Иван смотрел на меня с некоторым отчуждением. Его взгляд блуждал по моим растрепанным волосам, сияющим на солнце, и, казалось, будто мыслями он где-то далеко. Но ему придется вернуться и все объяснить.

– Ответь же! – вскрикнула я. На этот раз скорее жалобно, чем злобно. Уж больно мягким мне показался взгляд Ивана

Мужчина дернулся, словно его из сна вырвали, и отвел от меня глаза.

– На станции местная шайка привилегированных бандитов, – спокойно ответил он, снова заводя мотор. – Нельзя показываться им на глаза.

Я усмехнулась и молча натянула ремень безопасности. От волнения мои дрожащие руки никак не могли вставить металлический язычок в пряжку. Неожиданно мою ладонь накрыла большая мужская рука, и фиксатор мгновенно защелкнулся. В этом движении Вани не было той резкости и даже грубости, как в момент, когда он схватил меня за шею. Сейчас его касание показалось мне успокаивающим. Словно он чувствовал себя виноватым.

Не зная, куда деть руки, я сначала сложила их на животе, потом решила, что это комично, и взялась за пакет с пирожками, что было еще более странно. Наконец я раскрыла свою сумку и сделала вид, что проверяю очки, надежно припрятанные в жесткий чехол.

– Прости, – низкий голос Ивана заставил меня отвлечься от имитации важного занятия. – Нужно было тебя предупредить, но времени было мало.

– Твои дела с бандитами меня не интересуют, – с укором ответила я. – Ты мог высадить меня чуть дальше, я бы дошла сама.

Ваня тихо рассмеялся, и я против своей воли отметила, что у него приятный смех. Ох, Оля, не время об этом думать.

– Думаешь, они дали бы тебе просто пройти мимо? – поддразнивая, спросил он.

– Сомневаюсь, что они стали бы грабить девушку с пирожками, – я демонстративно покачала пакетом, показывая, что брать-то у меня особо нечего. Не думаю, что тот самый Кабанюк заработал свой гелендваген, воруя пирожки.

Ваня ненадолго отвлекся от пустой дороги и с интересом посмотрел на меня.

– Девушка с такими пирожками никогда не останется незамеченной, – слова прозвучали двояко и, кажется, сам Иван смутился. Он отвернулся к дороге, делая вид, будто не он только что ляпнул нечто странное.

– И как же мне теперь уехать? – немного остыв, спросила я.

– Тебе придется некоторое время побыть со мной, – твердо заявил Иван, выруливая с дороги прямиком в лес. – Надо понять, видели тебя или нет.

Я закатила глаза и ухмыльнулась. С каких пор мы начали играть в бразильский сериал? Можно подумать, я могу представлять для кого-то исключительный интерес.

– Что будет, если меня видели? – все еще насмешливо уточнила я. – На меня откроют сезон охоты? Может, у твоих дружков вместе с лосями гон начинается?

Пикап сбавил скорость, спокойно проезжая по накатанной дороге между деревьями. Иван нахмурился и поджал губы, словно решая, какой ответ мне дать: правдивый или такой, чтобы я отстала.

– Они мне не дружки, – скривив лицо от неприязни, ответил он. – Но в одном ты права: эти твари любят охотиться не по правилам.

Тяжелый тон и резко воцарившаяся тишина заставили меня поежиться. Трусливая и доверчивая Оля вернулась в свое тело, и я тут же ощутила, как ткань рубашки неприятно намокла от спины, покрывшейся испариной. Я нутром ощутила, что Иван не блефует – мужчины на автостанции действительно могли представлять угрозу.

И вот с этого угла обзора то, как он резко прижал меня к своему бедру в машине, выглядело не издевательством, а отчаянной попыткой укрыть меня от ненужных взглядов. Если это действительно так, то в какую историю ты вляпалась, Оленька?

– На следующей неделе я сам поеду в Москву по делам и отвезу тебя, – определившись с ответом, выдал он. Впереди показался лесной домик, и я сама не заметила, как на душе стало светлее. – А пока ты можешь заняться тем, ради чего приехала, Леля.

Верно. Я должна вспомнить, ради чего я здесь. Я должна написать роман о нас со Стасом. Должна разобраться в том, что между нами происходит. Я обещаю себе, что вернусь в город другим человеком. И я получу Стаса любой ценой или обрету свободу.

Машина остановилась за домом, и Ваня одарил меня долгим изучающим взглядом.

– Нам нужно установить правила, – в глазах мужчины мелькнула детская радость от того, что он вот-вот обложит меня глупыми правилами, и мне от перемены в его настроении тоже стало чуточку спокойнее.

– Например?

– Я прошу тебя не вести себя, как дикарка, – Иван дерзко улыбнулся, считав вновь появившееся на моем лице возмущение. – Это сильно сбивает с толку.

– Я не дикарка, – практически шепотом возмутилась я. Меня настолько удивил упрек Вани, что воздух выбило из легких.

– Ты постоянно раздета, Леля. И этот огонь в твоих волосах…

Иван медленно прошелся взглядом по растрепанным рыжим волнам на моих плечах. Его пальцы дрогнули, словно он с трудом удержал себя от того, чтобы коснуться меня. В его глазах мелькнуло сожаление, и он отвел взгляд.

– Дикарь здесь один – и это ты, – не без обиды отрезала я и вышла из машины.

Мало того, что этот громила буквально вжал меня в свою здоровую ногу, удерживая за шею, словно я была лишь дичью, пойманной к обеду, так он еще и смеет насмехаться над тем, как мне пришлось остаться без одежды. Как будто я специально старалась сбить его с толку своими нагими телесами!

Разумеется, если к этому нахальному медведю регулярно захаживают девочки особой профессии, то он явно привык видеть в доме более эстетичную обнаженку, а не то, что могла предложить я.

Боже, ничего я не собиралась предлагать! И почему так неприятно от того, что этому дикарю не понравился мой полураздетый вид. Можно подумать, меня бы порадовало, если бы он расхаживал по дому в одном полотенце на бедрах. Впрочем, как знать…

Я обернулась, чтобы посмотреть на то, как сильные руки Ивана достают из пикапа мой чемоданчик, который рядом с ним казался просто игрушечным. Это высокое гибкое тело навевало мысли о хищниках, об охоте, о скорости и… И о чем-то глубоко сокровенном. Внутри зашевелились странные чувства, и меня щекотнуло внезапно пробудившимся любопытством, словно до этого момента меня никогда ранее не интересовало мужское тело.

Похоже, посреди этого леса я действительно превращаюсь в дикарку. Во мне оживают чувства, которых я никогда не испытывала, а, если и подозревала об их существовании, то затыкала силой разума как можно глубже. А здесь и сейчас мне словно открывался новый мир. Новая Леля. И я не могла понять: бороться с чувствами с большей силой или дать им волю и посмотреть, к чему это приведет?

***

Едва дикарь отпер дверь, как я, плотно сжав губы от обиды, пронеслась вперед. Пересекла комнату и, глухо отстукивая пятками по деревянной лестнице, поднялась на второй этаж. И, кажется, снизу послышалось насмешливое:

– Фурия.

Я теперь не только дикарка, но и фурия? Как это понимать?! Скрестив руки на груди, я пересекла мансарду вдоль и поперек несколько раз, пока случайно не наткнулась на свое отражение в пейзаже, висящем в рамке за стеклом. Отвлекшись от изображения реки, мирно протекающей по лесистой местности, я снова поймала свое лицо.

Щеки пылают персиковым цветом, перекрывая даже веснушки. Волосы огненной вспышкой обрамляют хмурое лицо. Губы упрямо сжаты. Глаза сияют парой изумрудов, поцелованных солнцем. Верхние пуговки рубашки расстегнуты – возможно, как и резинка в волосах, они не выдержали тесного контакта с ширинкой Ивана.

Распахнутый ворот открывает весьма интересный обзор на ложбинку – ту самую, что кроме Стаса и моего первого молодого человека, больше не видел ни один мужчина. Впрочем, Иван скорее всего уже рассмотрел все мои чрезмерные объемы, когда я вышла к нему в полотенце после бани. После этого дефиле он и попросил меня больше не раздеваться. Как иронично.

Только надо отдать должное, хозяин дома прав. Я выгляжу, как настоящая дикарка. Отражение в стекле только подтвердило его слова. Но так ли плохо это смотрится – вот вопрос, в котором мне предстоит разобраться. Не знаю, что насчет внешности, но внутри это ощущалось удивительно.

Как резкий глоток воздуха после долгого нахождения в душной комнате – утоляет жажду, но вызывает головокружение. Как кусок любимого эклера после трехдневной диеты – будоражит сладостью и дарит чувство вины. Как дорога, обещающая одновременно пугающую неизвестность и дурманящее ощущение свободы.

То новое, что пробуждалось внутри меня, не могло не тревожить. Я долгие годы отстраивала крепость своих убеждений. Кирпичик за кирпичиком закладывала высокоморальные ценности. Присматривалась к требованиям общества и формировала образ: достаточно закрытый, чтобы не вызывать возмущения, и в то же время улыбчивый, добродушный, отзывчивый – настолько, что грань между доброй помощницей и наивной лошадью, на которой можно ездить, стерлась напрочь.

Стерлась я сама. Собственными руками я перекрыла творческий поток, что должен был взрастить мой истинный характер. Я пошла против своей природы и там, где должно было вырасти нечто особенное, я вырыла семена и посадила скромные белые петунии – такие же, как и на каждой второй клумбе города посреди лета. И самое страшное в том, что я не знала, что именно должно было расцвести в моем внутреннем саду.

Есть ли шанс выпустить эту природу наружу? Пробудить то, что годами выкорчевывалось без разбору? Вдруг я превращусь в сплошной сорняк, если дам волю своей первородной сущности? Сколько мыслей. Я никогда не думала ни о чем подобном прежде. Я всегда думала, что люблю белые петунии.

Из мыслей меня выдернул шум под одном. Я осторожно присела на матрас, брошенный на полу, и подползла к стеклянному окну. Распахнула его, впуская в комнату легкий ветерок с озера.

Мне пришлось высунуться чуть дальше в окно, чтобы увидеть, как Иван достает какие-то коробки из хозяйственного пристроя. Радуясь тому, что не забыла надеть линзы, собирая вещи в пансионе, я с любопытством уставилась на мужчину, то появляющегося перед домом, то исчезающего в глубине сарайчика.

Ванино лицо было сосредоточено, и, хоть внешне он все еще походил на настоящего дикаря, заросшего в своей глуши, то по глазам его считывалась непростая личная история. Может, он превратился в нелюдимого отшельника не по своему выбору? Может, у этого всего есть своя трагичная предыстория?

Наталья сказала, что около года назад Иван вернулся из Москвы другим человеком. Что могло произойти такого, что заставило его свернуть с пути и связаться с местными бандитами?

«Они мне не дружки».

Возможно, он не врал. Тогда, выходит, врала Наталья, а вместе с ней и все те, кто распускает слухи по поселку. Ох, обо мне ведь тоже начали судачить. Как можно было про меня подумать, что я приехала к Ивану ради любовных утех? Не успев вступить в возраст половой зрелости, я уже выглядела, как эталон целомудрия, и уж точно не заслуживала, чтобы про меня пускали грязные слухи.

Хотя что мог подумать тракторист, когда увидел меня в одной рубашке на другой стороне оврага. Что я бесстыжая дикарка. Все верно. Эти люди не знают, какая я в своей обыденной жизни. Спокойная, рассудительная, в длинных юбках и закрытых рубашках. Если бы они знали, то не стали бы говорить обо мне такие мерзкие вещи. Или дело все же не во мне, а в тех, кто не умеет держать язык за зубами?

Из сарая вместе с Ваней появился добротный деревянный стол. Темные лакированные ножки поблескивали на солнце, пока мужчина придирчиво осматривал пыльную столешницу, проверяя, нет ли повреждений.

Прямо на стол слетела уже знакомая мне оранжево-малиновая птичка с кривым клювом. На лице Ивана появилась улыбка.

– Привет, малыш, – тихо проговорил он, по-свойски кивнув птице. – Что нового?