Главное – на Тимоху не наступить. Тот развалился прямо между кроватями, которых в номере всего две. Постелили ему рогожку, под голову сунули тюфяк из соломы – и хватит.

– Ах ты тварь! – в рычание Петра и охи-ахи его подружки вдруг вплёлся новый, яростно возмущённый голос. Не иначе как благоверный вернулся и застукал голубков на горячем.

Звуки ударов, борьбы, рычание соперничающих самцов под окнами окончательно прогнали мой сон, хотя и не разбудил моих спутников. До поры. Пока из темноты не раздался истошный бабий визг:

– Убили-и-и!!!

Вот теперь, наверное, проснётся весь постоялый двор, включая собак.

Тимоха подскочил, протирая глаза:

– Кого убили?..

А вот Володе всё нипочем – спит как убитый. Ну, да он же под хмелём.

Ввязываться в разборки нет ни малейшего желания. А ну как свидетелем потом стану?! Да и что, жалко мне кого, что ли? Кто там орёт – сам виноват.– Тихо! – шикнул я. – Два мужика сцепились, да и чёрт с ними. Спи дальше.

– Да спи ты, господи. Орёт и орёт, – отмахнулся я.– Так ведь баба же это… – логично сомневается Тимоха.

За окном забрезжил слабый рассветный свет, послышались новые голоса, суета… И я неожиданно вырубился. Вся эта кутерьма, крики, драка меня, наоборот, расслабили. Заснул, как убитый, и проспал до самого утра.

Утром, как оказалось, – никто никого не убил. Одному, правда, башку раскокали – теперь валяется хворый. А второго в полицию, или куда тут положено, сдадут. Специально я, конечно, никого не расспрашивал. Просто слышал краем уха, как вышибала местной гостиницы всё это подавальщице рассказывал.

– Простите, молодой человек, а вы, часом, не в Ростов ли путь держите? – внезапно обратился ко мне невысокого роста благообразный господин… лет этак за полтинник, если я правильно тут распознаю возрастные градации.

Лицо интеллигентное, на носу – пенсне. Он тоже ночевал в здешней гостинице и сейчас завтракает. Очень скудно, надо сказать: всего лишь тарелкой постной каши. Хотя, может, диета у дяди такая?

– Допустим, – благосклонно киваю я, догрызая куриную ножку – завтрак у меня, в отличие от дяди, недиетический.

– Ох, как мне повезло! – всплеснул руками он. – Видите ли, попал в сложнейшее положение: денег при себе нет, а в Ростове я непременно должен быть до обеда… Позвольте представиться: Мошин Филимон Сергеевич, бывший титулярный советник.

Прикидываю… титулярный советник – это, значит, чин девятого класса. Личное дворянство, стало быть, имеет. А таким, по правилам хорошего тона, как-то неловко отказывать. Да и ехать ему недалече – всего до Ростова Великого. Авось, развлечёт в дороге…

– Алексей Алексеевич, дворянин Костромской губернии. Путешествую по личной надобности в Москву. Позвольте предложить вам место в моем экипаже, а если желаете – велю принести еды или напитков к дороге.

Садимся в карету под удивлённые взгляды моих попутчиков: Ольги и Владимира. Удивление, впрочем, быстро сменилось радушием. Девятый чин – не велика птица, конечно, но всё же – дворянин. Да и вообще – не их дело, кого барин в экипаж к себе сажает.

– Еду я из Ярославля, сударь. С попутчиками, с коими ранее условился о совместной дороге, случился конфуз – сцепились, да так, что чуть не до поножовщины дело дошло. А я, как чувствовал, – не стоило авансом деньги давать. Теперь вот и поиздержался, как говорится, “при полном налицо отсутствии средств”, – юморит в дороге Филимон. – Дома-то пенсия, конечно, ждёт, да до него ещё добраться надобно. Уже подумывал, не продать ли чего… да разве найдётся покупатель на моё добро? В саквояже, кроме пары книжек да несвежего белья, и брать-то нечего. Кто ж такое купит?

– Большая нынче пенсия? – мне реально интересно.

– Куда там! Я вот в этом году вышел, и, право сказать, как жить буду – не знаю. Был оклад пятьсот серебром… Так вот теперь имею с него половину. Это мне ещё повезло! А ведь у многих и треть выходит только, или меньше. А если двадцать лет не выслужил – всё, считай, зубы на полку, – смеется старик, попутно уминая рыбник.

От угощения он отказываться не стал. И правильно сделал! А мне не жаль. Даже приятно. Чувствую себя прямо-таки благодетелем.

– Двадцать лет – солидно, – киваю я, с уважением глядя на попутчика. – По вам видно: человек вы заслуженный. А какой пост занимали, если не секрет?

– Помощником прокурора был. Как в пятом годе факультет нравственных и политических наук закончил, куда ещё при Павле поступил, так и трудился по законодательной стезе.

Ну что ж… не зря у меня душа такая широкая и добрая! Ладно, про университет он мне сейчас расскажет – это, конечно, любопытно, но не суть. Учился он, поди, ещё при царе Горохе, с тех пор много воды утекло. А вот то, что человек с законами на “ты” и может мне что-то подсказать насчёт моего московского домика – это уже хорошо. Это – польза.

– А вы, может, чем-то конкретным занимались? Ну, скажем, имущественными вопросами?

– А как же! – оживился Филимон. – И уголовные, и имущественные дела вёл. Поддержка обвинения в судах, надзор за ходом следствия, контроль над полицией и тюрьмами, проверка законности приговоров… Всё делал! А вижу, у вас ко мне вопрос имеется? Не стесняйтесь, коли могу быть полезен – с радостью помогу.

Глава 6

Пока по дороге обсуждали юридические тонкости, связанные с моей московской недвижимостью, незаметно добрались до Ростова. И я в очередной раз чуть не прокололся: хотел было назвать здешний кремль “кремлём”, да вовремя спохватился – тут он, оказывается, именуется Архиерейским двором.

– Если бы дело касалось мещан, тогда да – тебе, сударь, дорога была бы прямая в Московский ратушный суд, – поучал меня мой титулярный попутчик. – Но ты – дворянин, стало быть, тебе надлежит обращаться в Московский нижний земский суд.

– Жалобу, коли что, я помогу составить, мне сие дело привычное, – тут Мошкин хитро взглянул на меня, – А заодно и подзаработаю.

Разумеется, соглашаюсь – с чего бы отказываться, коли польза налицо. Поэтому сразу по приезде удостоился чести быть приглашённым в гости к Филимону Сергеевичу.

Жилище бывшего титулярного советника, а ныне пенсионера, располагалось в задней части купеческого дома, что у тракта. Снимал он тут, как выяснилось, не одну комнату, а всю квартиру – две жилые комнаты да кухонку с сенями.

М-да… Ну и беспорядок развёл у себя Филимон – свинарник, не иначе. Говорит, кухарку недавно рассчитал – мол, дорого стало, теперь готовит сам. Уборку ему, вроде как, делают раз в неделю – но, по всему видно, особо не заморачиваются. Пыль по углам, на кухне – горы грязной посуды, стол завален бумагами, бельё сушится прямо на спинке стула… Ну, да я не чаи распивать сюда пришёл, а по делу. И надо признать – своё дело Мошин знает. Растолковал всё подробно и бумагу составил враз.

Имеющего в собственности дом по адресу улица Никольская участок 14.От дворянина …

Покорнейше доношу:

В принадлежащем мне по купчей крепости доме, находящемся по улице… а ранее принадлежащий помещице Костромской губернии Анне Сергеевне Пелетиной и купленный мной 29 июня 1826 года

…

Самовольно не платя платы проживает мещанка Марья Ивановна Толобуева с семьёй.

…

Не имея с нею ни письменного договора, ни устного дозволения, нахожу её пребывание в доме моём беззаконным и нарушающим право собственности.

Прошу Ваше Благородие:

Повелеть произвести выдворение означенной Марьи Ивановой из моего владения с помощью квартального надзирателя.

Купчая крепость прилагается.В случае сопротивления – подвергнуть её задержанию по полицейскому порядку.

В уверенности на защиту законов и порядка имею честь быть с совершенным почтением

И подпись:

Алексей Алексеевич….

Июля … дня, 1826 года

Дом 14, Никольская улица.

Пока отставной помощник прокурора строчил жалобу, я неспешно перелистывал книги, коих у пенсионера оказалось изрядное количество. Такой библиотеки я ещё ни у кого здесь не видел. Теперь понятно, отчего Филимон Сергеевич – человек далеко не глупый – нужду в деньгах терпит. Всё на книги уходит!

Денег он с меня, к слову, взял прилично – трёху. Столько же, по его словам, пойдёт на пошлину в суд. А ещё рублей до десяти возьмет адвокат – не самому же мне в суд идти.

Ну, это – если жиличка заартачится и выселяться не захочет. А я всё ж лелею надежду, что мещанка с дворянином ссориться не станет – не та у неё весовая категория. К тому же в годах она уже. Как бы вообще не померла та самая “лицейская подруга” Аннушки к моменту вручения жалобы – переписывать ведь придётся… Тьфу! Эким я бессердечным делаюсь. Три рубля мне, выходит, жальче, чем тётка!

Из Ростова мы направились в Переславль-Залесский, но опять до города не дотянули – заночевали на почтовой станции, вернее, в селе Новом. По привычке ожидал каких-нибудь событий, но ночь прошла спокойно. Никаких происшествий не поджидало нас и в Переславле. Ну и славненько! Мне эти волнения не к чему. А что действительно нужно – так это карету менять. Моя, хоть и рессоры имеет, но жестка в тряске, и плавности хода нет.

Как по мне, город, где мы заночевали, – побольше Ростова будет, хоть тот и зовётся Великим. Но Переславль куда как оживленнее выглядит: улицы гудят, народ – в перемешку с гружеными телегами, повсюду бойкая торговля. Жизнь здесь будто через край льётся – всё шумит, движется, аж в глазах мельтешит.

Наши припасы еды показали дно, так что с утра мы, не откладывая, отправляемся на рынок. Воздух над Переславлем ещё не успел прогреться дневным солнцем и от Никитской улицы, где устроились на ночлег, до торговой площади дошли по холодку. Рынок раскинулся на площади у Вознесенской церкви: шатры и лавки были расставлены вплотную друг другу, оставляя лишь узкие проходы для покупателей. Я как раз протискивался между толстомясой бабищей с корзиной и прилавком, заваленным зеленью, когда вдруг случилось оно – происшествие!

Мальчонка лет десяти, босой, в рваном зипуне, метнулся к нам из-под шатра и, рванув заплечную сумку у Тимохи, попытался сквозануть в какую-то дыру в заборе! Но я, шедший сзади, сработал быстрее, чем успел сообразить, что произошло, и в последний момент вырвал наше имущество у пацана. Сам от себя не ожидал такой прыти!

Остро захотелось дать леща раззяве Тимохе. Для профилактики, хотя бы. Тем более, в сумке, по правде сказать, ничего и не было. Всё, что покупали, мы складывали в корзину, которую тащил, разумеется, тоже мой крепостной.

– Озоруют, барин. Ловят ухарей, но они не кончаются. Купи говядинки, – промычал крепкий детина с красной мордой и голыми по локоть руками.

– Или вот – свининка! Только с утра закололи, ещё не остыла, – он откинул брезент, и показал нам розовую мякоть с белыми прожилками. – Из-под ножа, почитай. Меня тут все знают – не обману. Пётром кличут.

“Коли все знают – хорошо”, – подумал я про себя и кивнул:

– Ну, отрежь нам на три фунта. Да чтоб без кости.

– Дело, барин, говоришь. Шашлык днём сварганим! – одобрил мою покупку ара.

Пока Пётр заворачивал мясо в серую бумагу, я приметил движуху у соседней лавки. Ругались две деревенские бабы: одна – с полной корзиной яиц, другая – с подвязанным к плечу жирным гусем. О чём грызлись – понять было невозможно. Да и неважно. Рынок без бабьей ругани – всё равно что борщ без сметаны: вроде еда, а радости никакой. Пихаю локтём Тимоху, мол, яиц надо купить. Возражений опять не последовало.

Вскоре заполнились и корзина, и заплечный мешок. Молоко – ещё тёплое, прямо из-под коровы, сметана – в глиняной крынке, зелёный лук пучками, горох молодой, крестьянские пирожки, медовые коврижки, сушёная рыба с Волги. Даже белого хлебца взяли! А он тут, между прочим, не везде – пшеничная булка для богатых.