легкой улыбки вместо хмурого выражения лица. Или… а не пошел бы он к черту! Не хватает пялиться на него, как будто я на него запала!

Нет. Нет и… нет.

Я просто не привыкла чувствовать себя перед кем-то виноватой. Потому что обычно не творю глупости. Это не про меня. Четкое следование плану, расчет на несколько шагов вперед и полная предсказуемость – вот она я. Из-за Де Виля в голове произошел сбой, и теперь… Наверное, теперь стоит просто извиниться перед ним, чтобы закрыть вопрос. Да, точно. Я подойду, извинюсь и забуду…

И я уже делаю шаг вперед, когда он оборачивается в мою сторону. С испугу я снова отскакиваю назад и… БАХ! БА-БАМ! ДЗЫНЬ! Конечно, переворачиваю стопку кофейный чашек у аппарата, которые с оглушающе громким звоном одновременно падают на пол и разбиваются. Вдребезги. Привлекая внимание не только Де Виля, но и всех в ресторане.

Какой. Позор.

Не глядя вокруг, я приседаю, чтобы… не знаю, убрать этот погром. Хоть что-то сделать, чтобы не стоять и не смотреть, как все смотрят на меня. Как он смотрит на меня. А он точно смотрит, потому что у меня горят щеки и уши. Ко мне тотчас подлетают официанты: кто-то бросается собирать осколки, кто-то пытается меня остановить, пока я не перестаю извиняться и повторять, что за все заплачу.

– С-с-с, – шиплю сквозь зубы, когда упираюсь коленкой в один из мелких осколков, что впивается в грубую ткань джинсов, к счастью, не проткнув ее насквозь.

Мне бы встать и сбежать с места преступления, но уже поздно. Я отчетливо ощущаю приближение Де Виля, вижу, как нависает надо мной его тень.

– Все-таки в тайне от папочки подрабатываешь горничной? – слышу смешок после его слов и невольно стискиваю кулаки. – Я знал, что не мог ошибиться в вас, мисс Филатова.

Пусть я и выгляжу глупо, игнорируя двухметровую тушу рядом с собой, но не оборачиваюсь из принципа. Продолжаю собирать острые осколки в наполовину уцелевшую чашку, которые и без меня, судя по всему, уберут.

– Встанешь? А то люди могут подумать, что ты мне в ноги кланяешься, – лишь сейчас понимаю, что говорит он на родном французском. Только на нем его голос звучит так мелодично и завораживающе. Ага, пока не вдумываешься в смысл слов.

– Плевать мне, что они подумают, – шиплю принципиально на русском, но Де Виля это не смущает. Он настойчиво тянет меня за локоть к себе, быстро объясняется с официантами, чтобы, если возникнут проблемы, записали ущерб на его счет, а потом ведет меня в дальний угол и усаживает за столик.

На котором лежит моя бейсболка. Та самая, которую я потеряла на крыше.

– С чего ты решил, что я буду ужинать с тобой? – с вызовом смотрю на него снизу вверх, пока его макушку, точно нимб, подсвечивают потолочные лампы. Это чертовски обманчивое впечатление.

– А ты видишь другие свободные столики?

Я вижу его большие руки, которыми он упирается в спинку стула напротив. Пару лишних раз моргаю, чтобы прийти в себя. Мне не нравится то, что со мной происходит. Рядом с Алексом Де Вилем я превращаюсь в неуклюжую заторможенную коалу. Я видела их в передаче про Австралию – они милые, но странные. Жаль, только по телевизору видела, а не вживую, всегда времени не хватало съездить на остров Филиппа.

– Тебе что-нибудь принести? – говорит вполне дружелюбно, но я везде ищу подвох.

– Я могу сама…

– Лучше не надо, – он улыбается в тридцать два зуба! А я замечаю, что в нашу сторону все еще поглядывает народ и трусливо натягиваю бейсболку на голову.

Откидываюсь назад, скрещиваю руки на груди.

– Лосось. И салат. Греческий, – выдаю отрывисто.

Де Виль, кивнув, молча уходит добывать еду, а я медленно, но верно успокаиваюсь, продолжая наблюдать за ним украдкой. За тем, как он почесывает подбородок, выбирая кусок свежей рыбы у гриля, где ее могут зажарить. За тем, как ему пытаются угодить, стоит тому нахмурить брови. За его спокойными жестами, которые противоречат моему представлению о нем – все знают Алекса Де Виля как чрезвычайно эмоционального и вспыльчивого теннисиста. Жесткого, вредного и даже злобного. Сейчас он не такой, и я не совсем уверена, какой из них настоящий Алекс.

Но я должна извиниться перед любым из них. Чтобы перестать чувствовать вину – так я решаю. Я ведь именно поэтому думаю о нем, правда? Сразу после меня отпустит.

– Бон апети, – желает мне приятного аппетита на французском, в очередной раз застав меня врасплох, потому что я уплыла глубоко в свои мысли. По рукам и ногам бегут мурашки, и я сильнее обнимаю себя.

Ненавижу французский. Ужасный язык. Учила его, потому что моим первым тренером в академии был француз.

Алекс молча приступает к ужину и довольно быстро уминает говяжий стейк с овощами. Пока я лишь слегка ковыряю вилкой салат – кусок в горло не лезет.

– Извини-меня, – выдаю в какой-то момент скороговоркой, пока не успела передумать.

– Прости, что? – невинно уточняет Алекс, с любопытством разглядывая мое пылающее лицо.

Посылаю ему убийственный взгляд из-под козырька кепки.

– Извини. Меня. – мой голос похож на скрежет гвоздя по стеклу. Ненавижу извиняться!

– За что именно я должен тебя извинить?

Судя по самодовольной ухмылке, ему просто хочется надо мной поиздеваться. Не может просто так принять мой «пардон»?

– За выходку с твоим поло. Это было глупо. Извини.

Алекс задерживается на мне взглядом темных глаз. Мне приходится не моргать и не дышать, чтобы не выдать, как не по себе становится от его пристального внимания. А когда он в ответ просто пожимает плечами, я делаю несколько лишних вдохов и начинаю болтать без остановки.

– Но, возможно, это было даже к месту. Если Холлиуэлл сейчас вылетел, ты можешь выиграть турнир и стать первой ракеткой мира. Все только и будут говорить о том, как ты поборол это проклятье «вечно второго» и…

– Холлиуэлл вылетел? – удивляется Де Виль.

– Да, – киваю. – Как будто ты не следишь за ним…

– Нет. Я не читаю новости во время турниров. Артур фильтрует их для меня. Там обычно…

Он не успевает договорить, но я понимаю, что имеет в виду. Обычно об Алексе Де Виле пишут либо плохо, либо никак. А не успевает, потому что нас крайне внезапно оглушает противный завывающий звук.

– Пожарная тревога? – спрашиваю я, озираясь по сторонам, но не двигаюсь с места.

– Пошли, – а Де Виль уже берет меня за руку, как будто это для него привычное действие, и без лишних слов тянет за собой.

Глава 9

Алекс

Под раздражающий барабанные перепонки ор сирены я веду нас с барби по эвакуационным знакам мимо кухни на лестницу первого этажа. Действую на инстинктах, думать обо всем буду потом. Никаких резких движений, быстро ориентируюсь в пространстве, оцениваю обстановку. Крепче сжимаю маленькую ладонь в своей руке на поворотах до тех пор, пока мы не упираемся в дверь.

Толкаю ее, вечерний воздух бьет прохладой в лицо и… выдох. Теперь можно осмотреться, понять, что мы на заднем дворе отеля, и выдохнуть.

Все еще не отпуская руку Филатовой, свободной подкидываю зеленое яблоко, которое схватил по пути, потому что не успел прикончить овощи на ужин. Она молчит все это время. В шоке? Еще бы нет. Я сам с трудом осознаю, что творю, но это кажется важнее и выше дурацких споров и противостояния. Все потом. Вместе с ней, уже никуда не спеша, обхожу здание и выглядываю из-за угла – у главного входа целая куча народа и толпа папарацци.

– Туда, – указываю в противоположную сторону, накидывая капюшон. Недалеко, насколько помню, был сквер, где можно переждать какое-то время и остаться незамеченными. Тем более на девчонке бейсболка – сойдем за неприметную пару.

– Куда ты меня ведешь? – пройдя целый квартал, наконец, подает она голос. И даже вырывает руку, оказавшись в тихом проулке, куда лишь отдаленно доносятся звуки аварийки приближающихся пожарных машин.

Я только сейчас замечаю, что она тяжело дышит – да, поспеть за мной довольно непросто.

– Можешь вернуться, если хочешь попасть в вечерние новости. Понравилось там? – довольно резко отвечаю ей, потому что все еще на взводе.

Спрятав руки в карманы, смотрю на выглядывающую из-под козырька бейсболки блондинку. Дерзкая Аня. Воинственно настроена, будто я похитил ее, а не пытался спасти. Судя по сверкающему в свете фонарей взгляду, она тоже видела наши совместные фото. О да, вчера, помимо Артура, мне их не сбросил только… мой младший брат. Потому что я успел кинуть его в блок за дебильные приколы. Временно.