– Разумеется. Редкий факт, но не удивительный. Насколько я понял, она давно отошла от дел. Вела жизнь самой обычной пожилой дамы с достатком. – Утешев залпом допил, отодвинул чашку, и вновь возникшая из ниоткуда барышня ловким движением забрала ее и перекинулась с поверенным быстрым взглядом. – С вашего позволения, я ожидаю давнего клиента, и если мы закончили… Могу чем-то еще помочь?

– О да. Признайтесь, где вы купили этот прекрасный кофий?

Глава 6,
В которой выясняется, кто из какого теста

Больше всего это напоминало медленно надвигающуюся грозу. Ураган. Цунами. Неотвратимый природный катаклизм.

Вначале – раскаты грома вдалеке. Тихо, глухо, невнятно. Потом все ближе и ближе. Вот уже можно различить отдельные звуки, слова. И – финальный грохочущий аккорд со звуком распахнутой двери. Ураган ворвался в комнату.

Первым признаки надвигающегося бедствия почувствовал сержант Карась, мирно дремавший на столе, на любимом месте – под зеленой лампой. Бумаги ради этого приходилось сдвигать в сторону, но Митя был не против. Присутствие кота ему не мешало. Скорее наоборот.

Карася частые посетители нисколько не смущали. Когда-то Мите хотелось верить, что он может служить живым датчиком опасности или неправды, но, к сожалению, кот возложенных на него надежд (кроме случая с бомбой в коробке) не оправдал. Мог залезть на колени к бывалому уголовнику, а особ приятных и обходительных, напротив, игнорировал.

В общем, Карась служил в единственно доступном и очевидном для него чине – обычного кота.

Приближение «урагана» он первым и почуял – нервно задергал ушами и пару раз стукнул о столешницу кончиком хвоста. Так что к появлению шумных посетителей Митя был готов, хоть и не ожидал, что буря примет такой масштаб.

– Ой, здравствуйте, хорошо, что вы на службе, а то как ни придем, вас нету. Петя, не стой, проходи, что ты стоишь? Видишь, начальство на месте. Ой, молодой такой, с ума сойти, неужели в полиции никого посолиднее не нашли? Мебель неплохая, Петя, смотри, как у Харитоновых колер, похож очень, я тебе говорила, светлые тона нынче в моде. Кресло дай мне, да не это, вон то, побольше. Боже, как жарко, ну и жара. Может, окно открыть? Или тут в полиции не положено? В седьмом году такое пекло было, тоже в апреле, я тогда у тетки под Воронежем гостила, помнишь тетку Марфу, она еще померла потом два года спустя. Гроб дубовый, модель «Клементина». Петя, да сядь уже, что ты мельтешишь перед глазами…

Речь лилась нескончаемым потоком, не прерываясь ни на секунду. Казалось, что слова выстреливают из женщины очередями, как мячики для пинг-понга – прыгают, отскакивают от стен, мебели, сталкиваются друг с другом и множатся, множатся…

К сожалению, необъятные легкие позволяли их обладательнице говорить без остановки довольно долго, и ошарашенный Митя пока не смог поймать даже малейшую паузу, чтобы прервать эту словесную лавину.

Все оставшееся свободным от пинг-понговых шариков пространство посетительница заполнила собой. На вид ей было около сорока, и более всего она напоминала пышную сдобу, которая норовит выбраться из тесного платья. Лицо у женщины румянилось и круглилось, шея выпирала пухлыми складками, и казалось, что удерживает ее от дальнейшего раздувания лишь впившееся в кожу жемчужное ожерелье. Глазки – круглые, темные – казались двумя маленькими изюминками, вдавленными в пухлое тесто.

За всем этим великолепием Митя не сразу разглядел ее спутника, который, слава Диосу, за все это время не произнес ни слова.

Если мадам пылко стремилась во все стороны сразу, то сопровождавший ее господин с такой же непреклонностью стекал вниз, как неудавшаяся опара. Спина сутулая, плечи поникли, черный пиджак уныло обвис, кончик носа царапает верхнюю губу, носогубные складки резко очерчивают узкий рот, внешние углы глаз опущены. И даже уши торчат как-то удрученно.

Посетительница между тем, устроившись напротив, помимо акустического удара нанесла еще один – визуальный. Ее необъятный фиолетовый наряд был выполнен из ткани в крупный узор. Кажется, Анна Петровна называла его «куриные лапы» – модный в этом сезоне арабеск. И теперь эти самые «куриные лапы» мельтешили у сыщика перед глазами, расплывались, дробились и размножались. От всего этого изобилия начала побаливать голова, и Мите хотелось лишь одного – прекратить этот словесно-куриный балаган и побыть хотя бы минуту в тишине.

Он уже открыл было рот, чтобы остановить гостью, но его опередил Карась.

– Мря-я-я-у-у! – Кот протяжно и басовито заорал, завершил вопль большим зевком, после чего сел, невозмутимо задрал вверх заднюю лапу и начал исследовать место под хвостом.

Помогло. Гостья покраснела и удивленно замолчала.

– Вы, простите, кто и по какому делу? – спросил Митя, воспользовавшись долгожданной паузой.

– Клара Аркадьевна я. Супруг мой – Петр Алексеевич. Хауд фамилия наша. Петя, предъяви визитную карточку, мы же заказывали, зря деньги, что ли, тратили. Ну и что, что полицейский не клиент? Мало ли, пригодится когда-нибудь. Наши услуги всем нужны рано или поздно. А вас как по батюшке? Дмитрий Александрович? Хорошо, что мы вас застали, а то дело, знаете ли, неотложное…

Меланхоличный Петя протянул Мите черную с серебром визитку, на которой значилось: «Похоронное бюро супругов Хауд “Тихий угол”. Безмятежное убежище после долгих скитаний».

Митя мысленно «выключил звук» у Клары Аркадьевны и, ознакомившись с карточкой, немедленно почувствовал себя клиентом ритуального агентства – правда, без обещанной безмятежности. Вероятно, это случилось из-за выражения лица Петра Алексеевича, который всем своим видом выказывал соболезнование. Не иначе как на это ушли годы практики. Посетитель поднял на сыщика страдающие глаза, и Митя тут же мысленно прибавил к его фамилии недостающую букву. Не Хауд он, а бассет-хаунд. Есть такая порода английских собак, на мордах которых написана вековая скорбь.

Отогнав образ Петра Алексеевича, превращающегося в унылого пса, Самарин «включил» обратно его супругу.

– А я вам чем могу помочь? – прервал сыщик посетительницу.

– Так бабушку ж похоронить надобно. Сколько можно ее держать? Не по-божески это, вся родня съехалась, ждут. Вы там свое расследование ведите как положено, а нам последнюю волю выполнить надо. Все уже готово давно, как по документам записано. Гроб буковый, модель «Нимфа», глазет серебряный, кисти шелковые, турмалиновые. Цветов заказали на триста рублей…

– Какую бабушку? – начал закипать Митя.

– Так нашу же, Зубатову Дарью Васильевну.

Теперь сыщик наконец вспомнил, где ему уже встречалась фамилия Хауд и название «Тихий угол». В последнем письме старушки, которое она оставила у поверенного. Эти двое были там отмечены как распорядители похорон. Выходит, они в придачу еще и родственники? Хотя с такой бабушкой какое еще занятие можно было выбрать?

– Вы ее внучка? – Митя, кажется, нашел подходящую тактику в беседе с Кларой Аркадьевной. Ее всего лишь нужно было прервать в любом месте монолога, и она незамедлительно начинала новый – на другую тему.

– Нет, Петя – ее внук. Петя, скажи полицейскому (Петя скорбно кивнул). Мы ей самая близкая родня, ближе никого нет. Кто еще позаботится о старушке, проводит в последний путь? Я ей сразу говорила, мол, не волнуйтесь, Дарья Васильевна, все проведем по высшему разряду. Кому еще, как можно такое дело чужим людям доверить? Так она и не против была, я ей каталоги показывала…

«Судя по всему, у Дарьи Васильевны просто не осталось выбора», – подумал Митя, представив себе не умолкающую ни на секунду родственницу с толстыми каталогами гробов и венков.

– Вы что же, ожидали ее смерти?

– Диос с вами, господин полицейский. Боженька старушке изрядно отмерил, от щедрот, но надо же ко всему готовым быть. Вот вы не думали о собственных похоронах? А зря, зря. Таким серьезным вопросом надо заранее озаботиться. Знаете, на Селятинском кладбище есть прекрасное место, сейчас с уценкой взять можно, двойной участок…

– Когда вы последний раз видели ее живой?

– Когда? В конце марта. Петя, напомни-ка мне. Суббота какое число было? А, точно, двадцать шестое. Заезжали в гости, стало быть. В добром здравии бабушка пребывала, царствие ей небесное, ужас-то какой. Петя, помнишь? Платье еще мое желтое отметила. Ты, говорит, Клара, на яичницу в нем похожа. Ах, шутница была…

– Где вы были в ночь на первое апреля?

– На первое? Это же в ту самую ночь, когда… О-о-ох… Как это у вас называется? Алиби? Так положено, да? Петя, что мы делали? А, точно, это ж когда купца Яшкина готовили, и рефрижератор поломался, а Кузьма запил опять. Кузьма – это наш цирюльник. Руки золотые, из любого покойника красавца сделает. Но заложить любит за воротник. Тут глаз да глаз… Мы ж тогда до поздней ночи и провозились – то Кузьму в чувство приводили, то лед в спешке искали. Ой суматоха была. Но Яшкин все одно хорошо получился. Петя, помнишь? Гроб тиковый большой вместимости, модель «Шевалье», обивка прюнелевая. Могу показа…

«Сейчас она достанет каталог гробов», – похолодел Митя. Судя по объемному саквояжу посетительницы, наверняка там такой имелся. Да туда бы и домовина поместилась при желании. Гроб сосновый, модель «Фараон». Тьфу, придет же в голову.

Нет, в такой обстановке вести нормальную беседу никак нельзя. Надо ехать в этот их «Тихий угол» и беседовать на месте. С Петей, с работниками, да хоть с тем же Кузьмой, если он, конечно, будет в трезвом уме.

– Я нанесу вам визит в ближайшее время для более обстоятельной беседы.

– А бабушка как же? Душегубца-то найти, конечно, надо, но старушку схоронить…

– Препятствий к выдаче тела я не вижу. Вот вам документ, в прозекторской предъявите. Печать только поставьте на третьем этаже, мой сотрудник вас проводит. Миша!

– Ой, ну вот же двухминутное дело, а столько ходить пришлось. Петя, пойдем, надо к вечеру управиться. – Клара Аркадьевна поднялась, и «куриные лапы» снова заколыхались перед глазами.

– А Петр Алексеевич задержится. Буквально на минутку. Мужской разговор.

– А… Ну, как скажете. Петя, ты дорогу потом найдешь? Тут заблудиться можно, столько коридоров. Ты, что ли, сотрудник? Боже мой, этот еще моложе, гимназист, не иначе. Веди, где там печать ставят. Да не надо так бежать, я ж не успеваю…

«Ураган» торжественно удалился, и Митя облегченно выдохнул. Супруга Хауда и так наговорила за двоих, но полезного из ее речи вышло немного. И, может, этот Петя вообще немой? Или из той же породы, что прошлогодний эксперт по живописи Зельдес, из которого слова выжимались, как вода из сухаря?

Оказалось, что внук Зубатовой вовсе не безгласен. С уходом супруги он как-то подобрался, выпрямился и вдруг произнес:

– Ревизорский визит.

– Что, простите?

– Так она это называла. Бабуля. Вторая и четвертая суббота каждого месяца. Говорила, мол, мои дражайшие могильщики заехали проверить, не пора ли закопать старушку.

– Шутка в ее духе.

– Вижу, вы тоже были знакомы. Не подумайте, мне правда жаль, что такое произошло. Мне, пожалуй, будет не хватать бабулиного оптимизма. Но родственные чувства… Нет, полагаю, само понятие «родня» было ей несколько чуждо. Друзья и приятели были ей интереснее, чем родственники.

– Значит, на наследство не рассчитываете?

– Не особо. Я свое уже получил.

– Поясните, будьте добры.

– Бабуля, если вы уже знаете, никогда не одалживала денег. Но всем внукам, правнукам и прочим троюродным племянникам единовременно дарила приличную сумму по достижении восемнадцати лет. На жизненное обустройство, так сказать. Каждый волен был распорядиться ею по собственному усмотрению, зная, что потом просить будет бесполезно.

– И как вы распорядились подарком?

– Женился. И открыл похоронное бюро.

– Не жалеете? – Митя вдруг проникся сочувствием к этому несчастному человеку. Наверняка он совсем не рад, что когда-то сделал не тот выбор.

– О чем? – искренне удивился Петр Алексе-евич.