Машина стала издавать гудение, но тут же этот шум что-то стало перекрывать. Слева от автоматов была неприметная дверь, на которую он не обратил внимания. Она была бежевой, под цвет стен, и не выпирала. Арсений сделал пару шагов назад, выкинув из головы, что его еда уже выдана и ее нужно лишь забрать. В дверь кто-то стучал. Яростно, непрерывно, как будто бы хотел вырваться. Несколько странных событий, которые произошли за последние минут десять, ослабили удивление и притупили чувство самосохранения. Медленно, ступая на носочки, он подошел к двери и аккуратно прикоснулся к ее немного шершавой поверхности.

В ту же секунду его глаза расширились, пульс участился, он начал заваливаться назад, так как дверь начала открываться. Из темного прохода выпал человек. Движения незнакомца были резкими, размашистыми, дышал он прерывисто и загнанно. Как только выпал, не обращая внимания на Арсения, мужчина развернулся на темных лакированных туфлях, поскользнувшись на плитке, и из последних сил захлопнул дверь, подперев ее всем телом. Его грудная клетка ходила ходуном, он сглатывал прерывисто, но взгляд стал жестким и был направлен точно на Арсения, который от скорости происходящего упал да так и продолжил сидеть на полу. Лицо незнакомца казалось смутно знакомым, а одежда и туфли намекали на то, что он в этом театре работает музыкантом и на сегодняшнем выступлении точно присутствовал, сидел в оркестровой яме.

– Я Антон, – наконец отдышавшись и подавив дрожь, представился он. И тут же, нахмурившись, добавил: – Ты же, чтоб помочь, пришел? Очухался наконец?

Арсений пытался осмыслить слишком неожиданное развитие событий. Вторую реплику он пока задвинул подальше, пытаясь разобраться во всем по порядку. Он потряс рукой, которой неосторожно ударился, когда упал, облокотился на вторую и медленно встал, отойдя на пару шагов. Ситуация была странная, но из-за многих лет актерской практики и того, что Антона он точно видел пару раз на репетициях, Арсений решил вести себя как ни в чем не бывало. Мало ли, из-за чего кто-то оказался заперт, может, по глупости или из-за жестокой шутки. О том, что в театре не работали дети, способные на бессмысленные приколы, он решил не думать.

– Честно, без понятия, прогуливался. Время не подскажешь?

Арсений зачем-то показал на стену, со стороны которой по-прежнему доносилось тиканье. Губы Антона искривились, взгляд потемнел, а плечи, которые только недавно расслабились, снова напряглись. Он поднял руку к лицу, прикрыл глаза и попытался разгладить складки между бровей.

– Нет, так не пойдет.

Антон выглядел худощавым и неповоротливым, но когда он сделал рывок, схватил Арсения за запястье и настойчиво потащил за собой, ощущение его неуклюжести вмиг улетучилось. Арсений несколько раз попытался потянуть руку на себя, но его усталость после выступления нисколько не ушла, сил не было. Не получалось напрячь мышцы, хотя он отыграл всего-то парочку спектаклей подряд.

В темных коридорах стук четырех каблуков захватил все пространство, создавал эхо и, кажется, был слышен всюду.

– Что творишь? На кой хрен тащишь?

Из-за невозможности сопротивляться Арсений злился.

– То, что у меня с собой нет телефона, не значит, что я не смогу позвать на помощь. Давай по-хорошему, а?

Антон замедлился, повернулся вполоборота и еле слышно начал шептать. Арсению пришлось наклониться, чтобы расслышать.

– Пожалуйста, тут происходит чертовщина, и я не справляюсь. Я объясню, но когда мы отойдем достаточно.

С этими словами он отпустил руку и пихнул что-то в сторону Арсения.

– Вот, так тебе будет спокойнее? Если выслушаешь и решишь, что это не стоит твоего внимания, – уйдешь. Но сразу скажу, это и тебя касается, и тех, кто здесь работает. Ну и меня, конечно, но не суть.

Арсений взял протянутый предмет. Это оказался его телефон. Хотя на мгновение показалось, что он не видел его вечность. С заблокированного экрана светился персонаж, которого он поместил туда вчера после просмотра нового сериала. Телефон лежал в гримерке на шкафчике, взять его было бы не сложно. Он поджал губы, коря себя за такую беспечность. Антон не внушал доверия, но Арсений решил выслушать, и он чувствовал, что это решение растратило последние силы на эксперименты и отхождение от уже привычных жизненных решений. Последняя странность на сегодня. Или на неделю. Или на год.

Они ушли далеко вглубь музыкального отделения, коридоры старого советского здания однообразные и узкие, поэтому заблудиться легко, если не понимаешь, где находишься. Арсений не понимал, он ни разу тут не был и давно сбился со счета поворотов. Одинаковые шершавые стены, арочные проходы с облупившейся краской. Пару раз они прошли сквозь аудитории, уставленные музыкальными инструментами, скрытыми в чехлах. Они шли недолго, но из-за однообразия окружения казалось, что целую вечность. Каблуки продолжали отстукивать неровный ритм, пока спутники не дошли до тупика. По ощущениям, они ушли в самый крайний угол здания.

– Смотри…

Они оказались в небольшом кабинете, у стены стояло несколько стопок стульев, старый рояль и кафедра. Антон взял один стул сверху, поставил его спинкой к Арсению и сел. Арсений остался стоять ближе к выходу.

– Я задам один вопрос, и ты сам все поймешь.

Арсений теребил край пиджака и слушал, вопросительно подняв бровь. Он был заинтригован, а заговорщическая атмосфера его бодрила.

– Сколько раз ты выходил на сцену в этом месяце и помнишь ли хоть что-то вне этого театра?

Арсений поджал губы. Антон почесал подбородок, сделал попытку сдвинуть брови, но не смог сдержать улыбки.

– Блин, вопроса два, а как пафосно могло получиться.

Арсений перевел взгляд на потолок. Сколько раз он выступал и был ли дома? Память выдавала информацию со скрежетом, вот он выступает сегодня, вот вчера весь день. И до этого несколько дней. Каждые несколько суток новая программа, время вне выступлений, даже ночью – репетиции. Когда последний раз был дома? Недавно же был, точно. Арсений достал телефон, посмотрел на число, заглянул в заметки. Начала кружиться голова. Он глубоко вздохнул и выдохнул несколько раз, чтобы унять тошноту.

– Ответ «очень много» и «очень мало», правильно?

Антон подал голос, и Арсений понял, что минут пять осмыслял то, что не замечал, как спит по четыре часа в несколько дней, как и все в коллективе. Спит же вообще? И ведь никто и слова не сказал, все только о работе и говорят. Ни о чем, кроме работы.

– Черт, вначале точно было не так.

Арсений запустил руку в волосы, он вспомнил, как год назад часто встречался и обсуждал новости со старым другом в баре, ходил на мероприятия, иногда навещал мать, радовал ее очередной крупной ролью. В те времена у него сердце из груди выпрыгивало перед выходом на сцену, а после счастливая улыбка не сходила с лица, когда он видел отдачу зрителей, слышал аплодисменты.

– А он сразу свое лицо не стал бы показывать, он не дурак.

Антон следил за сменой эмоций на лице Арсения. Тот не мог уложить все то, что вспомнил, в одну картину. Вот все хорошо, а потом он все больше уходит в театр, все больше времени проводит в его стенах, забывает о внешнем мире, читает, заучивает, декламирует текст, срывает овации, уходит, и все по новой…

– Антон…

Ему же казалось, что все в порядке вещей и не спать неделю – плевое дело. Как его заставили так думать? Похоже на промывку мозгов. Арсений не заметил, как стал вышагивать до правой стены и обратно.

– Кто этот он, не скажешь? И как? У меня год как в тумане! Еще бы немножко в таком режиме, я бы просто…

Он запнулся, не зная, чем закончить. Остановился напротив Антона. Тот нагнулся вперед.

– Кто – знаю. Стас, наш главный, режиссер. Конечно, может не прям он, одержимость не отметаю, но это маловероятно.

Антон откинулся назад, схватившись руками за спинку стула.

– Знал бы, как он это проворачивает, – давно бы уничтожил его. Столько жизней сгубить..

Он сжал спинку с силой, так что побелели костяшки. Посмотрел Арсению в глаза решительно.

– У меня есть зацепки, есть наблюдения за подконтрольными. Знаю, что чем больше работаешь в театре, который он захватил, – тем быстрее теряешь волю. Он здесь король. Люди работают на износ, каждый в театре не знает отдыха, но не считает это проблемой. И не потому, что любит свое дело. Оно тоже становится им безразлично. Обычно это занимает годы, но и результат не обратим. То, что ты проснулся – удача. Что-то тебя сдвинуло с заготовленного маршрута. Другие – ни в какую, я пытался, они просто не реагируют, он заставляет их избегать любых отклонений от рабочего ритма.

Антон улыбнулся.

– Вот может теперь получится разобраться. Я, чтобы не свихнуться, появляюсь тут редко и перед Стасом стараюсь не светиться. Хотя сложно это, он, кажется, повсюду.

Арсений слушал вполуха, переваривая полученную информацию.

– С чем разобраться? С ума сошел? Надо сваливать, и все, на хрена тут торчать.

Он развернулся к двери с твердым намерением уйти. Состояние полной апатии и одного направления мысли теперь представлялось как что-то липкое и противное.

Арсений посмотрел в коридор, который заканчивался поворотом. Устало прикрыл глаза.

– Выведи меня отсюда. Потом поговорим. Я хочу домой.

Антон громко выдохнул сквозь зубы. Встал, отставив стул в сторону. Направился к двери, тихо проговаривая:

– Тебе надо время, понимаю. Но нам надо спасти их, вместе должно получиться. Я не хочу, чтобы и они повторили судьбу предыдущих театров Стаса.

У Арсения не осталось сил на споры и обсуждения. Мозг, кажется, работал из последних сил. Усталость многих недель работы на износ наложилась на шок и избыток информации от воспоминаний.

– Антон, я правда устал. А твои убеждения не помогают мне принять то, что я добровольно над собой издевался.

Они шли по коридору, стены были все такими же блеклыми и однообразными. После петляния оказались на той самой развилке, не раздумывая свернули в сторону гримерок. Арсений не стал переодеваться. Заглянул в помещение, чтобы взять сумку, услышал совет Антона взять что-то теплое, накинул верхнюю одежду. Из коридора стали слышны голоса. Когда он вышел, увидел Антона, который смотрит на толпу актеров и музыкантов, возвращающихся с «отдыха».

– На двадцать минут отошли побродить по зданию, и все, еще три дня без перерывов.

Арсения пробрала дрожь. Из своей памяти он выудил такие же фрагменты. Как прохаживался по зданию с коллегами сразу после закрытия занавеса, обсуждая сценарий и идеально вытянутые ноты, симулировал смех на комментарии Дмитрия, страшного зануды. Тот часто играл ученых и профессоров, так совпало.

Арсений двинулся по коридору в сторону выхода, по крайней мере было смутное ощущение, что он был там, Антон знал путь лучше, поэтому негласно было принято решение, что он ведет.

– Ой, Арсюш, ты куда, сейчас же репетиция! Стас нам такую постановку достал, ты не поверишь, просто песня!

Катя всегда была женщиной яркой, много улыбалась, и если бы Арсений не помнил, что она, как и он, была абсолютно всегда в театре, без нормальной жизни на протяжении полугода так точно, то решил бы, что вся эта чертовщина над ней не властна. Он попытался сделать наиболее невинное выражение лица, хотя чувствовал, что по правилам этого места собирается совершить преступление. Не прекращая движения, он прошел мимо нее и, улыбнувшись, сказал:

– В кабинет надо, мигом сбегаю и вернусь.

Он слышал, как она пробормотала что-то про очень важных людей, и поспешил к выходу. Антон уже стоял у массивных стеклянных дверей. Они вышли на улицу, и тут Арсений осознал, что не помнит, как наступила зима. Время, смена суток и времен года показались ему невероятно сложными. Кажется, в последний раз он прогуливался снаружи, когда была середина лета. Когда на самом деле он спал в последний раз, где, может вообще прямо в гримерке на куче одежды, как его организм вообще выдержал такой режим, когда он на самом деле смотрел сериал с заставки телефона? Точно не вчера.

Он замер, глядя на ночное пустое небо. Снег лежал на земле, но снегопада не было, проезжали редкие машины.

– Дай телефон.

Арсений засмотрелся на глубокий синий цвет вокруг. Внутри театра все либо бежевое, либо красно-замшевое, непривычно. Не задумываясь, протянул свой новенький одиннадцатый айфон.