Лара любила Светку, но тут почувствовала, что, конечно, рада за нее, но не от всего сердца. Да чего уж тут юлить? Завидует она ей. Ладно, у той есть муж, дети, так еще и тетка. А Ленка Поливанова? Мало того что утопала в достатке по самые гланды, так еще и любовь выиграла в небесной лотерее. Там, наверху, вообще следят за порядком? Почему выигрышные билеты достаются одним и тем же? Почему счастье отсыпают в одни и те же руки, а кому-то все время подсовывают пустышки? Кто вообще отвечает за порядок в этом бардаке? Почему у Лары нет никаких подарков судьбы? Только заслуженное, можно сказать, выгрызенное место под солнцем. Все, что она имеет, обильно полито ее потом. Терпение и труд, конечно, все перетрут. Вот они и перетерли ее жизнь в труху.

Лара механически улыбалась, поздравляла, но от второй чашки чая отказалась. Захотелось домой, чтобы закрыться в ванной, сесть под горячую воду и оплакать свою жизнь.

Но до дома не дотерпела. Выйдя на морозный воздух, Лара зарыдала в голос, грубо, некрасиво, с подвыванием. Она зажимала себе рот рукой, кусала пальцы, но не могла совладать с истерикой. Слезы лились так обильно, как будто прорвало внутреннюю дамбу. Светкина удачливость и Ленкина любовь стали последними каплями, терпеть собственную ущербность больше не было сил.

Лара годами уговаривала себя, что и так жить можно, не одна она такая. Море одиноких женщин. Не только в этом счастье. Ее ценят на работе, уважают в коллективе, живет в своей квартире, хоть и в неказистом доме, у нее есть друзья… Но поток слез смыл все эту конструкцию, она оказалась полой и какой-то бутафорской. Лара подняла глаза к небу. Звезды, чей свет еле пробивался сквозь загаженный московский воздух, смотрели равнодушно и презрительно.

И тут Лару охватила злость. На себя и на мир вокруг. На несправедливость, несовершенство и неблагодарность. Отчаяние достигло такого накала, что Лара достала телефон и набрала номер.

– Руслана, я приду! – крикнула она. – Я вас ненавижу, но свою жизнь я ненавижу еще больше. Я как проклятая…

– Чего орешь? – спокойно ответила Руслана. – Конечно, придешь. Я же сказала, в пятницу. А поговорить хочешь, так это не ко мне. Это к шарлатанам этим, психологам.

И положила трубку.

Гудки означали конец разговора. Но Лара слышала в них начало. Гудки походили на звонки перед спектаклем, когда самое интересное впереди. Как в театре, Лара прослушала первый гудок, второй, третий и только потом нажала отбой.

Неприятности

Целую неделю Лара прислушивалась к себе: не передумала ли, готова ли к новой встрече с Русланой? Приближалась пятница, а с ней и новая порция стресса. Хотелось малодушно соскочить с этого поезда.

Но ведь потом его не догнать, на подножку не запрыгнуть. Лара отлично понимала: если она не явится к Руслане в эту пятницу, истории придет конец. У той не забалуешь.

Тогда, рыдая на морозе, Лара готова была на все, лишь бы как-то перелицевать, переиначить свою жизнь. А спустя несколько дней думала, что и так жить можно. Ну в самом деле, квартира есть, работа есть. На работе ее, кстати, уважают. Регулярно выписывают грамоты. Правда, вместо премий.

Былая решимость то таяла, то наливалась новой силой. Лара сама не знала, чем все закончится. Решила просто подождать пятницы, а там как-нибудь все само устроится.

Утром в пятницу она пересчитала деньги, выглянула в окно и решила, что никуда не пойдет, обойдется без Русланы. Денег было откровенно жалко. Чем их меньше, тем более родными они кажутся. В ее решении не последнюю роль сыграла картина за окном. В свете фонарей искрящийся снег завораживал красотой. За ночь метель навела порядок, устранив черные отметины человеческих следов. Всюду нетронутое белое покрывало, поверх которого по периметру двора взгромоздились взбитые подушки сугробов.

Лара даже садиться не стала. Так и стояла у окна, пила чай и впитывала умиротворенность раннего зимнего утра. За окном было лучшее доказательство того, что жизнь не стоит называть дерьмом, что бы ни случилось. Тем более что у нее ничего и не случилось. Всего лишь Светке досталась квартира от тетки или бабушки, в Питере или в Казани, уже даже не вспомнить. А Ленка Поливанова сошлась с Димкой, у которого появились охранники. Разве это повод рыдать на морозе? Это все нервы, перегрузка на работе. Решено, надо позвонить Руслане и отменить визит. Или не звонить. Просто не прийти. Закончить эту историю без прощальных слов.

На работе все шло своим чередом. Ровно до обеда. А после обеда как будто кто-то прогрыз прореху в небесах, из которой на голову Лары посыпались разные гадости.

Неприятности случаются у всех. Но не у всех они приходят в самой мерзкой очередности. Стоило только Вере Николаевне, которую Лара считала бездарью, торжественно сообщить, что ее статью приняли в наикрутейший научный журнал, как Лара, проверяя почту, получила отказ на свою статью. Им, видишь ли, не хватило научной новизны. Какая новизна, если в общественных науках уже несколько десятилетий все пишут одно и то же разными словами? Поговаривали, что Вера Николаевна на конференции в Париже близко сошлась с мировым светилом, входящим в редакционные советы нескольких топовых журналов. Светило очень любило русскую литературу и теоретически знало все о русских женщинах. Вера Николаевна перевела теоретические знания в практическую плоскость, после чего все претензии к ее научной новизне были сняты.

А может, все это просто сплетни. Лара свечку не держала. Ее вообще не было на той конференции в Париже. Она, как проклятая, подменяла Веру Николаевну на занятиях.

Потом Лару вызвали в учебный офис и вручили расписание на следующий семестр. Это расписание напоминало изъеденную молью шаль – всюду дыры. Лекции и семинары перемежались обильными окнами, из-за чего в стенах университета нужно было проводить целый день. Расписание напоминало азбуку Морзе, выбиваемую на ее нервах.

– А почему такая чересполосица? – поинтересовалась она.

– Так иначе не получается, – с состраданием ответила Ирочка, отвечающая за расписание.

– Откуда столько пар? У нас новый курс набрали посреди года?

– Шутите? А вы разве не знаете? Вере Николаевне декан подписал творческий отпуск, она уходит монографию писать. Вот ее нагрузку и перекинули на вас.

У Лары вспыхнуло перед глазами. Она писала свою монографию ночами, нажив гастрит от переизбытка кофе. Оказывается, в этом заведении есть творческие отпуска.

Лара еле дотерпела до четырех часов, когда у декана начинались приемные часы по личным вопросам. Там она спросила и про отпуск, и про монографию. И получила ответы. Тезисно они звучали так: коллектив безмерно ценит и уважает Ларису, которая умеет совмещать научную и педагогическую деятельность, и потому ей особый творческий отпуск не нужен. А положен только летний, согласно трудовому контракту в соответствии с кодексом Российской Федерации. А Вера Николаевна так не умеет, она слабачка, ей необходимы особые условия для научной концентрации. Ей без отпуска монографию не осилить. Словом, Вере Николаевне далеко до Ларисы. Вера Николаевна – посредственность, а Лариса – звезда. Это все понимают. Потому и условия разные.

Лара вышла с чувством полного дежавю. Ее хвалили учителя, а в королевах ходила Ленка Поливанова. Теперь ее хвалит декан, а творческий отпуск получает Вера Николаевна. Ничего не изменилось. Только ноги стали болеть от одного вида каблуков. Вот и вся разница между Ларой-гордостью-школы и Ларой-гордостью-факультета.

Сломленная и потухшая, она вернулась на кафедру и подошла к окну. Зимой темнеет рано. Кругом разливалась серая хмарь. На тротуарах растекалась серая каша истоптанного снега, слякоть от реагентов. На душе тоже было серо и слякотно.

Вид из окна окончательно добил Лару.

Через час она уже стояла перед железной дверью на первом этаже, где проживала специалист по счастью Руслана. Лара боялась ее и уповала на нее, как на последнюю надежду.

Лед тронулся

Дверь открылась, и Руслана без сантиментов сказала:

– Заходи. Тапки бери и за мной.

То ли во второй раз уже не было прежнего эффекта неожиданности, только Лара обошлась без обид. Нашла тапки и молча последовала за Русланой.

Та завела ее в ту же комнату, в которой прошлый раз Лара получила головомойку. Всюду гнездились какие-то финтифлюшки, напоминающие о сувенирных рядах в Геленджике. Много мелкого, яркого барахла. Меньше всего комната походила на кабинет. Но Лара решила, что, видимо, так надо: необычная методика требует нестандартного антуража.

– Скажите, а вот это направление, которое вы практикуете, как-то называется? – осмелилась спросить Лара.

– А тебе зачем?

– Хочу почитать литературу, чтобы быть более подготовленной, более осмысленно воспринимать ваше… – Лара запнулась, подбирая слово. Наконец нашла нечто нейтральное: – Ваше наставничество.

Руслана хмыкнула.

– Значит, так. Я – специалист по счастью. Мы работаем на результат, а не ради того, чтобы тебе было о чем почитать.

– Да, но все же…

– Цыц! – скомандовала Руслана. – Ты чего хочешь? Шашечки или ехать?

Лара смутно помнила такой анекдот. Пришлось снять свои вопросы.

– Скажи, как тебе фразочка «Человек создан для счастья, как птица для полета»? – неожиданно спросила Руслана.

– В целом я согласна, хотя это похоже на идеальную модель…

– Ну и дура, – без особого чувства, как голый факт объявила Руслана.

– Вообще-то это сказал великий писатель Максим Горький, – попыталась защититься Лара.

– И что? Один дурак глупость сморозил, а тысячи повторяют. Если думать, что счастье – это когда легко, как птица в небе, то проживешь всю жизнь несчастной.

– Почему?

– Потому что мы не птицы. У людей все трудно. Жизнь – тяжелая штука. Это ее нормальное состояние.

– Но есть же счастливые люди?

– Полно таких. Это те, кто понял, что человеком быть трудно. Кто не бегает от проблем, а решает их. – Руслана шумно вздохнула. – Ладно, разминку закончили. Давай рассказывай.

– Что именно?

– Мне без разницы. Ну хоть про сегодняшний день расскажи.

И Лара начала свой рассказ. Сначала тщательно подбирая слова, как будто выпуская по одному из узкой калитки. Потом приоткрыла калитку шире, потом и вовсе снесла забор. Слова хлынули лавой, обгоняя друг друга. Руслана слушала, не перебивая, поглаживая кулончик, который лежал на ее выдающейся груди.

Лара сама не ожидала от себя такого потока. В воронку слов попала и Ленка Поливанова, и Светка с ее питерской квартирой, и Вера Николаевна с ее парижским другом, и много других доказательств, что жизнь не просто трудная штука, но несправедливая и гадостная. Лара еще многое могла бы добавить, но Руслана вдруг хлопнула ладонью по столу так, что статуэтка пастушки подпрыгнула на месте.

– Хватит! Значит, жизнь-сука обещала тебе одно, а подсунула другое?

Лара поспорила бы с формулировкой, но в общих чертах Руслана уловила суть проблемы верно. Она кивнула.

– А ты, значит, стоишь посреди этого дерьма вся в белом?

Лара опешила.

– Скажи мне, а чего ты сама в этот Париж не поперлась?

– Ну вообще-то туда виза нужна.

– И что? Ума не хватило с визой пободаться?

– Конференция всего три дня, а для визы нужно собрать документы с места работы, банковские выписки, предоставить медицинскую страховку, – обиженно начала оправдываться Лара. – И потом, с чего вы взяли, что в моем случае был бы тот же эффект? Тот мужик мог не обратить на меня никакого внимания.

– А тебе гарантии, значит, нужны?

Лара не очень понимала, куда клонит специалист по счастью. Но недоумение быстро развеялось.

– Значит, так. – Руслана смотрела строго и жестко. – Диагноз твой понятен.

– Что-то с нервами? С гормонами?

– Типа того. Ты ленивая и завистливая задница, – спокойно, поглаживая кулончик, произнесла Руслана.

– Ну, знаете ли… – Лара задохнулась от возмущения. – Кто дал вам право меня оскорблять?