Трудно сказать, совпадение ли опять виной, или моя активизировавшаяся везучесть, только на работе меня тоже ждали вопли. Я их услышал еще в коридоре. А когда зашел в первый кабинет, понял, что вопят именно в том, где расположено мое рабочее место. Возмущенно взрыкивал мужчина, истерично взвизгивала женщина. Ю-ю и Ольга, скорее всего. Во всяком случае, голос Юрия Юрьевича, даже искаженный гневом, я признал.

Я посмотрел на испуганно притихших сотрудниц. Их было восемь. Число справедливости и здравого смысла, доведенной до совершенства надежности и обновления. Помалкивать, когда за стеной орет начальник, имело здравый смысл без сомнений. Обновиться этим теткам тоже бы не мешало. Впрочем, и мне бы уже пора, только не придумали еще небесные программисты пакетов обновлений для нас, грешных. Может, и к лучшему. Перемены – они ведь обычно не до совершенной надежности доводят, чаще как бы наоборот.

Я сказал:

– Здрасьте.

Мне нерешительно закивали. И тут из двери, ведущей в мой кабинетик, пушечным ядром вылетел Ю-ю. Лицо красное, глаза навыкате. Обвел ими справедливое число подчиненных (меня, стоявшего у стеночки, вроде бы и не заметил), рявкнул: «Чего сидите?! Всем работать!», выскочил в коридор и затопал, удаляясь.

Я зашел к себе. В кабинетике было пусто. Это меня ошарашило. Я посмотрел на окно: закрыто. Да и третий этаж все-таки. И где же моя начальница? Не сам же с собой Ю-ю глотку драл.

Тут я услышал всхлипывания, только не сразу понял, откуда они доносятся.

– Ау!.. – тихонько позвал я.

Из-под заваленного конфетными фантиками стола вылезла зареванная Ольга Александровна.

– Чего тебе?

– Вообще-то я работать пришел.

– Ну и работай, чего уставился?

– Может быть, сначала познакомимся? Я – Гелий.

– Так, Гелий, – села за стол и перестала всхлипывать начальница, – Титькой меня не обзывать! Уяснил?

– Почему?.. – обалдел я.

– Потому что это гадко и по́шло.

– Да нет же, почему… Титькой? – Последнее слово я лишь обозначил артикуляцией.

– Потому что Тетакова. Ударение на второй слог. Но это по мужу. А так я была Сидоровой. Но Козой меня тоже звать не надо.

– Хорошо, – сказал я. – А как мне лучше к вам обращаться?

– Вот только не так! Я что, такая старая?!

Я обалдел еще больше. Совсем не понимал, чего она хочет. Хорошо, она сразу и пояснила:

– «Выкать» будешь тем вон, за стенкой. Половине на пенсию пора. А я молодая. Тридцать – это не возраст, а разминка. И я тебе не начальница, пусть Ю-ю сам в свою бездну идет. Ну, может, наставница пока. И по отчеству не вздумай меня звать. Просто Ольга. Уяснил?

– А можно – Олюшка? – улыбнулся я.

– Нет. Я же сказала, я замужем. У меня дочке три года.

– И что? – не понял я логики.

– А то! – вскинулась она. – Вон тех, за стенкой, будешь Олюшками звать!

– Всех?.. – заморгал я.

– Мне по барабану. Хоть всех, хоть через одну. Злые они.

– Ничего, зато я добрый.

– Вот и правильно, – кивнула Ольга. – Лучше не зли меня.

Да уж, прав был Ю-ю, моя наставница и впрямь оказалась девушкой эксцентричной. Будем надеяться, и в том, что я к этому привыкну, он тоже не ошибся.

Я кивнул на телесного цвета, с ладонью и пупком на обложке, книгу на ее столе:

– Почему Мураками? Действительно нравится?

Ольга посмотрела так, будто я сказал непристойность. Проворчала:

– Будешь читать то же, что остальные, – начнешь думать, как все.

– Чтение впрок, – улыбнулся я. «Норвежский лес» я прочел сравнительно недавно и эту цитату запомнил.

– Только умника не строй из себя, ладно? Можно подумать, тоже читал.

– Читал. А что в этом странного?

– Ты правда меня никогда не забудешь? – спросила вдруг Ольга, взглянув так, что захотелось прижать ее к себе. Только меня не так просто одурачить.

– Правда, – подмигнул я. – Зачем мне тебя забывать?

– Там не так! – фыркнула наставница и принялась листать книгу. Нашла, зачитала: – «Никогда. Мне тебя незачем забывать».

– Смысл-то верен. Я же наизусть не учил.

– Ладно, уел. Умный. Что дальше?

И тут я, сам не знаю почему, спросил вдруг:

– Ты случайно не знаешь девушку? Лет двадцати пяти. Высокая, почти как я, стройная, светлое каре, зеленые глаза…

– Зеленые глаза! – сморщила прямой классический нос Ольга. – Как по́шло. Вот как надо… – И моя наставница запела: – Глаза цвета хаки, оскал цвета крови!.. – Она оборвала пение. – Короче, это такая тощая жердяйка, которая в ю…

Ольга резко замолчала.

– В ю?.. – насторожился я. – Что «в ю»? В Ю-ю?

– Ага. Она втюрилась в Ю-ю. А он в нее. Они уже пятнадцать лет тайно встречаются, ты что, не знал?

– Оля, ну я серьезно!

– Ах, ты еще и серьезно? Ничего я больше не скажу, я тебе не сводница. Бабник!

– Что?.. – офонарел я.

– Что слышал. Мерзкий бабник! Фу!.. – Она сгребла разбросанные по столу фантики и притянула их к себе, будто я посягал на ее богатство. – Зачем тебя только ко мне посадили?

– Да ты никак ревнуешь? – осенило вдруг меня.

– Проститут! – вскочила вспыхнувшая алым маком Ольга. Она смяла в ком фантики, швырнула их в меня и выбежала из кабинета.

Вот тебе и на. Сколько, она сказала, ей лет? Тридцать?.. Не три, а именно тридцать? Да уж, Юрий Юрьевич, к такому я привыкать буду долго.

А вечером случилось то, чего я и боялся. Я переспал с Ириной. Не знаю, как это вышло. Правда, не знаю. Я это не планировал, честно.

По пути с работы я накупил в «Северросе» всякой еды, в том числе и пачку черного чая. Не люблю пакетики, привык обязательно заваривать. Но среди имеющейся на кухне посуды заварочного чайника я не нашел. И позвонил хозяйке. Чайник она принесла. А еще – бутылку вина. Мол, надо же обмыть мое новоселье, да и наше знакомство заодно. Короче говоря, познакомились. Правду сказала моя эксцентричная наставница. Проститут. Причем дешевый, ценой в бутылку красного сухого на двоих.

Потом я себя еще и не так обзывал. И оправдывать пытался – дескать, долгое воздержание, я ведь живой здоровый мужик, а тут лишь руку протяни… Вот и протянул. Не только руку. Утешился? А как я теперь в зеленые глаза моей красавицы смотреть буду?..

И тут внутренний голос цинично меня отрезвил: «Никакая она не твоя. И твоей никогда не будет. Ты ее старше лет на пятнадцать, козлина! У нее дочка и наверняка муж не чета тебе. Так что трахайся с Иркой и радуйся, что дает». Я попытался возразить: «А кто вопил про инструмент для «доброй магии»? Кто называл меня слюнтяем и придурком?» Внутренний голос начал припадочно ржать: «Инструмент!.. Для «доброй магии»!.. Не его ты только что использовал? Приколист, я и не знал. А придурок – это само собой».

Я испортил себе такое удовольствие! Ведь сколько мечтал: как в предвкушении жду на остановке желтую маршрутку, как она останавливается, открывает передо мной двери, я захожу… Пассажиры обычно смотрят на тех, кто заходит. Я ловлю взгляд зеленоглазки, улыбаюсь ей, киваю. Возможно, и она кивнет в ответ. Но в любом случае, выйдя из автобуса у ГОКа, я подойду к ней и скажу: «Привет!» А там как получится. Но получится обязательно, не может не получиться! И потом она меня тоже полюбит. Ну и пусть я ее старше. Зато мудрее и опытнее.

«Мудрее, чем кто? – наверняка подколол бы внутренний голос. – Чем она? А зачем тебе дура?»

Но ворчун молчал с прошлого вечера. А я стоял на остановке, готовый провалиться сквозь бетонные плиты. И когда подошла восемнадцатая маршрутка, я прошмыгнул в нее, боясь поднять глаза. На сей раз последнее кресло в одиночном ряду было занято, свободное нашлось по центру. Я сел, передал за проезд и уставился в замерзшее окно. И почти сразу услышал слева:

– Дошла, все в порядке? Умничка моя. Пятерок побольше! Пока.

Я невольно повернул голову. И встретился взглядом с сорокалетней златовлаской – вероятно, подругой или коллегой моей любимой. Она мне кивнула вдруг, и я, как попугай, ответил тем же. И быстро отвернулся к окну, чувствуя, как бешено молотит в груди сердце. Мою блондиночку я увидал лишь краем глаза, но хватило и этого, чтобы стыд и презрение к себе облили меня будто помоями. Нет, это было куда хуже помоев. Ведь я…

И тут проснулся внутренний ворчун. «А что – ты? Что ты такого сделал? Изменил своей жердиночке? Так она не твоя, я уже говорил. Ты даже имени ее не знаешь. А она тебя и вовсе знать не хочет. Зато ты, как нормальный мужик, хочешь трахаться. И сделал это вчера в свое удовольствие, а заодно и одинокой женщине его доставил. Все! Никому ты не изменил, потому что изменять тебе некому. А любовь-морковь твоя – выдумка, бред. Вызванный кризисом о-оочень среднего возраста. Так что утрись и смотри в окно. Вон на нем какая изморозь клевая!»

Рабочий день оказался вполне себе рабочим. Ольга была совсем не похожа на себя вчерашнюю, вела себя как самая настоящая мымра: ворчала на меня, называла тупым, когда я что-то не понимал в ее порой весьма мудреных объяснениях – класс ее как программиста оказался выше моего, не ошибся Ю-ю в ее оценке. Мураками и фантики со стола исчезли.

Мне пришло вдруг в голову, что девушка узнала о моих вчерашних плотских утехах, потому так себя и ведет. Но мысль была настолько идиотской, что когда синхронно ей Ольга в очередной раз спросила: «Ты что, тупой?», я ответил:

– Ты даже не представляешь, насколько.

– Ладно тебе, – смягчилась она. – Ты хоть что-то сечешь. Давал мне Ю-ю практиканта. Только на мои сиськи пялился, а что такое регистры, вообще не знал. Прикинь. Во-о-обще! Чистый девственный разум. Незамутненное образованием сознание.

– Может, ты его сознание затмила своими… – хотел пошутить я, но лишь крякнул с досады. Да, теперь мне в самую пору любоваться Олиными прелестями. А что? Дошла и до них очередь. Я же нормальный мужик. Мне же хочется!.. Тьфу.

Ольга, видать, что-то поняла. И женское чутье у нее оказалось отменным.

– Да уж в отличие от твоей жердяйки есть чем затмевать, – чуть выпятила она и впрямь весьма аппетитные, обтянутые черным свитерком полушария. И, определенно заметив, как я задержал дыхание, сказала вдруг, на полуслове закончив начатое вчера: – …ридическом отделе работает. Тарасова. Как тренер у фигуристов.

– А зовут?.. – попытался сглотнуть я вмиг пересохшим горлом.

– Тренера? Татьяна Анатольевна.

– Ну зачем? Ты ведь поняла… Тарасову из юротдела.

– Не были представлены друг другу, – развела Ольга руками. – Какая жалость, прикинь? И будет еще жальче, если до пяти не сделаешь того, что я показала. Скажу Ю-ю, что ты тупой и не подходишь.

Я принялся за работу. Но первым делом – айтишное у нас управление, или где? – я открыл базу сотрудников, нашел список юротдела и, чувствуя, как зависло на пару мгновений сердце, отыскал Тарасову. Их было две – пятидесятилетняя специалист второй категории и двадцативосьмилетняя начальница бюро. «Двадцать восемь! – мелькнуло радостной молнией. – Разница всего десять лет, а не пятнадцать!» Тарасова Елена Николаевна. Лена. Леночка! Ленусик!..

Я поморщился. Все эти ласкательные «усики-пусики» мне ужасно не нравились. Реально от них коробило. Ленчик – еще куда ни шло. Но лучше просто Лена. Как река. Глубока и широка. Тьфу ты!.. Я снова поморщился.

– Зуб болит? – сочувственно спросила Ольга. – Выбить?

– Лучше выпить, – вновь попытался сострить я. Вроде получилось, настроение-то улучшилось.

– Кстати, да, – серьезным тоном сказала моя наставница. – Поляну когда накрывать будешь? Я ликерчик люблю. И пиво. Нефильтрованное, живое.