Я радостно закивала и, сполоснув чашку, побежала запрягать новый транспорт. Пьянящее чувство свободы манило творить глупости.

Я выкатила железного коня за калитку и осмотрелась. Впереди за соседским домом виднелась разрушенная колокольня. Объясняя дорогу до дома, Вика упоминала этот ориентир, чтобы я не заблудилась в пути. За церквушкой было поле, а там и кромка леса зеленела бескрайней полосой.

Вскочив на велосипед, я поехала навстречу волшебному дому.

Если бы я знала, что ждет меня впереди, осталась бы есть пироги и смотреть сериал про цыганскую любовь.

***

Спустя полчаса я уже подъезжала к лесу, оставив за спиной деревеньку, скрытую за полосой пыли от колес моего велосипеда. Я остановилась, рассматривая высокие стройные сосны с пышными кронами, шелестящими где-то высоко-высоко.

Небо над лесом затянуло густыми тучами, и накаленный жарой воздух потрескивал под самым носом. Повернуть бы назад…

Но я давно не испытывала такой опьяняющей свободы: от боли, от мыслей, от воспоминаний. И дом уже совсем рядом! "В лес войдешь и не сходи с тропинки. Дойдешь до оврага с подвесным мостом, если его, конечно, еще не заменили. А после моста минут двадцать пешком" – сказала Вика. Я-то на велосипеде, значит, мне совсем близко. И никакой дождичек не удержит меня от знакомства с лесным домиком. Я хоть и городская, но от грозы не растаю.

Я уверенно надавила на педаль и поехала в лес, стараясь не думать о сгущающейся тьме. На удивление меня не пугал лес и перспектива провести месяц в гордом одиночестве. Вдали от цивилизации. От людей. От Стаса.

Всем своим нутром я чувствовала, что мне нужно было что-то изменить. Тридцатилетие уже маячило на горизонте, а я как была неуверенной и неприметной всю свою жизнь, так ей и оставалась. Только в груди, кажется, кто-то плакал, едва мне стоило подумать о том, что я навсегда останусь такой. Нет, конечно, нет ничего плохого в скромности и покорности, но те истории, героиней которых я себя представляла…. Что, если они показывали то, какой я на самом деле хотела бы быть?

Без комплексов. Без норм, навязанных обществом. Без страха быть другой. Быть той, кого видит мир. Той, что не боится, когда на нее смотрят. Может, такая Оля Василевская имеет право на жизнь, а я душу ее всю сознательную жизнь.

И ведь, даже понимая необходимость что-то менять, я так ни разу не рискнула сделать шаг за пределы своего комфортного панциря. Я продолжала собирать слишком яркие волосы в тугие прически. Продолжала выбирать одежду, скрывающую очертания моего тела. Продолжала избегать красок на лице. Я выбирала сливаться с городом вместо того, чтобы стать яркой героиней, творящей свою собственную историю.

Но сейчас, приближаясь к кромке леса, я ощущала странное покалывание во всем теле, будто то было предвкушение грядущих перемен. Здесь от всего веяло волшебством, или мне об этом поведала чересчур живая фантазия. Неважно. Это все неважно. Я знала, что вернусь в город другим человеком. Другой женщиной.

Под колесами похрустывали сосновые иголки, цепь предательски скрипела с каждым прокручиванием педалей. Как назло, хотя и вполне ожидаемо, начал накрапывать дождик. Но поворачивать и ехать обратно было бессмысленно: я уже ступила на шаткий подвесной мост, перекинутый через глубокий овраг. Конструкция не вызывала доверия, но, раз мост на месте, значит, им кто-то пользуется.

Вцепившись в натянутую веревку, я медленно двигалась по мосту, зачем-то толкая впереди себя велосипед. Было бы куда разумнее оставить его и дальше двинуться пешком, но я была слишком увлечена нарастающим волнением, чтобы думать о чем-то, кроме дома, что был уже так близок.

Я почти миновала мост, когда за спиной что-то неприятно затрещало. Толкнув велосипед вперед так, что он плюхнулся на траву, я обернулась и едва не завопила от ужаса. Веревки, закрепленные за пару деревьев на том овраге, расползались на моих глазах, и я всем телом ощутила, как быстро спадает натяжение под моими ногами. Полугнилые деревяшки скрипнули, и я на миг превратилась в циркачку, буквально на последней секунде запрыгнувшую на твердую почву.

Мост бесшумно лег на стенку оврага, а я так и осталась сидеть на траве, обнимая велосипед и испуганно хлопая ресницами. Лес оторвал для меня обратный путь. Это знак? Дождь усиливался, и мне стало не по себе. Глупости, Оля! Нет ничего удивительного в том, что мост рухнул. Мало того, что он был старше меня, так ему еще пришлось принять на себя такой вес. Много лишних килограмм и сверху три пирожка с капустой.

Теперь уж точно деваться некуда – придется идти к дому. Я поднялась, прислушиваясь. Где-то совсем рядом находился источник непонятного шума – то ли назойливый шелест, то ли частая барабанная дробь, то ли все сразу.

Когда ливень сплошной стеной дошел до меня, я поняла, что источником шума был именно он. За секунду меня окатило с ног до головы, и я поспешила в сторону дома, практически не разбирая, куда еду. Стало вдруг темно, и только рокот ливня заглушал бешеный ритм моего напуганного сердца.

Отбрасывая мокрые волосы с лица, я смогла наконец рассмотреть перед собой его – бревенчатый дом с мансардой. Тот самый, что я очерчивала пальцами на фото. На миг я остановилась, позволяя воде пробрать меня насквозь. Со мной происходило что-то невероятное. Одинокая трусиха-толстушка стоит под ливнем посреди леса…

И ей это нравится! Страшно чертовски! И в то же время пьянит до самого нутра невероятный дух свободы и предвкушение перерождения. Это место изменит меня, иначе и быть не может. Теперь я точно это знаю.

Я задорно рассмеялась и со всей силой надавила на педаль, а дальше как во сне…

Скрежет слетевшей цепи. Подол платья цепляется за педаль. Велосипед кренит влево. Я поскальзываюсь в грязи и вместе с велосипедом падаю прямо в ледяную воду!

Если выживу, не забыть бы сказать Вике спасибо, что не рассказала про озеро, расположившееся напротив дома.

С трудом отмахнувшись от тяжелого велика и хватаясь за коренья сухого пня, я кое-как выбралась на берег, который развезло дождевым потоком. Практически на коленях я добралась до заветного деревянного крыльца.

Меня уже порядком знобило, и я не сразу попала ключом в замочную скважину. Когда мне удалось войти внутрь, я замерла посреди большой комнаты. В мыслях промелькнули образы, которые я не успела уловить и рассмотреть. Но чувство, оставшееся после них, успокоило мою тревогу. Удивительно, но мне на мгновение показалось, будто я не просто вошла в дом подруги, который через месяц будет выставлен на продажу. Мне чувствовалось, будто я вошла в свой собственный дом, который не видела слишком долго. Настолько долго, что родные стены поросли паутиной, и комнаты – пустые и холодные – уже не верили, что снова обретут хозяина.

Отбросив лирические размышления, я пощелкала выключатель, но старая люстра не отреагировала. Хорошо, что дневного света еще было достаточно, чтобы осмотреться. Только первым делом мне нужно было избавиться от грязной мокрой одежды.

У выхода на крючке висела куртка и большая клетчатая рубашка. Наверное, это странно – надевать на себя одежду прадеда Вики, но у меня не было выбора. Главное, не думать о покойниках в этом пустом жилище. Пока в голову не стали лезть мысли о всякой потусторонней чепухе, я поспешила скинуть с себя мокрое платье и белье и закутаться в уютную фланелевую рубашку простиранно-красного цвета.

На удивление она пахла неплохо: дешевым порошком, хвоей и чем-то глубоким и обнимающим, если можно так охарактеризовать запах. Рубашка заканчивалась чуть выше колен, а рукава оказались такими длинными, что их пришлось закатать три раза, чтобы мои ручки показались наружу. Я покрутилась на месте, внезапно ощутив себя маленькой и легкой в этой большой чужой рубашке. На фото дед Тимофей выглядел гораздо меньше.

Развесив свою одежду на спинку стула с потрескавшимся лаком на сиденье, я прошла из прихожей в основную комнату, которая занимала весь первый этаж. У двери было некоторое подобие кухни: пара напольных шкафчиков и раковина с ведром снизу. Над кухонным столом было окно, под которым на фото рос куст черники. Я перегнулась через стол и выглянула в окно. Грязь и обугленный черенок вместо цветущего куста. Какая жалость!

Зато из окна было видно озеро, в которое я свалилась. За потоками воды с неба было сложно разобрать размеры и цвет озера. Осмотрю его утром, когда стихия поутихнет.

В самой комнате царил беспорядок. На диване-кушетке валялся ворох одежды. Большой круглый стол, на котором могла бы стоять ваза с полевыми цветами, был заставлен ящиками. В центре комнаты стояла печь невероятной аутентичной красоты: выбеленная, с тяжелой заслонкой – как в старых деревенских домах. Я могла бы греться рядышком, если бы оказалась здесь зимой. Тут, наверное, сказочно в любое время года.

За печкой спряталась лестница на мансарду, но лезть туда, когда в доме становилось с каждой минутой все темнее, я не решилась.

Там же, за печкой, я нашла кресло-качалку с накинутым на него одеялом, и решила устроиться в нем, чтобы отогреться. На случай обороны от возможного зверья я прихватила лопату, стоявшую у входа в дом, и юркнула под плед, обнимая грубый черенок. Надеюсь, ей не закапывали покойника…

Нужно лишь пережить дождливую ночь, а утром я отыщу велосипед, брошенный на берегу озера, и отправлюсь в деревню за своими вещами и продуктами. Ох, совсем забыла про мост. Неужели придется плестись вдоль оврага в надежде отыскать менее высокий и крутой спуск? Подумаю об этом завтра. Какой же долгий был день…

Ливень немного стих, и только крупные капли с шелестом пропадали в иголках, которыми была устлана почва. Усталость и тепло пледа сморили меня, и я провалилась в сон.

Мне снился Стас, покрывающий мои руки поцелуями. Он говорил что-то приятное, протягивал пирожки с капустой и любовался тем, как я жую. Внутри разливалось тепло от того, какой нежностью и любовью был напитан этот бредовый сон.

Но внезапно что-то грохнуло, и лицо Стаса стало меняться. Оно исказилось болью. Мужчина неестественно выгнулся, похрустывая позвонками. Воя и разрывая на себе одежду, любимый человек превращался в огромного косматого волка. С челюстей капала ядовитая слюна, а я не могла пошевельнуться или закричать. Все мое тело сковало холодом и ужасом. Снова раздался раскатистый грохот, и я очнулась, свалившись с кресла…

Глава 5

За окном сверкали молнии, и где-то вдали мощными раскатами разносился гром. По полу несмелой змейкой полз холодный воздух, и я, дрожа от страха, на четвереньках выглянула из-за печки. Дверь оказалась распахнута настежь. Скрипя петлями, она качалась туда-сюда по ветру. Спокойно, Олюшка, это всего лишь природа пришла познакомиться с тобой. Она проверяет тебя на прочность. Не дай себя запугать!

Я собралась, поднялась на ноги и, держа лопату наготове, подбежала к двери и захлопнула ее одним быстрым движением. От стука двери в комнате что-то протяжно завыло. И только тут я заметила его…

Недалеко от входа на полу сгорбилась темная куча: то ли зверь, то ли нежить из детских страшилок. «Ууууууу!» – протянуло нечто, и мое сердце ухнуло прямо в желудок. Это же медведь! Зверь шевельнулся и снова замычал, и я, стараясь не описаться от страха, что есть сил хлопнула его лопатой по голове и под кошмарный рев поспешила к лестнице, чтобы укрыться от медведя на втором этаже.

Интересно, если меня сожрет это чудовище, как скоро мое растерзанное тело найдут спасатели? Наталья вообще еще помнит, что ее новенькая постоялица уехала кататься на велосипеде и не вернулась?

Пока я размышляла о своей судьбе, сидя на верхней ступеньке, зверь вдруг начал…материться? Ничего необычного, просто матерящийся медведь. В русской глубинке и не такое встретишь.

– Твою мать! Как больно! – жалобно ныл медведь.

– Ты к-к-кто такой? – стуча зубами от ужаса, крикнула я.

– Это ты кто, сумасшедшая? Убить решила? – донесся ответ из-за печки.