Мысли метались, как испуганные птицы, ударяясь о стены сознания. Что я скажу этой нечисти? Как буду уговаривать? Предложу обмен? Или придется угрожать? А если она окажется сильнее? В голове всплывали обрывки когда-то прочитанных сказок – подношения в виде хлеба с солью, заговоры шепотом на перекрестках, обереги из рябины. Но это все были детские страшилки, не имеющие ничего общего с реальностью, в которую я теперь попала.

Стив все еще стоял передо мной, ожидая распоряжений. Его простоватое лицо выражало безоговорочную уверенность в том, что его госпожа справится с любой напастью. Эта слепая вера была почти невыносима.

– Приготовьте мне… – я замялась, – мешочек с солью. И железный нож. На всякий случай.

Хотя прекрасно понимала, что против настоящей магии эти предметы вряд ли помогут. Соль могла рассыпаться, а нож – затупиться о то, что нельзя порезать.

Пока служанки суетились, собирая мои вещи, я стояла у окна и смотрела в сторону Черного ручья. Там, за лесом, в маленькой деревушке, люди исчезали без следа. И теперь мне, бывшей Маргарите Андреевне, мелкому клерку из провинциального городка, предстояло стать их спасительницей.

Боги, за что мне все это?!

Собралась я на удивление быстро – по местным меркам, конечно. Уже через сорок минут, облаченная в простое дорожное платье из плотного серого баркана¹ с узким серебряным шитьем по подолу, изображающим защитные руны, я спускалась по широким ступеням парадного крыльца. На мне были практичные кожаные перчатки без украшений и удобные ботинки на низком каблуке – не роскошно, но для деревенской поездки в самый раз. В кармане платья лежал тот самый мешочек с солью, зашитый красной нитью, и небольшой, но крепкий железный нож в кожаных ножнах.

Карета, поданная ко входу, выглядела не лучшим образом – некогда черный лак на ее боках облупился местами до дерева, позолота на гербах потускнела и потрескалась, а кожаные шторки на окнах покрылись сетью мелких трещин, сквозь которые пробивался назойливый солнечный свет. Четверка лошадей в упряжи была не первой молодости, с проседью в гривах и слегка обвисшими спинами, их шерсть потеряла былой блеск и казалась матовой под утренним солнцем. Кучер – сгорбленный старик в потертом кафтане с выцветшими нашивками – сидел на облучке с таким выражением лица, будто заранее ожидал, что в любой момент колесо может отвалиться, а упряжь – разорваться. Да и вообще не верил, что мы доедем до места назначения в целости и сохранности.

Я с сожалением вспомнила, что богатые аристократы империи предпочитали путешествовать иначе – с помощью магических портальных колец, позволявших за считанные секунды перенестись в любую точку мира. Но такие артефакты стоили целое состояние и передавались по наследству в знатных семьях. Мне же, провинциальной графине, приходилось довольствоваться старомодным способом передвижения.

Стив уже ждал нас на своем вороном жеребце – крепком, но тоже не молодом, с седыми волосками вокруг темных ноздрей. Лошадь фыркала и бодро перебирала копытами, явно отдохнувшая после утренней поездки, ее грива была заплетена в простую косу, как у всех рабочих лошадей в имении.

– Тронули, ваша светлость? – спросил кучер хриплым голосом, когда я устроилась на потертом бархатном сиденье, с которого местами сыпалась набивка.

Не ожидая ответа, он щелкнул кнутом, и карета со скрипом, похожим на стон умирающего, тронулась в путь, колеса медленно проворачиваясь по выщербленному камню мостовой.

Дорога оказалась еще хуже, чем я ожидала. Карета подпрыгивала на ухабах, кренилась в рытвинах, а иногда так тряслась, что у меня стучали зубы и в ушах звенело. Через запыленное окошко, покрытое тонкой паутиной трещин, я наблюдала, как медленно проплывают бесконечные луга с поникшими без дождя травами, поля со зреющим зерном, изредка – перелески с чахлыми березками, их листья покрытые дорожной пылью.

"Черт бы побрал эти дороги!" – мысленно ругалась я, в очередной раз прикусив язык на особенно глубокой выбоине, когда карета накренилась так, что я едва удержалась на сиденье. В голове уже созрел план – как только в казне появится приличная сумма, первым делом займусь дорожным строительством. Нормальным! С каменным основанием и дренажными канавами! Чтобы ни одной лишней кочки! Пусть хоть весь годовой доход уйдет – но ездить по таким дорогам больше не придется!

Стив, ехавший рядом верхом, время от времени бросал обеспокоенные взгляды на карету, видимо опасаясь, что она развалится прямо на ходу. Его крупная фигура на лошади казалась воплощением надежности по сравнению с нашим шатким экипажем. Но старые колеса, скрипя и постанывая, все же продолжали вращаться, медленно приближая нас к месту назначения, оставляя за собой облако рыжей пыли, оседающей на листьях придорожных кустов.

Глава 6

К деревушке у Черного ручья я подъехала после обеда, с желанием убивать. Злая, готовая собственными руками разорвать любую нечисть, я вылезла из кареты на окраине деревушки, огляделась. Пусто. Тихо. Ни собаки не лают, ни птицы не поют, ни дети не кричат. Дома, обычно такие оживленные, теперь стояли с закрытыми ставнями, словно слепые. Ни дыма из труб, ни привычного стука топоров у дровяников. Даже куры, обычно шныряющие под ногами, куда-то исчезли. Вообще могильная тишина, нарушаемая лишь скрипом наших колес да фырканьем лошадей.

– Где все? – резко повернулась я к Стиву, и мой голос гулко разнесся по пустой улице, отдаваясь эхом от бревенчатых стен изб.

Управляющий неспешно слез с коня, почесав затылок.

– Дык кто где, госпожа. Кто в поле, кто по домам попрятался. Народ напуганный – лишний раз нос на улицу не высунут.

– А где живность? – спросила я, и в голосе моем зазвучали металлические нотки, которые сами удивили меня.

– Дык нечисть напугала, – равнодушно ответил Стив, привязывая лошадь к облучку кареты, его пальцы ловко завязывали узлы на потрескавшейся коже упряжи.

Ах, нечисть напугала…

Это стало последней каплей.

Действовала я, вспоминая все, что когда-либо читала и смотрела на Земле – от народных сказок до фэнтези-романов. Достала мешочек с солью (который служанки, посмеиваясь, все же приготовили) и начала очерчивать широкий круг вокруг кареты и нас со Стивом. Соль хрустела под ногами, оставляя на земле четкую белую линию, которая казалась неестественно яркой на фоне унылой деревни.

Встав в центре круга, я глубоко вдохнула, чувствуя, как воздух наполняет легкие, и крикнула так громко, что даже Стив вздрогнул, а лошадь беспокойно забила копытом:

– А ну выходи, нечисть! Не доводи меня!

Что именно я имела в виду под "не доводи" – сама толком не знала. Как и то, что буду делать, если никто не появится. Но древние инстинкты подсказывали – надо вести себя уверенно, как настоящая хозяйка этих земель.

И, к моему удивлению, призыв сработал.

Воздух перед нами вдруг заколебался, словно над раскаленными углями, и из ниоткуда вывалилась целая орава нечисти. Они появились все разом – тощие как скелеты и пузатые как бочки, покрытые клочковатой шерстью и лысые до синевы, орущие на разные голоса и молча скалящие гнилые зубы. Их кожа отливала болотной зеленью и землистой серостью, а от них пахло сыростью подвала и гнилыми листьями.

Они кинулись к нам, как стая голодных псов – одни скакали перед перепуганными лошадьми, заставляя животных бить копытами и ржать от ужаса, белки их глаз были видны даже из-за круга. Другие высовывали длинные, как у ящериц, языки, облизывая воздух, оставляя на нем мерзкий блеск. Третьи закатывали глаза так, что видны были только белки, покрытые красными прожилками, словно карта безумия.

– Молчать! – рявкнула я так громко, что даже собственным ушам стало больно, а эхо прокатилось по пустой деревне, ударяясь о закрытые ставни.

Не раздумывая, я схватила полную горсть соли из мешочка и щедро швырнула ее перед собой, за пределы защитного круга. Белые кристаллы, сверкая на закатном солнце, рассыпались веером, похожие на зимний иней.

Тут же раздался оглушительный визг, пронзительный и многоголосый, от которого заложило уши. Там, куда попала соль, воздух затрещал, как раскаленная сковорода под каплями воды. Несколько самых наглых тварей буквально испарились, оставив после себя лишь клубы вонючего дыма, пахнущего паленой шерстью и серой. Остальные мгновенно заткнулись и отпрыгнули назад, как ошпаренные, шипя и поскуливая.

В наступившей тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием Стива за моей спиной, из толпы нечисти вдруг выкатилось что-то большое и мохнатое. Оно подпрыгнуло, распрямилось – и перед нами оказалось существо, напоминающее огромную собаку, но стоящую на двух тонких, как спички, ножках. Его желтые глаза умоляюще смотрели на меня, а мохнатая грудь вздымалась от частого дыхания, и с каждого волоска стекали капли мутной воды.

– Не губи, хозяйка! – прогудело оно, и его голос звучал так, будто доносился со дна глубокого колодца, полного тины и старых страхов.

– Людей моих вернуть! – приказала я, и мой голос прозвучал тверже, чем я ожидала. – Сей же час! Ну!

Мохнатая тварь заскулила, поджав воображаемый хвост, и замахала лапами в странном ритме, будто замешивая воздух. Воздух снова заколебался, заструился, и вдруг из ниоткуда начали вываливаться люди – словно невидимая рука вытряхивала мешки. Они падали на землю, растерянные, испачканные тиной, но целые и невредимые, с широко раскрытыми глазами, полными недоумения и страха.

Сперва упал рослый мужик в порванной рубахе, с грязью на коленях и пустым, потерянным взглядом. За ним – две перепуганные бабы, обнимающие плачущих ребятишек, чьи лица были испачканы слезами и землей. Один за другим появлялись крестьяне – бледные, с синяками под глазами, в измятой одежде, пахнущие тиной и страхом. Некоторые шатались от слабости, опираясь на соседей, другие озирались по сторонам с диким, животным ужасом, будто ожидая нового нападения.

– В круг, – скомандовала я, указывая на защитную линию из соли, которая теперь казалась тонким, но нерушимым барьером между нами и остальным миром. – Быстро!

Люди поползли к карете, цепляясь друг за друга, их движения были медленными и неуверенными, будто они забыли, как пользоваться собственными телами. Дети всхлипывали, прижимаясь к матерям, взрослые шептали молитвы, их пальцы дрожали, перебирая складки одежды. Я пересчитала их взглядом – все на месте, все двадцать три души, которые недосчитались утром.

Повернувшись к мохнатому существу, я встряхнула мешочком, демонстративно подсыпая соли в ладонь. Белые кристаллы блестели на закатном солнце, как крошечные алмазы.

– Еще раз хоть кого утащите или напугаете… – начала я, медленно приближаясь к твари, и каждый мой шаг отдавался гулко в наступившей тишине. Та отползала назад, желтые глаза расширились от ужаса, а мохнатая грудь вздымалась чаще. – …засыплю с ног до головы. Солью. Горячей. Поняли?

Существо закивало так усердно, что клочья шерсти затряслись, а с них посыпались капли мутной воды, оставляя на земле темные пятна.

– А теперь – вон! Ну!

Последнее слово прозвучало как хлопок бича. Нечисть исчезла мгновенно – вместе с запахом болота и ощущением липкого присутствия, которое давило на грудь все это время. Воздух стал чистым и свежим, будто после грозы, пахнущим полынью и влажной землей.

Я глубоко вздохнула, разжала пальцы – соль тонкой струйкой потекла на землю, растворяясь в пыли.

– Домой, – тихо сказала я Стиву, глядя, как крестьяне, дрожа, помогают друг другу подняться, их движения постепенно обретали уверенность. – И чтобы к утру кто-нибудь привез соли. Много соли.

Кучер, до этого замерший на облучке, с готовностью взялся за вожжи, его пальцы крепко сжали потрескавшуюся кожу. Лошади, наконец успокоившись, фыркнули, будто с облегчением, и тронулись с места. А я в последний раз оглядела опустевшую деревенскую улицу, где теперь снова слышался привычный шум – где-то захлопнулась дверь, залаяла собака, заплакал ребенок, и этот плач уже звучал не как крик ужаса, а как обычная детская каприза.