Барин из провинции (страница 8)
Антон, я так понимаю, надеется на какую-то милость от барышни, так как с облегчением воспринял мой отказ от предложения Эльвиры поужинать вместе. А сама девушка… по всей видимости, что-то во мне всё-таки нашла. По взгляду было видно – не просто слушала, а приглядывалась. Кто знает, может, я ей даже понравился. Или, по крайней мере, заинтриговал – а это в их кругу иногда важнее.
Моя Оля, несмотря на провинциальность, все вышеупомянутые фамилии знала и пояснила, кто есть кто. Оказалось, что Антон Дельвиг – это друг Пушкина. Тоже поэт и, как говорят, неплохой. Правда, пишет и в самом деле мало. Одно время был помощником Крылова в императорской библиотеке, а в прошлом году женился на дочке Салтыкова – Софье. Живут молодые, конечно, в столице – в Петербурге.
– Каховский… – задумчиво протянула Ольга. – Точно не скажу, но вполне возможно, один из тех бунтовщиков, которые в прошлом году на Сенатскую солдат вывели. А мальчишка… ну раз сказал, что из рода Дельвигов, и судя по форме, корнет, то, скорее всего, закончил Московский кадетский корпус.
– А Крылов… это тот самый? – зачем-то уточнил я.
– Да ведь Иван Андреевич один у нас, – смеется женщина.
Сидим мы в неплохом заведении – что-то вроде кафе. Не знаю, как тут это называется: кофейня, чайная или трактир? А я всё думаю, как бы так… ненавязчиво намекнуть Ольге, что моя благотворительная миссия подошла к концу. Да, я обещал довезти её до Москвы. Довёз. Более того – оплатил номер, отдав за него, между прочим, деньги, на которые в Костроме можно корову купить. А завтра пусть уж устраивается сама.
– К подруге утром поеду. Спасибо за помощь, Лешенька, – словно уловив мои мысли, избавила меня от неловкого разговора женщина.
– Если хочешь, довезём тебя. Багажа у тебя немного, конечно, но всё лучше, чем трястись на извозчике. Да и заодно посмотрю, как ты устроишься.
Тимоха и Владимир в разговор не вступают – оба серьёзно относятся к еде и в особенности к пиву, которое мне лично показалось слабым.
– Пирогов вам с собой завернуть? – услужливо предлагает официант, заметив, что я ухайдокал немалый кусок мясного, а теперь доедаю сладкий с малиной.
– Пожалуй, ещё такой же, мясной. И сколько с меня?
– Семьдесят копеек, – удивляет дешевизной халдей. Это чьё же мясо я сейчас ел? – За ваших спутников тоже вы платите? Тогда ещё два рубля. Итого – три.
А нет, всё нормально – дикие московские цены, как я и привык.
Откушав, расходимся по своим номерам. Я – в свой шикарный. Не успел коснуться подушки, как провалился в сон. И снятся мне, конечно, же, опять девушки. Да и что ещё сейчас может сниться? Не заседание же Государственной думы, как монархисту Хворобьеву, и не собрание пионерской дружины. Нормальный сон для моего молодого тела!
Утром завтракаем. На этот раз – в обеденном зале самой гостиницы. Оказалось, что завтрак включён в стоимость номера – уже не так обидно за большие деньги, что были уплачены. И, надо сказать, на нас тут не экономят.
На столе: белый хлеб, калачи, сливочное масло в стеклянной баночке – одной на всех. Сыр, сметана густая, деревенская (а какая она ещё может сейчас быть?) – в глиняной плошке. У меня и у Ольги – омлет с ветчиной. Владимир ест гречневую кашу с маслом и заедает холодной телятиной. А Тимоха заказал себе жареные колбаски, которые принесли ещё скворчащими на большом блюде. Подали также зелень – в плетёной мисочке. Тоже одну на всех. Пьём каждый своё: я – кисель, остальные – чай. Во вчерашнем кафе такая трапеза стоила бы нам четыре, а то и все пять рублей. А тут – входит в счёт.
Напротив нашего столика за завтраком устроился постоялец – сухопарый дядя лет сорока, с простоватой, но не глупой физиономией. По всему видно – не москвич. Одет опрятно: сюртук приличного кроя, при себе трость. Шляпа снята и положена рядом, аккуратно, как у человека, привыкшего к порядку.
Он чинно завтракает и одновременно читает газету – кажется, «Московские ведомости». Глаза бегают по строкам, губы чуть шевелятся, в одном глазу поблескивает монокль, другой прищурен.
Поев, дядя встаёт, неторопливо вынимает монокль, прячет его в нагрудный кармашек жилетки и собирается уходить, оставив газету на столе.
– Уважаемый, разрешите газетку вашу взять, почитать новости, – окликаю я его, когда он проходит мимо нашего столика.
– Так она за среду прошлую… Но отчего нет? Я всё, что хотел, прочёл, – небрежно кивнул мне дядя, торопясь на выход.
Тимоха услужливо приносит мне листки сероватой, плохого качества, бумаги. Шрифт крупный, всего четыре полосы текста.
МОСКОВСКІЯ ВѢДОМОСТИ
Подписка на полугодіе: 3 рубля.Издаваемыя при Императорскомъ Московскомъ Университетѣ Среда, 2 Іюля 1826 года. № 53 Цена за одинъ номеръ: 5 копеекъ серебромъ.
Недорого ведь, надо будет выписать! А новостей тут много… Пропускаю мусорные, вроде:
Изволили прибыти въ Москву изъ С.-Петербурга: господинъ полковникъ Лаптевъ со всемъ семействомъ своимъ, для улаженія частныхъ дѣлъ и пребыванія на лѣтнемъ отдыхѣ…
Объявляется повелѣніемъ ВЫСОЧАЙШИМЪ: ввести новый порядокъ и установленіе въ училищахъ кавалеріи, съ соблюденіемъ надлежащей строевой и образовательной части, дабы впредь благопристойнѣе происходило обученіе юнцовъ воинскаго звания…
Полкъ Кавалергардскій, по разряженію штаба, откомандированъ въ Звѣнигородъ на время лѣтнихъ лагерныхъ сборовъ, съ означеніемъ всѣхъ должныхъ припасовъ и рациона…
Официальные новости тоже мне ничего не говорят.
По соизволенію Его Императорскаго Величества, объявляется, что 16-го числа сего місяца, в преддверіи праздника Казанской иконы Божіей Матери, состоится торжественное молебствіе во всехъ полковыхъ церквахъ столицъ.ВЫСОЧАЙШІЙ УКАЗЪ:
Всемъ чиновнымъ и военнымъ лицамъ воспрещается появляться въ публичныхъ мѣстахъ безъ мундира или установленной формы. Нарушающіе подлежатъ взысканію.РАСПОРЯЖЕНІЕ:
А вот это уже интересно!
АФИША МОСКОВСКИХЪ ТЕАТРОВЪ:
– Балетъ: «Пасторальныя сцены изъ жизни провінціи».Театръ на Арбатѣ. Среда, 5 Іюля. Начало въ 7 часовъ вечера. – Комедія въ одномъ дѣйствіи: «Лукавое сълученіе».
Билеты продаются съ 10 часовъ утра въ кассѣ театра. Цена мѣста: отъ 25 коп. до 1 руб. серебромъ.
Трясу башкой, чтобы все “яти” и твёрдые знаки оттуда вылетели и мозг, наконец, начинает нормально воспринимать печатную информацию. Дальше пошли объявления.
Дом каменный двухэтажный с садом и службами в Белой слободе. Цена – 18 тысяч руб. ассигнациями. Обращаться к титулярному советнику Грачёву.ПРОДАЕТСЯ:
Сим выражается искреннее признание поручику Маркину, за честное возвращение утерянной шкатулки с бумагами. Г-жа К. Е. Вельская.БЛАГОДАРНОСТЬ:
Щенок английской породы (спаниель), чернаго цвета, с серебряным ошейником. Ждет владельца в трактире на Мясницкой, № 47.НАЙДЕН:
Были в газете и стихи. Как по мне, неважнецкие. Автор предпочёл остаться инкогнито и, скорее всего, за публикацию заплатил.
А я, тем не менее, зачитался. Мои спутники уже откушали и сидят, поглядывают в мою сторону с лёгким укором. Видно – ждут, когда я, барин, соизволю закончить и поехать смотреть свой дом. Ну а Ольгу обещался доставить к подруге – благо, нам по пути.
– Я вернусь к двум, чтобы освободить нумер. Если вас не застану, напишу записку, – сообщает, выходя из кареты, Ольга.
А неплохо у неё подруга устроилась: особняк в два этажа, да ещё и в самом центре Москвы. Высокая кованая ограда, украшенная причудливыми завитками и вензелями. У входа стоит привратник. Не сторож, а именно привратник – человек, который знает, кого пускать, а кого вежливо разворачивать.
– Мы тоже к двум вернёмся, – говорю. – Буду искать жильё… подешевле.
Мне неловко, что я снимаю с довольствия Ольгу, но она к этому относится с пониманием. Как, впрочем, и Владимир – тот вообще принимает всё с солдатским равнодушием. Чего уж говорить про Тимоху: этот скряга с самого начала считал мои траты на гувернантку лишними.
Никольская улица тоже, надо сказать, имеет свой лоск. Начинается она от Никольской башни Кремля, где расположен Заиконоспасский монастырь – вроде как там какое-то учебное заведение имеется. Название своё улица получила от монастыря Николая Чудотворца, который стоит ближе к Лубянке. Рядом и Московский университет, поэтому на улице много книжных лавок, трактиров. Есть и кофейни.
Проезжая по мощёной улице, читаю вывески – одна другой занятнее: «Книгопродавец Иван Глазунов», «Французская типография», «Чай и кофе в высшем вкусе», «Кружевныя изыски и товары дамскаго удовольствия», «Порядочный обед за полтину» – что бы это ни значило. Дома встречаются и каменные, и деревянные, в основном – двухэтажные, с мезонинами и резными балкончиками. А мой, напомню, – одноэтажный. Пытаюсь понять, где он – этот мифический дом. Номера на домах хоть и есть, но 14-го нигде не вижу. Придётся брать “языка”.
– А на что тебе, молодой человек, Никольская четырнадцать? – пробасил неторопливо шествующий по улице громадный дядя с тростью в руках – важная персона судя на морде.
– В гости заехать хочу, – бурчу я, не особенно желая вдаваться в подробности перед первым встречным.
– В гости? Тьфу ты… к этим христопродавцам, что ли? Вон он, сзади тебя. Проехал ты его, – дядя со мной разговаривать больше не желает.
Да точно – домик имеется. Правда, почему-то в два этажа. Хотя… если приглядеться – второй этаж деревянный, и явно надстроен не так давно. Сам участок, надо сказать, не так уж и мал и вполне приличный. Ограда – частокол, невысокий, но добротный, всё аккуратно. А вот ворота – впечатляют. Мощные, широкие, занимают, пожалуй, не меньше половины всего, отведенного под дом номер 14 места. Метров двенадцать, а может, и все пятнадцать в длину. А вот насколько участок уходит вглубь – не скажу, с улицы не видно. Надо заходить, смотреть.
Впрочем, по Никольской дом этот, конечно, не самый большой и не самый богатый. Но не убогий. Такой… крепкий середнячок.
Спешиваюсь и стучусь в ворота.
– Кого там нелёгкая принесла? – старческий женский голос раздался через мгновение после стука, словно меня тут ждали.
Глава 8
– Не бойся, не гости, – подпустив веселости в голос, кричу я.
– Мама, кто там? – раздаётся ещё один женский голос, помоложе. Кто говорит – не видно: частокол хоть и невысокий, но плотный, и двор скрывает. К тому же у самого забора растут два дерева, ветвями богатые. Не такие, конечно, величественные, как дуб у Толстого, но тоже ничего себе – вполне раскидистые. Кстати, хоть я и помню, о чём книга, украсть идею не получится – ведь сюжет сюжетом, а авторский слог рулит! Тут без вариантов.
– Орёт ктоть… гость, говорит.
А бабка ещё и глухая!
Через пару мгновений в воротах скрипит калитка и показывается сморщенная старушечья голова в платке. В руках у старушки клюка, а на носу… очки.
– Тут барин какой-то… – бурчит она, щурясь на меня поверх очков. – На карете. Карета облезлая… грязная. Барин одет дурно, в мятое. Чего надобно?
Окуляры бабка нацепила не зря: за пару секунд отметила всё – и облупленную карету, и пыль на сапогах, и особенно мой неглаженный сюртук, в котором на почтенного господина я похож был мало.
Отодвигаю старуху и захожу к себе во двор. Бабка крикливая, но легкая и, судя по всему, хоть и мещанка, почтением ко мне, “белой кости”, не преисполнена.
– Куда прёшь, окаянный! Поди прочь! Дочь, зови Михаила! – кричит бабка в сторону сеней.